Господь и покойник

– Прямо как в песне «Машины времени».

– Вот именно, прямо как в песне «Машины времени». Я тебя еще не утомил?

– Упавшее яблоко оказалось настолько тяжелым, что в голове у Ньютона перемешались все мысли со словами, и вместо «ой, бля!» он выдал «эф равно эм а».

– А о чем это вы так увлеченно беседуете, что совершенно забыли о нас? – спросила Валя.

– У них эзотерический ликбез, – ответила ей Люда.

– Тогда господа эзотерики может мне объяснят, почему, куда ни плюнь, везде эзотерика. Я уже устала под ноги смотреть, чтобы не вляпаться во что-нибудь эзотерическое.

– Потому что так называемая эзотерика – это не имеющий ничего эзотерического суррогат для скучающего обывателя, плюс возможность организации клубов по интересам. Настоящие знания в любой области являются либо гностическими, либо эзотерическими, – ответил Господь.

– О чем это ты? – не понял я.

– Эзотерический – это скрытый от непосвященных. А раз так, то та же математика на все сто процентов эзотерическая наука. Ведь для того чтобы ее постичь, нужно пройти несколько ступеней посвящения в виде изучения арифметики в начальной школе, потом алгебры и геометрии в средней, потом высшей математики в институте и так далее, до самой вершины или узкого внутреннего круга, чей математический язык общения принципиально непонятен профанам.

В качестве примера гностического вида знаний можно привести сексуальный оргазм, познать который можно только одним способом: испытав его.

Степень посвящения в гностические или эзотерические знания в той или иной области бытия зависит, прежде всего, от способностей и труда человека. А так как способности и трудолюбие у нас напрочь отбиваются семьей и школой, потенциальных кандидатов на вступление во внутренний круг раз, два и обчелся, что не мешает буквально всем мнить себя центрами вселенной. Вот наиболее предприимчивые граждане и создали индустрию эзотерического туризма, позволяющую любому идиоту за ту или иную плату почувствовать себя приобщившимся к величайшим таинствам древних знаний.

– Не знаю, как вы, а я уже замерзла, – сообщила Люда. Скорее всего, ей попросту надоела наша болтовня.

– Может, зайдем куда-нибудь посидим? – предложил Господь.

– Да нам, пожалуй, уже пора домой, – решила за нас Валя.

– Он тебя не утомил своей болтовней? – спросила она, когда мы остались вдвоем.

– Да нет.

– Встретились шиза с френией.

Ночью мне приснился огромный завод, даже не завод, а заводище по переработке людей в дебилов, над воротами которого красовался транспарант с надписью: «У нас самообслуживание».

– Упрощение упрощает, – прошептал мне кто-то на ухо и исчез, а я проснулся.

В следующий раз я встретился с Господом 14 июля. За время, что мы не виделись, произошла всего пара событий, о которых можно было бы рассказать. Первым был разговор с шефом. Мы дегустировали у него в кабинете кофе с коньяком и чем-то еще по вычитанному в Интернете его секретаршей рецепту. Напиток располагал к разговору ни о чем.

– Ты никогда не думал о том, что для окружающего нас мира мы играем ту же роль, что и свалившийся на головы динозавров астероид? – спросил он после разговора «о видах на урожай».

– Так экологи об этом только и трезвонят, – ответил я. – Глобальное потепление. Очередное вымирание видов. Уничтожение родной планеты. И так далее. Чего это ты вдруг заговорил на эту тему?

– А то, что мы не только пиздец природы, но и элемент новой, поствымиранческой среды обитания.

– И что? – не понял я, к чему он клонит.

– А то, что уничтожение окружающей среды – это одновременно и создание новой среды, а вслед за вымиранием происходит эволюционный скачек, порождающий устойчивые к новой среде обитания виды. А так как мы оккупируем практически всю территорию планеты, мы и есть эта новая среда обитания. Это означает, что нас ждет появление живых существ, имеющих иммунитет против всего нашего арсенала. Сначала появятся устойчивые против лекарств вирусы и микробы, затем более серьезные в плане строения организмы, способные отразить все наши попытки их уничтожить.

– Хочешь сказать, что на смену убиенных нами зверушек придут неистребимые монстры, которые, наконец-то сотрут нас с лица земли или поставят на место? Хороший сценарий для постапокалиптического кино.

