Воительница Ольга. Книга вторая

Почто выезжаешь в ночь без охраны, не предупредив ни меня, ни еще кого – либо? Ты так сильно уверена в своем воинском умении? Тогда позволь тебе напомнить о шишке на голове, которую ты заполучила, находясь тогда, куда в лучшей, боевой форме! Напомнить тебе, что еще не придумали заговора, от метко пущенной стрелы наемного убийцы!

– Ольга опустила голову: крыть было нечем. Действительно, если смотреть на её поступок с позиции опытного воина, то его, кроме – как детское баловство, не назовешь! Демир, сейчас, был прав во всем!

– Прости меня воевода! Ты прав, больше такого не повториться! Отныне, делай так, как тебе предписывает Устав и твои обязанности по обеспечению безопасности Княжеской семьи. Я полностью в твоем распоряжении! Руководи!

На том и порешили.

До княжеского подворья, теперь её сопровождал отряд из двух десяток гриден дружины. Мост был опущен, и проблем въехать в малую крепость не было. Ворота были нараспашку. Возле не маленького костра сидели два стража, особо по сторонам, головами не вертевшие. На цокот копыт отреагировали вяло, без особого воинского прилежания. Демир спрыгнул с коня. Сторожа приподняли задницы и подслеповато глядели на незваного гостя. Разглядев кто перед ними – засуетились, затеяв поправлять снаряжение и стараясь спрятать великие чрева. Демир выдержал паузу, давая возможность охранникам привести себя в бравый вид и только потом рявкнул:

– Начальника охраны – ко мне! – Оба сторожа дернулись выполнять приказ, но при этом столкнулись лбами и повалились на пятые точки в разные стороны. Громкий хохот двух десяток гридней, оценил их служебное рвение. Демир, веселья подчиненных, не разделял.

Через малое время, гремя копьем по кольчуге, появился главный охранник княжеского подворья. Тяжелая отдышка, из —за излишнего веса, не позволяла ему начать доклад, но при этом, извещала всех, кто стоял от него на расстоянии не более десяти шагов, что меды и сбитень в стольном городе, варить не разучились!

Демир, в ярости, нахмурил брови. Сделал два шага вперед и со всего размаха врезал кулаком в необъятное брюхо главного сторожа. Воздух, с превеликим шумом, из всех дырочек в теле, кроме ушей, стал покидать бреннуюоболочку толстяка. Шмыгнул нос, хрюкнуло горло, но особо заливистую и внушительную трель, выдала задница. На глазах у всех, начальник охраны, становился выше и стройнее! Но «всех» – это особо не радовало: ароматы из чрева хозяина ворот княжеского терема, сильно отличались от луговых. Даже сидящая на коне Воительница, начала икать, в предчувствии приближающегося приступа тошноты.

Воевода приказал собрать всех охранников и построиться перед подъемным мостом. Время для этого, много не потребовалось. Через полчаса, невеликий строй, великих толстяков, замер, на хорошо утоптанной площадке, вокруг которой горели уже четыре костра. Было светло, как днем. Всех их насчитывалось, на обширное княжеское подворье – аж две дюжины«отчаянных и зорких стражей», в возрасте от тридцати до сорока пяти лет. Оружие – длинные копья с тупыми наконечниками и, до безобразия ржавые, короткие мечи. Зато рожи каждого, напоминали парную телятину и лоснились, как – будто были натерты смальцем.

Воевода дважды прошелся перед строем, пристально глядя в харю (лицом назвать, не поворачивался язык) каждому из грозных сторожей. Затем сказал короткую, но торжественную речь. Она сводилась к тому, что княжество переживает, нелегкие времена и возникла потребность в смелых, сильных, выносливых и работящих людях, для выполнения ответственейшего задания. Выбор пал на команду княжеских охранников, как на лучших, из лучших! Как на самых надежных и работящих! Все знают: эти не подведут!

Именно поэтому, они завтра, в полном составе, под руководством младшего лесничего Дрёмы, отправятся в Рудный лес, за полсотни верст от тракта, на заготовку корабельного и строительного леса! Лесничему Дрёме, даны особые полномочия по поощрению лучших работников и наказанию нерадивых, посредством применения или неприменения пастушьего кнута с гирькой на конце. Поощрение – это когда кнут отдыхает. Наказание…, ну здесь все понятно!

