Слава Советскому СОЛДАТУ-ПОБЕДИТЕЛЮ, освободившему ВЕСЬ Мир от звериного фашизма!!!
Спасибо и нижайший поклон всем труженикам тыла, которые «от мала до велика» работали не покладая рук день и ночь на заводах и фабриках, на колхозных полях, СНАБЖАЯ ФРОНТ ВСЕМ НЕОБХОДИМЫМ!!!
Здоровья и Счастья на ДОЛГИЕ ГОДЫ ВСЕМ ЖИВУЩИМ ВЕТЕРАНАМ ВТОРОЙ МИРОВОЙ войны и ТРУЖЕНИКАМ ТЫЛА!!!
На третьем месте был ПЕРВОМАЙ. Я его вообще тогда никак не воспринимал. Все праздновали «КРАСНЫЙ ДЕНЬ КАЛЕНДАРЯ», кроме нас. Мы лежали на нарах, никому ненужные, и только один дежурный офицер находился с нами.
Знакомимся, братаемся, делимся гражданской жизнью, «травим» анекдоты, и в этот момент один из ребят предлагает отметить сегодняшний праздник. Говорит, «за забором мужик предлагает бутылку водки за 10 рублей». Я без особого желания стал четвертым и пошел с ними к забору. Купили, достали закуску из своих мешков, налили первому в кружку. Он выпил за праздник и закусил. Затем налили второму, он тоже выпил и через несколько секунд говорит, «так это не водка, ребята, а вода». Мы начали нюхать и рассматривать бутылку, этикетку и пробку. Все было ЗАВОДСКОЕ, «комар носа не подточит». С большой злостью и проклятьем разбили бутылку о бетонный забор.
Отошли от «горя» быстро, уже через 5 минут смеялись «до упада» над Наилем, который первым выпил и не заметил простую воду. Этот случай сдружил меня еще с двумя ребятами, Колей и Сашей, помимо Наиля. Но душа у меня еще тянулась к своим старым друзьям по учебе и работе в «ТТУ». «Как они, куда их раскидала судьба?», об этом я до сих пор не знаю.
Наступило 8 ноября, и с утра заработал «Пересыльный пункт». Я прошел медицинскую комиссию, сдал на проверку все свои документы и комсомольскую карточку. На следующий день узнаю, меня и моих новых друзей зачислили в команду 280 для службы за границей. Мы этому очень обрадовались, так как в СССР был «железный занавес», и о за границе только мечтали. А тут появилась возможность долго пожить за рубежом и все увидеть своими глазами. Но радость наша немного поутихла, когда нам позже сказали, сначала в течение 6 месяцев мы будем учиться на командиров БМП-1 (Боевая Машина Пехоты) в учебном подразделении на Кряжу города Куйбышева. Услышав про Куйбышев, мы снова обрадовались, ведь мы возвращаемся практически домой в любимый город. Позже я узнаю, направили нас учиться на младших командиров только потому, что у нас было среднее образование, и все мы были КОМСОМОЛЬЦАМИ.
Когда возвращались обратно в город Куйбышев, несколько ребят под гитару пели, «…как хорошо быть генералом». Возможно, мечтая о генеральских погонах и хорошо зная о том, что «плох тот солдат, который не мечтает стать генералом». Слушая их, я вспоминал и другие песни в исполнении Эдуарда Хиля, которые я напевал еще в Косихе: «Песня о друге», «Как провожают пароходы», «Зима». Они и сегодня возвращают меня в то далекое беззаботное детство.
Спасибо за творчество и Светлая, Вечная Память тебе, Эдуард!!!
Вагон «ходил ходуном», распоясались ПРИЗЫВНИКИ, начали потешно рвать на себе старую одежду, и я потрошил свою «фуфайку» (в народе называли телогрейкой или ватником) и шапку. Все стали похожими на беспризорников из фильма «Республика ШКИД».
Нас сопровождали офицер и два сержанта. Один сержант в процессе общения сказал, «кто прошел „учебку“ на Кряжу, тому не страшен Бухенвальд». При этом на вопрос, почему так, ответил, «сами все узнаете во время учебы». Я, как и многие другие, не предал значения этим словам. Подумал, «шутит сержант или страху нагоняет».
