А лучше вслух…
Произнести слово «тарантас»
А теперь…
Ты открываешь дверь туда…
Где тебя ждет Андрей…
Ты смело входишь туда…
И Андрей рассказывает все…
Что ты хочешь услышать…
А потом ты сама выйдешь из этого состояния…
И вернешься сюда…
В комнату…
Теперь осталось сидеть и спокойно ждать. Я любовался Леной и чуть ли не пускал пузыри от счастья просто быть рядом с ней. Как же ты была права, моя милая Грация! Лена действовала на меня, как Миледи на английского офицера. Интересно, встречал ли Дюма подобной силы женщину, или же это был плод его фантазии?
Вдруг, не выходя из транса, Лена открыла глаза.
– Бумагу и ручку. Быстро! – потребовала она.
Я дал ей блокнот и маркер. Она быстро что-то написала и закрыла глаза. Через несколько минут она вернулась из транса и разрыдалась. Я окончательно превратился в британского офицера. Я бросился к ней, встал на колени у кресла, обнял ее, положил ее голову себе на плечо и принялся гладить ее по голове, бормоча утешающую хрень.
В таком положении нас застала Грация.
– Картина Репина: «Нет слов», – прокомментировала она.
Лена тут же отстранилась, а я сказал, вставая:
– У Лены был тяжелый сеанс.
– Ну зачем ты встал! Ты так здорово смотрелся у ее ног.
– Сейчас не самое лучшее время язвить, – огрызнулся я.
– Ладно. Что-нибудь получилось?
– Вот, – сказала сквозь слезы Лена, отдавая Грации блокнот.
После этого она ушла в ванную приводить себя в порядок.
– Ты это уже видел? – спросила Грация, прочитав запись в блокноте.
– Еще нет, – ответил я. – У Лены сразу по выходу из транса началась истерика.
– А когда она это писала?
– Во время сеанса.
– Ты уверен?
– Уверен, – ответил я, хотя в таких делах никогда нельзя быть ни в чем уверенным.
– Ладно, ты помнишь, что я тебе вчера говорила?
– Этого между нами не будет.
– Точно? – Грация внимательно посмотрела мне в глаза.
– Точно.
– Ладно, она возвращается.
Лена только умыла лицо, не став краситься, и без грима оно приобрело чуть уловимые детские черты.
– Рассказывай, – распорядилась Грация.
– Мы встретились в гостинице. В том номере, где был наш первый раз. Андрей мне очень обрадовался. Сказал, что сильно скучает. А еще он сказал, что должен был так поступить, что ты его должен понять. – Рассказывая, Лена смотрела только на меня, словно Грации не было с нами в комнате. – Он сказал, что в его смерти никто не виноват, и что он рад, что смог вовремя умереть. Представляешь, он так это и сказал… А потом он велел мне взять бумагу и ручку и продиктовал стихотворение. Он сказал, что это – входной билет для тебя, и уже тебе решать использовать его или нет.
– Ты понял? – уже совершенно серьезно, без всяких кривляний и ерничаний спросила Грация.
– Понял, – ответил я.
– И что ты собираешься делать?
– Для начала прочесть, что она написала.
– Тебе что надоело жить, или ты окончательно из-за нее потерял голову? – Грация не скрывала свою злость.
Лена попыталась, было, что-то сказать, но Грация так на нее посмотрела, что она решила не вмешиваться в наш разговор.
– Знаешь, когда я бросал все в «Муравейнике» и перебирался сюда, мне тоже все говорили, что я дурак, что меня тут прикончат, что назад дороги не будет… Так что дело не в ней, а в том, что заставило меня это сделать. Андрей по этой же причине принял смерть. Я не знаю, что он искал, или, вернее, что искало его. Отрубивший руку ученик Бодхидхармы или бежавший из дворца принц Гаутама тоже вряд ли понимали, что ими движет. Но они рискнули и обрели. Другие рисковали и погибали. По-другому здесь нихрена не получается. Так что давай сюда, что она написала.
– Держи, – Грация протянула мне блокнот.
Найдя нужную страницу, я прочел:
Глаза любви – это глаза Смерти
Поэтому повсеместно
Любовь пытаются подменить
Пластиковыми отношениями
Пока еще не поздно.