В помощь лесничему выделяют еще двух катов (кат – палач, секущий провинившихся на площади), из свиты мирового судьи.

По мере яркого выступления воеводы, лица сторожей теряли цвет парной телятины и приобретали цвет солонины, пролежавшей в солевом растворе, не менее седмицы! А при упоминании об их новом начальнике Дреме – совсем загрустили. Особенно начальник стражи. Воздух возобновил выход из его чрева, уже без помощи кулака Демира,

Дело было в том, что Дрема обладал несколькими выдающимися способностями: буйволиной силой, детским разумом и сказочной исполнительностью. Однажды, он голыми руками задавил пятилетку шатуна – медведя. Другой раз, старший лесничий, в шутку, отправил его в лес за цветной ольхой. Но она прорастала только в Гамарьиной пуще, в предгорьях Караньского хребта. А до неё было – более четырехсот верст.

Вернулся, Дрема только через три луны, на телеге, в которой лежали два ствола заказанной ольхи. Худой, грязный, но довольный своим послушанием!

И вот теперь, такой дуролом, будет ими руководить! Есть от чего загрустить и измениться в лице. Спорить и возмущаться, у охранников смелости не хватило и они, молча, отправились собираться в дорогу. Занятость толстомордой команды, до первого снега, была решена. Их место уже занимали пять десятков гриден сотника Тарана. Это теперь была личная охрана Княгини, и жить она должна на княжеском подворье. Демир, с остальными гриднями, убыл восвояси. Ольга приступила к знакомству со своим, отныне постоянным жильем. В этом её помогал главный хранитель и ключник – сухонький, пятидесятилетний думский боярин Сивко. По причине бездетности и вдовства, он постоянно проживал в княжеском тереме, в богато обставленной горнице на нижнем ярусе – этаже.

Терем Ольге понравился. Непривычная к роскоши, она с удовольствием разглядывала роскошные ковры и шкуры, устилавшие полы всех помещений; тяжелые, бархатные шторы, закрывавшие оконные проемы; массивную дубовую, резную мебель, бархатом же обитую; серебряные, кованные подсвечники, большим числом украшавшие помещения; невиданные растения, во множестве произраставшие в кадках из мореного дуба.

Особенно ей понравился огромный зал, с окнами забранными цветными, стеклянными витражами, высоченным потолком и стенами, увешанными различным оружием. В нем не было шкур и ковров, зато пол был выстелен полированными плахами из различных сортов дерева. Если в нем поставить пиршественные столы – за них сядет человек сто пятьдесят. А то и более! А если для хороводов или плясок, то людей уместится вдвое больше!

Себе, для житья, выбрала светелку, на третьем ярусе. До этого её никто не занимал, поэтому попросила Сивка, обставить её, по своему вкусу. Чем сейчас и занимались вызванные мастеровые.

Сивко ей нравился своей немногословностью и деловитостью. Казалось, он умеет читать её мысли: она только начинает что – то предлагать, а он уже отдает распоряжения своему помощнику.

Для трапезной, Ольга выбрала небольшую горницу на первом ярусе, окна которой, выходили во фруктовый сад с небольшим прудом с живущими в нем лебедями. В ней тоже распоряжались мастеровые. Одним словом, присутствия Ольги на месте работ, не было никакой необходимости. И она вновь оседлала Бутона. Из ворот подворья Княгиня выехала при плотном сопровождении двух десятков гриден в полном боевом снаряжении.

Встречные горожане, снимали головные уборы и земно кланялись. С одной стороны – это было приятно, со второй – непривычно.

На дружинном подворье было безлюдно. С сегодняшнего дня боевая учеба была перенесена в поле. Но воевода был на месте. Сидя в бывшей горнице Ольги, он дожидался результатов допроса, захваченного ночь наемного убийцы. В принадлежности к этой специальности, вопросов не было. Под мышкой, оставшегося в живых татя, была обнаружена тату в виде черного паука!

– Понимаешь, я послал ребят, чтобы они доставили трупы, тобой срезанных нападавших, на дружинное подворье. И тут мы их подраздели и осмотрели. У всех троих – под мышкой пауки. Ожидаемо, точно такой же, оказался и у оставшегося в живых.