И вот мы на Кряжу стоим на плацу 65 учебного ПОЛКА. Глядя на нас, «ОБОРВАНЦЕВ», даже видавшие виды офицеры не могли сдержать смеха. Меня и моих друзей зачисляют в 3 УМСР (учебная мотострелковая рота), 1 УМСБ (мотострелковый батальон). Ведут нас в расположение роты, распределяют по кроватям. Мне достался второй ярус рядом с центральным проходом. Туалетные принадлежности и личные вещи складываем в тумбочки, мешки с продуктами и консервами сдаем на хранение в «каптерку» (комната для хранения имущества).
Затем нас ведут в баню, мы сбрасываем с себя всю рвань, и тут же нас начинают подстригать «под ноль». С одеждой я расстался легко, а вот волосы было жалко, долго отращивал. Стригли нас плохо заточенными механическими машинками, боль была невыносимая, как будто волосы вырывали с корнями. Каждое лето в детстве мой Папа точно так же «под ноль» подстригал нас с Братом, но машинка всегда была наточена. Большое банное отделение было оборудовано открытыми душевыми кабинами. Нас было 100 Человек. Получилось по 4 Человека на душ, и эти четверо пользовались одним куском банного мыла и одной мочалкой. На выходе из банного помещения давали полотенце, нижнее белье (кальсоны, рубашка с длинным рукавом) белого цвета и портянки. В предбаннике был организован склад с военным обмундированием. Выдали каждому военную форму, шинель, шапку, ремни и кирзовые сапоги. Все это подбиралось на ходу по приблизительным размерам. Через три часа на улицу вышли совсем другие Люди, СОЛДАТЫ в ФОРМЕ. После нас осталась большая куча рваной одежды, обуви и приличная копна волос. Все это еще напоминало гражданскую жизнь, которая удалялась постепенно все дальше и дальше от нас.
Повели в столовую, мы еще были ВЕСЕЛЫ и БОДРЫ, вели себя немного распущенно, по-граждански. Сержанты на это смотрели «сквозь пальцы», были очень добры и вежливы. Еда не понравилась, ели мало в надежде доесть остатки домашней пищи с консервами из своих мешков. Дежурный по роте на построении объявил, «во избежание всяческих отравлений все продукты утилизированы». Нам оставалось только положить, как говорил мой Папа, «зубы на полку» и ждать завтрака. Еще долгое время наши консервы служили дополнительным питанием у всего сержантского состава роты.
Перед отбоем я обнаружил в своих галифе маленький карманчик-пистончик, в него положил оставшиеся 15 рублей. Утром после подъема я их там не обнаружил, как и многие другие СОЛДАТЫ-КУРСАНТЫ тоже не нашли в своих карманчиках-пистончиках денежки. Сначала мы тихонько это обсудили между собой, затем с сержантами. Они сказали, «надо было сдать свои деньги на хранение, а не „заныкивать“ их, теперь как найдешь, вон тут вас сколько». Предложено было всем вывернуть карманы, снимали простыни и наволочки, но ни одного рубля не нашли. Самое интересное в этом деле вскрылось позже. У тех, кто не «спрятал подальше» деньги в свои карманчики-пистончики, а положил в другие места, они не пропали. Нужно было быть «непроходимыми тупицами», чтобы не понять, кто украл наши деньги. Тем более наряд по роте был СЕРЖАНТСКИЙ.
Начался «Курс МОЛОДОГО БОЙЦА». Это так звучало, а на самом деле мы первые полгода службы были «САЛАГАМИ или «САЛАБОНАМИ», как нас называли сержанты. Впереди через каждые полгода были еще три категории: «МОЛОДОЙ», «ЧЕРПАК» и «ДЕД», он же «ДЕМБЕЛЬ».
Сержанты вежливо по-отечески учили нас правильно наматывать портянки, подшивать белые подворотнички (делались они из простыней), стирать, сушить и гладить свою форму, заправлять постель и выравнивать полоски одеял. Мы тренировались быстро раздеваться при «ОТБОЕ» и при этом красиво укладывать форму на табуретке, а также быстро одеваться при «ПОДЬЕМЕ». Нас учили ходить строевым шагом и при этом отдавать честь старшим по воинскому званию. Все свободное время учили Присягу и Уставы.
Мне все очень нравилось, я с большим настроением учился военному делу. Частенько вспоминал того сержанта в вагоне, который запугивал нас страшной службой на Кряжу, сравнив ее с «Бухенвальдом». Перед принятием Присяги мы постреляли из своих автоматов АКМ-74, которые за нами закрепили.
28 ноября 1976 года я вместе со своими БОЕВЫМИ ДРУЗЬЯМИ принял ВОЕННУЮ Присягу!!!