– Кстати, именно поэтому каждый новый птиче-свиной грипп вызывает панические настроения не только у обывателя стараниями мошенников и пройдох, но и у серьезных исследователей, ожидающих возрождение убийственных пандемий в ближайшее время.

– Что с человеком ни делай, он упорно ползет на кладбище, – вспомнил я Жванецкого.

За такое было не грех выпить, и мы выпили «по пятьдесят» неотягощенного кофе коньяка.

Еще был интересный разговор с Юрой за пивом с рыбой:

– У нас почему-то принято не любить власть, – потянуло его на рассуждения после того, как мы охрипли от «Безобразной Эльзы». – Все ее ругают, все ею недовольны, все, кроме самой власти мечтаю о ее смене… А ведь если разобраться, мы ничего о ней толком не знаем. Сама власть существует где-то там за грифом секретности, а то, что мы за нее принимаем, есть не более чем шоу с играющими власть актерами в ролях первых лиц и их леди. И эти актеры… они сами говорят, сами ходят, прилично выглядят, и вообще за них не стыдно перед приличным обществом. При этом достаточно переключиться с телевизора на торенты, не читать газет и не слушать радио, и от власти останутся разве что сплетни в местах скопления людей и Интернете.

Другое дело интерфейс власти с его ментами, которых лучше обходить десятой дорогой, с его чиновниками, справками, маразматическими требованиями, отчетами, денежно-смазочным веществом и прочими известными всем нам атрибутами. И этот интерфейс пережил революцию, социализм, перестройку и теперь благополучно переживает переход от демократии к религиозно-фашистской хунте. Никакая смена власти его не берет.

После этих слов он махнул рукой и предложил выпить.

Как я уже написал, была средина июля. У нас с Валей только-только начался отпуск, большую часть которого мы решили провести в Турции. Валюша уехала на пару дней проведать родных, и я был дома один. Остался отоспаться за весь трудовой год. Устав лежать в постели, я решил сходить на рынок, купить что-нибудь поесть, а заодно и немного размяться.

В подъезде я столкнулся с ревущим Ильюшкой. Оглашая окрестность своими воплями, он шел домой, куда при помощи хворостины, словно селянка корову, его гнала мать. В свои 4 года Илья был еще тем «цветочком». Впервые я обратил на него внимание в прошлом году, когда он стоял у входа в подвал и кричал:

– Бабай!

До этого он несколько раз порывался на разведку подвальной части нашего дома, и чтобы его урезонить мать или бабушка рассказали ему о живущем в подвале Бабае, который вот уже на протяжении нескольких веков работал детским кошмаром. Илья на этот рассказ отреагировал по-своему. В зависимости от настроения он либо рвался к Бабаю в гости в подвал, либо кричал ему, чтобы он выходил гулять.

Несколько дней назад я встретил его бабушку. Она тащила на улицу ковер.

– Куда это вы его тянете? – спросил я.

– На речку. Стирать. Илья, гад такой, на ковер в зале нассал.

Услышав это, вертевшийся тут же Илья воодушевился и заявил:

– Так что, я могу теперь тебе на него и насрать?

В другой раз он подбежал к сидящей на лавочке тетке с нашего дома и чуть ли не до крови цапнул ее за ухо.

– Опять что-то натворил? – поинтересовался я у матери этого достойного отпрыска.

– Написал девочке в ведерко в песочнице. Та играла себе там спокойно, а он подбежал, гад, отобрал ведро и нассал, – ответила она.

– А зачем? – спросил я у него.

– А куда мне было писать? В песок же нельзя, – ответил сквозь слезы Илья.

У подъезда стоял гроб со старушкой из нашего подъезда. Рядом толпились в меру скорбящие родственники. Покойница бездыханно лежала в гробу, как все нормальные покойники, да и умерла она по-людски: сначала долго болела, затем впала в маразм. Начала, как это принято у маразматиков мазать какашками стены и пол в квартире, а когда оставалась одна, ложилась на коврик у входной двери.

Когда жившие с ней сын или невестка у нее спрашивали, зачем она это делает, она отвечала:

– А как же? Вас никого дома нет… а вдруг воры? А так они дверь откроют, а тут я…