Первый, поверхностный спрос показал, что все четверо – дикие горцы с караньского хребта. Ныне жду результатов настоящего спроса. Сейчас полонянином занимаются настоящие спецы по спросам. – Ольга понимающе кивнула. Сейчас воевода находился в родной стихии и ему указы, и советы вовсе были не нужны:

– Воевода, не угостишь ли княгиню, по старой дружбе, чем – ни будь покрепче, и похолоднее чем сбитень? Настроение на меня такое напало! – Демир загрохотал сапогами и выскочил за дверь. Через малое время он вернулся, неся перед собой приличный кувшин с пенным напитком от которого по горнице мгновенно распространился дивный запах лугового меда:

– Только вчера бочонок вскрыли из запасов Ерофея. Меду – не меньше трех десятков лет! И сварен на совесть! – Налил в старинный серебряный кубок, который в этой горнице выглядел инородцем. Зато пахучий мед, был выше всех похвал! Ольга с удовольствием осушила, за несколько глотков, чуть – ли не половину. Взглядом выразила воеводе восхищение и благодарность.

Допить до конца не удалось: в горницу, без стука, ввалился оружейник Прокоп. Вид был его так необычен, что у княгини, от удивления, открылся рот: совсем недавно, новый кожаный фартук просвечивал свежими прогарами, сапоги в золе и металлической окалине, когда – то окладистая борода, с правого бока, сильно обгорела. Волосяного кожаного ремешка на лбу не было, волосы торчали в разные стороны и налезали на лицо. Руки были заняты чем – то, завернутым в мешковину. Очи блестели как у безумного! Обвел взглядом горницу, и казалось, с трудом признал воительницу. Грохнулся перед ней наколени так, что застонал дощатый пол, сложенный из толстенных плах:

– Княгиня! Матушка! У меня все, благодаря твоим нареканиям, получилось! – Из очей обильно заструились слезы, оставляя дорожки, на давно немытом лице. От его густого голоса, закладывало уши! Плечи его тряслись от беззвучных рыданий, губы шлепали, выталкивая нужные слова. Руки путались в мешковине, стараясь открыть там спрятанное от посторонних глаз. Наконец это ему удалось: мешковина упала на пол. На вытянутых вперед руках мастера, покоился меч!

15

В горнице повисла оглушительная тишина. Княгиня и воевода зачаровано зрели на чудо, созданное человеческими руками. И не надо быть знатоком железа и оружия, чтобы понять: перед ними – НАСТОЯЩЕЕ ЧУДО! Такое, какое не всем судьба позволяет узреть в течение всей длинной человеческой жизни.

Меч выглядел необычно. Это была уже не заготовка, а готовое к бою оружие. Длиной чуть больше двух аршин. Шириной – в вершок. Сквозь голубоватую, полированную поверхность клинка, явственно проступали замысловатые узоры скрученности металла. Булат! Настоящий! Сомнений нет!

Рукоять убрана костяными накладками – кольцами: в руке скользить не будет! Гарда – крестообразная с защитными шишаками на всех четырех лучах. В навершии рукояти – крупный ограненный кристалл зеленого цвета. Изумруд? Похоже! Но сколько, же стоит камень такой величины?

Как мать, с осторожностью и неземной нежностью, принимает у повитухи только что рожденного дитя, Ольга, с трепетом, взяла меч в свои руки. От его тяжести исходило мужественное тепло, которое усиливалось перстнем и растекалось по всему телу.

Чувства, которые сейчас охватили Ольгу, были сродни тем, что она испытала несколько раз, в светелке, убранной речными лилиями, от близости с Романом! Но было в них – больше нежности материнства, чем восторга от слиянии с мужским телом! И тепло от клинка распространялось по телу от головы – вниз, к лону. Тогда же волны счастья катились, наоборот: от лона – к сердцу.

За спиной, глядя поверх её плеча, взволнованно сопел Демир. Ольга обратила взгляд, на продолжавшего стоять перед ней на коленях, мастера. Лицо его выражало бесконечную горечь, от расставания со своим детищеми блаженный восторг, что меч попал в надежные руки:

– Прости княгиня, за мой вид! Три ночи не спал ни я, ни мои подмастерья! Меч довести успели, а вот на ножны и личный образ – времени не хватило! А ждать, от переполняющих меня чувств, я больше не мог! Клинок жег мне руки и душу: к тебе в руки просился! Я это точно знаю!