Наш взвод практически в полном составе сфотографировали после принятия Присяги. Я очень рад, эта фотография у меня сохранилась, как и вторая, в «ленкомнате», но о ней позже.
28 ноября 1976 года, город Куйбышев, Кряж. Принял военную Присягу, стою в верхнем ряду, четвертый справа. С нашим командиром взвода лейтенантом Досуговым и сержантами, Закировым и Ипполитовым
Я был удивлен, что всего за 20 дней мы, вчерашние гражданские ребята, стали настоящими ЗАЩИТНИКАМИ СВОЕЙ Родины, СССР. Об этом нам сказали и наши ДОБРЫЕ сержанты. А, самое главное, они сказали, что с этой самой минуты НЕВЫПОЛНЕНИЕ ПРИКАЗА является уже ТЯЖКИМ ВОИНСКИМ ПРЕСТУПЛЕНИЕМ и можно угодить в ДИСБАТ (дисциплинарный батальон). Наших ДОБРЫХ и ДУШЕВНЫХ сержантов как будто подменили. Они заявили, «с сегодняшнего дня в деле обучения и воспитания будет работать самый главный армейский принцип, „НЕ МОЖЕШЬ – НАУЧИМ, НЕ ХОЧЕШЬ-ЗАСТАВИМ“, и только теперь ПО-НАСТОЯЩЕМУ мы НАУЧИМ вас всех Родину Любить».
И тут НАЧАЛОСЬ. За малейшее неподчинение или пререкание – наряд по роте вне очереди. А это посменное круглосуточное дежурство возле тумбочки дневального по охране личного состава и всего имущества роты, включая самое главное – оружейную комнату. Бесконечная и бессонная работа по уборке всей казармы и туалета. Сержант, дежурный по роте, проверял чистоту белой тряпочкой. Приходишь с наряда, как «выжатый лимон», поспавший, если повезло, часика два вместо положенных четырех. А тут тебе ночная отработка норматива начинается, «ОТБОЙ-ПОДЪЕМ». Мы, как «белые моли», в нижнем белье «порхаем» над своими кроватями, но уложиться в 45 секунд успевают не все 25 Человек. И из-за них мы дальше продолжаем «порхать». Это могло продолжаться длительное время. Соответственно, наш положенный 8-часовой сон уменьшается на час, на два, на три. Некоторых нерасторопных начинаем ненавидеть.
После команды «ОТБОЙ» засыпаешь не сразу, надо еще подготовить форму к утру, начистить сапоги и бляху на ремне. Практически всю ночь идет движение личного состава в казарме, и этого не запрещали сержанты. Но если ты полностью подготовился и лег окончательно спать, то до «ПОДЬЕМА» ты ничего уже не слышишь, спишь очень крепко, и даже сны тебя не посещают.
В столовой каждый день идет отработка «СИНХРОННОСТИ». Подбежали к столам, в основном все перемещения стали теперь только бегом, звучит команда, «РОТА САДИСЬ». Не получилось одновременно, звучит другая, «РОТА ВСТАТЬ» и так много раз. Расселись, поступает другая команда, «РАЗДАТЧИКИ ПИЩИ, ВСТАТЬ». И тут не получилось одновременно. Несколько раз начинают их тренировать, а времени на прием пищи остается все меньше и меньше. И, наконец, раздается самая лучшая команда, «К РАЗДАЧЕ ПИЩИ ПРИСТУПИТЬ». Мы теперь уже не «кобенимся», как в первые дни, «сметаем» все, что «на столе стоит». Чувство голода у нас теперь постоянное, и оно не покидает нас ни днем, ни ночью.
На столах вместо 10 паек масла – 8, и так же с сахаром и белым хлебом. Недостающее забрали на сержантский стол. Все, что осталось, надо было быстро поделить на всех поровну. Раздатчику помогали три Человека. В бочках иногда попадался разрубленный пополам вилок капусты, мы его быстро «раздирали» по тарелкам и, как кролики, ели. Как только все поделили и еще половину еды не съели, звучит новая команда, «РОТА, ЗАКАНЧИВАЙ ПРИЕМ ПИЩИ». Что-то еще успеваешь схватить и проглотить. Тут же, захлебываясь, запиваешь все чаем, оставшийся хлеб прячешь в карман. И, наконец, звучит последняя команда, «РОТА ВСТАТЬ, СТРОИТЬСЯ ВЫХОДИ». Пока бежишь на улицу, доедаешь хлеб, а если не успеваешь, остатки прячешь снова в карман. Часто сержанты находили хлеб, и со словами, «что, нехватка достала», отправляли относить на стол. Пока СОЛДАТ бежал туда и обратно, успевал съедать свой хлеб.
Полы в казарме были деревянные белые и от того, что 100 Человек ходили и бегали по ним, за неделю становились черными. Сержанты приносили обычное стекло, разбивали его, и мы начинали мелкими осколками скоблить доски, добела. Выглядывающие шляпки гвоздей забивали молотком. Затем мазали белые полы мастикой и натирали «машкой» до блеска. На это уходило 3—4 часа нашего сна.
Самый тяжелый наряд был по столовой. Целые сутки бегаешь с пищей в бочках и посудой, расставляя на столы. Все это должно было быть идеально выровнено и разложено. После каждого приема пищи всеми военнослужащими ПОЛКА мыли всю посуду и столовую. Практически всю ночь чистили гору картошки. Поесть было некогда, намазывали на хлеб комбижир белого цвета и ели на ходу.
После этого наряда приходили «без задних ног», а надо было еще постирать обмундирование, просушить его в сушилке, погладить, подшить воротничок, и это все за ночь. Наполовину просушенную форму гладили по очереди, утюгов было мало. В промежутках спали и по очереди друг друга будили. Утром на построении все одетые «с иголочки», побритые, сапоги начищены, стрелки на галифе.
От постоянного недосыпа засыпали практически на ходу и везде, где бы не присели, хоть на 10 минут. Крылатое выражение, «СОЛДАТ СПИТ – СЛУЖБА ИДЕТ», работало у нас при этом на ВСЕ СТО ПРОЦЕНТОВ.
Некоторые солдаты не выдерживали и понемногу возмущались. Недовольных сержанты заводили в сушилку и били больно, но аккуратно, без синяков. Но если получалась промашка, и на лице у солдата появлялся синяк, на вопрос командира взвода, «ОТКУДА», потерпевший отвечал, «УПАЛ».
Зима оказалась очень снежной, и мы каждое утро вместо зарядки лопатами и метлами чистили плац и дороги. Почистить было мало, нужно было всем сугробам на газонах придать красивые геометрические формы с ровными углами и плоскими поверхностями. Удивительное дело, но и с этой сложной задачей мы справлялись.
Началась караульная служба. Три смены в карауле по два часа каждая. Бодрствующая смена наводит порядок в караульном помещении и учит Уставы. Отдыхающая смена спит на нарах в форме, но разрешали снять сапоги и ослабить ремни. Караульная смена охраняет склады. Думаешь, «хоть в карауле спокойно поспишь эти два часа в отдыхающей смене». Только заснул на нарах, как звучит команда, «КАРАУЛ, В РУЖЬЕ», и вводная, «НАПАДЕНИЕ НА КАРАУЛЬНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ». Быстро вскакиваешь, надеваешь сапоги, подтягиваешь ремень и мчишься к своему автомату. Затем, согласно плану, занимаешь оборону внутри караульного помещения. Отбив атаку мнимого противника, вновь ложишься спать. А тут новая вводная, «ПОЖАР В КАРАУЛЬНОМ ПОМЕЩЕНИИ», и все по новой. Только бежишь к пожарному щиту и, согласно плану, тушишь условный пожар либо багром, либо топором, либо песком или водой из ведра. Успешно потушили, и сержант дает команду, «ОТДЫХАЮЩАЯ СМЕНА, ОТБОЙ». Бодрствующей смене дает команду наводить порядк. Только уснул, а тут новая команда, «КАРАУЛ, В РУЖЬЕ» и вводная, «НАПАДЕНИЕ НА ПОСТ №2». Опять все по новой, но теперь уже бежишь с разводящим на пост, а тут и отдыхающая смена закончилась.
Караульному давали тулуп и валенки, это позволяло нам ВЫНУЖДЕННО спать на снегу по очереди, так как посты были рядом. Когда наши товарищи из отдыхающей смены с разводящим бежали на пост по вводной, спящего будили, и он быстро убегал на свой пост. Самая главная задача была у того, кто охранял спящего рядом на снегу, не уснуть самому и не «проморгать» бегущих по вводной или идущих на смену. Это было грубейшим нарушением Устава. Но «КТО-ТО» нам ПОМОГАЛ, и всегда «проносило», нас ни разу «не застукали».
Перед Новым 1977 годом, который я встречу в карауле на посту, наш замполит роты, капитан Анофриев, позвал меня в «ленкомнату».
Ему надо было сфотографировать для стенгазеты СОЛДАТА, изучающего Законы.
Это вторая моя фотография за всю «учебку», и ее удалось сохранить.
Декабрь 1976 года, город Куйбышев, Кряж, 3 учебная рота. Изображаю СОЛДАТА, изучающего Законы
Сфотографировал меня и говорит, что он с января начнет заступать в патруль по Куйбышеву. Ему нужны будут два СОЛДАТА, у которых есть где заночевать в городе, чтобы не везти их ночью на Кряж в казарму. Я сказал, «у меня и у моего друга Саши есть такая возможность». Мы с ним стали периодически заступать в патруль. Это был самый лучший наряд из всех, он приравнивался к отпуску. Другие ребята нашей роты в это время могли быть в наряде по столовой или в карауле со всеми вытекающими последствиями. Походив по городу, вечером замполит отпускал нас до утра по домам. Я мчался к дяде Боре, они всей семьей кормили и поили меня, удивляясь тому, как я сильно похудел за эти два месяца. Однажды, когда находились в патруле, был сильный мороз, и замполит завел нас в кинотеатр, чтобы согреться и заодно посмотреть отличный фильм «Стрелы Робин Гуда». Мне очень понравилась игра Бориса Хмельницкого, которому скажу об этом в 1989 году, и песня «Над Землей много белых птиц», которую буду иногда напевать. Тогда я не знал, что из этого фильма «вырезали» пять отличных песен Володи Высоцкого.
С января стали выезжать на полигон в поселок Черноречье. Ехали на машинах под брезентом, холодина была страшная, как у Володи в песне «Баллада о детстве», «здесь зуб на зуб не попадал, не грела телогреечка». Даже спать не могли, хотя времени было много. Я, чтобы подбодрить себя и моих товарищей, пел песни из «Бременских музыкантов», которые выучил наизусть с этой пластинки. Некоторые ребята подхватывали, и мы пели уже «на всю Ивановскую», «луч солнца золотого…», согревались, оживали и незаметно доезжали. Сегодня, слушая эти и другие песни в исполнении Муслима Магомаева, возвращаюсь в те дни, когда мне все еще 18, и я МУЖЕСТВЕННО ПРЕОДОЛЕВАЮ ВСЕ ТЯГОТЫ и ЛИШЕНИЯ ВОИНСКОЙ СЛУЖБЫ. Спасибо за творчество, Муслим, и Светлая, Вечная Память тебе!!!
В Черноречье были свои «прелести», начинались они с «оврага молодости». Путь к стрельбищу проходил через очень большой и глубокий овраг с деревьями внутри. Можно было пройти по мосту, но это не для нас, обвешанных с «ног до головы» оружием, ящиками с боеприпасами, комплектами «ОЗК» (общевойсковой защитный комплект, защищающий от радиации), противогазами и лопатами. Сержант говорил, что пока он один раз его преодолевает, мы должны успеть дважды, и давал команду, «ВПЕРЕД». Это нужно было видеть. С криками «УРА» мы неслись сначала вниз, сшибая все на своем пути и друг друга, затем поднимались в гору, затем опять вниз и опять в гору и еще раз вниз и в гору. После этого «норматива» тебе не хватает воздуха, хочется отдышаться, но уже подаются новые команды, «СТРОИТЬСЯ и ШАГОМ МАРШ». Ты начинаешь немного отходить от «оврага молодости», а тут вводные без конца, то «ВОЗДУХ», и мы в рассыпную, то «ОЗК» одеть «ГАЗЫ», и мы уже в противогазах и «ОЗК», то бежим, то ползем, то отражаем атаку с Неба. Перед стрельбищем снимали противогазы, «ОЗК», и давалась новая команда, «ЗАПЕВАЙ». Нам в лицо дул январский лютый ветер, и мы запевали,
«Бури нас не сломят, пули не сразят. Не грусти о доме, молодой СОЛДАТ.
Назвала тебя братом, ротная семья. За тобой за СОЛДАТОМ, Родина твоя».
Приходим на стрельбище к наблюдательной вышке «мокрые, как мыши», и на морозе нам начинают объяснять меры безопасности при стрельбе и как правильно вести себя в обстановке, приближенной к боевой. Слушая и запоминая, постепенно замерзаешь, «как Бобик». Вот уже мокрые рукавицы замерзли и не сгибаются. После инструктажа начинаем чистить направляющие в поле, готовим их для стрельбы. Стрелял всего два раза из БМП-1: один раз днем и один раз ночью. Из автомата и ручного пулемета стрелял несколько раз.
Командир роты («ротный») на снегу нарисовал прицел и показал палочку, которую надо наводить на цель, и началась стрельба. Когда я глянул в прицел, то увидел много палочек. Больше, чем нарисовал «ротный». Наводил по очереди каждую на цель и стрелял короткими очередями из ПКТ (Пулемет Калашникова Танковый). Затем выстрелил из пушки по «мишени-танк». Попал в цель или нет, не говорили, но и не ругали. Днем не было видно, кто куда «полил». А вот во время ночной стрельбы трассирующими пулями было видно все. Пули летели во все стороны, как на салюте. Инструкторы по стрельбе, «старослужащие», называли нас «баранами» и всячески принижали нас.
Перед ночной стрельбой произошел страшный случай. Несколько человек, в том числе и меня, отправили чистить направляющую от навалившего снега. В самый разгар чистки на соседнем направлении началась стрельба. Стреляли лучше, чем мы. Там готовили наводчиков-операторов, но, тем не менее, трассирующие пули летели и по сторонам. Некоторые из них начали пролетать рядом с нами. Мы кинулись бежать и спрятались за бруствером. Через какое-то время стрельба прекратилась. Видимо, вспомнили о нас и попросили прекратить огонь. Виноватыми все равно оказались мы, так как долго чистили.
Во время этой ночной стрельбы мы очень замерзли, и нас пожалели, разрешили зайти в класс под наблюдательной вышкой. Там хотя бы не было ветра. Мы стояли в строю, перед нами за столом сидел «старослужащий», инструктор по стрельбе, и НАГЛЯДНО РАЗБИРАЛ ПАТРОН. На наших глазах высыпал порох в пустой цинковый ящичек и поджег его. Вспыхнуло пламя, и мне даже стало теплее.
Затем он вставил пулю в гильзу и зарядил этим получившимся вновь патроном ПКТ. Положил один стол на пол верхней поверхностью к нам, а внутренней – к себе. Навел ствол пулемета на стол и выстрелил в него. Один из наших «бойцов», стоявший рядом со мной напротив лежащего стола, присел и взвыл от боли. У инструктора из рук выпал пулемет. Было видно, он не ожидал такого исхода и сильно испугался. С раненого сняли сапог, там было уже много крови. Мы оказали первую помощь, и несколько человек понесли его в казарму. Когда мы выходили из класса, я увидел, столешница изнутри вся была во вмятинах от пуль. Видимо, «ЭТОТ ФОКУС» показывался давно и удачно с целью напугать молоденьких СОЛДАТ, как мы. Но в этот раз, похоже, не весь порох высыпался из гильзы, и сила выстрела оказалась большой. Пуля пробила столешницу и застряла в ноге нашего товарища. Дело, конечно, командиры «замяли», раненый пролежал в санчасти с другим диагнозом. Рассказал нам потом, «пуля не задела кость, угодила в мякоть». Что было с этим инструктором, я не знаю. Все всегда было «покрыто МРАКОМ».
Раз в месяц ко мне приезжали РОДИТЕЛИ. Всего на час мой командир отделения, сержант Иполитов, отпускал меня к ним. На КПП Мама с Папой кормили меня и поили горячим кофе из термоса, вкус которого я уже забыл. Я рассказывал им, как в письмах писал, что у меня все отлично, служба – «МЕД». Я никогда не расстраивал РОДИТЕЛЕЙ правдой и дальше по жизни всегда берег ИХ. Хотя, видя меня сейчас, скорее всего, понимали, что это не так. По истечении часа я брал у них сумку с продуктами и приносил на проверку сержанту. Он забирал самое лучшее, остальное делили в нашем 3 взводе поровну на всех. Просил у сержанта разрешение еще на час. Кушая мою шоколадку, он сердобольно разрешал. Какие это были минуты. Я дорожил каждой секундой и каждым словом РОДИТЕЛЕЙ, понимая, что только через месяц увижу их вновь.
Засыпая в казарме на короткое время, я кусал подушку и проклинал себя за ту боль, которую я принес своей «шалостью» РОДИТЕЛЯМ в детстве, особенно Мамочке.