Не мог я более его приказам противиться. Несмотря на ночь, поскакал к тебе с подарком! Прими его, от всех нас, оружейных мастеров! Каждый внес свою лепту в создание этого чуда! Но твой вклад в его рождение – неизмерим с нашим! Только благодаря твоим словам, твоему совету, он стал тем, кем он сейчас стал! Гляди сама: – Суетясь и спеша, достал из пазухи, её же шелковый плат, который она забыла в его кузнице, после необычного испытания остроты клинка. Взмахнул рукой и подбросил легчайший клок материи, высоко над головой:

– Лови, княгиня, его клинком! – Ольга подставила меч под плавно опускавшийся, невесомый квадратик щелка. Платок спланировал ровно на лезвие и …… разделился на две половинки!!

Демир, от удивления, широко раскрыл рот. Но вымолвить, хоть одно слово, не смог. Только зубами клацнул, когда его закрывал!

Изумленная увиденным, воительница, молча разглядывала две половинки платка, сиротливо лежащие на полу. А мастер Прокоп не унимался:

– Воевода! Доставай меч, и скрести его с моим! Княгиня, рубани, что есть мочи! Посмотрим, чей клинок крепче и острее! – Демир, завороженный происходящим, мгновенно выполнил команду мастера: выхватил свой меч из ножен и принял боевую стойку, держа его двумя руками и выставив перед собой.

Ольга, на полусогнутых ногах, заскользила в сторону воеводы. Замах по широкой дуге! Демир сделал шаг вперед, подставляя и встречая атаку своим мечом. Звон металла при встрече! И воевода, в изумлении, уставился на короткий обрубок, что остался в его руках. Рот повторно раскрылся, да так и остался в таком положении, сведенный судорогой удивления, произошедшим. Ольга, по инерции, посунулась вперед, и новоявленный клинок со свистом врезался в деревянные плахи. Картинка замерла.

Демир с преглупым видом пялилися на то, что осталось от его боевого меча. Ольга, в полусогнутой стойке, взирала на острие своего, на три вершка утонувшего в деревянном полу. Целого и невредимого!

От меча воеводы осталось рукоять и треть клинка. Срубленный остаток – валялся под ногами. Густой бас Прокопа перерос в визг. Что – то среднее между предсмертным поросячьим и брачным ревом лося, при встрече с самкой.

В следующие мгновения, Княгиня могла зреть диковинный танец в исполнении воеводы и мастера Прокопа. Она прилагала массу усилий для того, чтобы освободить свой клинок из пола; Демир, махая над головой обрубком меча, очень правдоподобно изображал, разбуженного до времени, медведя – шатуна. Прокоп, продолжая визжать, пробовал плясать вприсядку, но часто сваливался на пятую точку, при этом, зачем – то лбом, пробовал на крепость, плахи пола.

Ольге, наконец, удалось освободить чудо – меч из деревянного плена и она, близко поднеся клинок к очам, выискивала последствия встречи двух мечей. На её клинке не было ни зарубки ни царапины! И она с посвистом и гиканьем присоединилась к сумасшедшей, дикой пляске. Новорожденный меч выписывал сложные фигуры над её головой.

В горницу, привлеченный ревом, визгом и свистом, заглянул старшина Унибор. При виде такой картины, он поспешно захлопнул дверь. Пляшущие, княгиня и воевода: расскажи кому – не поверят!

Наконец восторги улеглись. Пришло отрезвление и время анализа. Мастер Прокоп выразился кратко, но емко:

– Княгиня! Заслуга в удаче – полностью твоя! Булат ковали как всегда. Трое кузнецов, одновременно, смешивали кувалдами на наковальне три стальные полосы. Когда клинок приобретал свои формы, в дело заступал – я! Заматывал рукоять мокрыми шкурами и садился на коня. Студил клинок, рубя им утренний туман. Именно от этого происходила та самая закалка булата, которая позволяла сохранить три ипостаси металла: остроту, гибкость и крепость! – Медовый бас мастера ласкал уши. Было понятно, что этот день, стал в его жизни главным: