– Боюсь, я не знаю, как объяснить, – ответил я.
Я действительно не знал, почему пять лет назад бросил все и, перейдя через кордон, спалил свой паспорт гражданина. Когда это просыпается в тебе, у тебя просто нет иной возможности, кроме как идти туда, куда оно тебя ведет. Ты бросаешь уютный дом, прибыльную работу, невесту, друзей и идешь, не понимая куда и зачем… В моем случае за «желтую стену» и там, повинуясь порыву, сжигаешь свой паспорт, сжигая тем самым мосты. Когда тебе потом пытается вдруг помочь полицейская, ты отказываешься. И вы оба не понимаете, почему.
– Ты ведь знаешь, что будешь жалеть, – перешла она от такого на «ты»…
– Знаю.
– Тогда какого ты?..
– А вот этого я не знаю.
– Ладно, свободен. И… Какой же ты идиот! – с этими словами она подписала мой пропуск.
– Возможно, вы правы, – ответил я, вставая со стула. И уже у самой двери добавил, – спасибо вам. Вы хорошая женщина. Очень хорошая. Вы из той ныне редкой породы людей, которые стараются помочь людям просто так, без всякой выгоды.
Какие же черти занесли тебя в полицию? – подумал я, но вслух этого не сказал.
Показав пропуск мордоворотам у двери, я вышел из клуба.
На улице было прохладно, и даже раскалившийся во время дневной жары асфальт успел подостыть и не отравлял своим жаром воздух. Утомленный полицаями, я решил пройтись пешком, благо идти было минут двадцать-тридцать. Район у нас был не безопасным, поэтому улицы не были людными. Мне бояться было нечего. Для здешнего населения я был своего рода священной коровой, раздающей путевки в рай. Я был под защитой, и для любого наезд на меня гарантированно не прошел бы без последствий. К тому же я ни к кому не цеплялся, не лез в чужие дела и старался быть вежливым. Это позволяло мне ходить на работу в клуб без ствола в кармане.
Грация уже ждала у меня дома. Она лежала на кровати поверх одеяла в чулочках и летних сапожках на высоких каблуках. Ничего другого из одежды на ней не было. Она читала «Квантовую психологию».
Женщина-сфинкс или женщина за семью замками… Впервые я увидел ее на дне рожденья приятеля пару лет назад. Тогда она сначала устроила стриптиз на столе, а потом села за пианино и врезала Рахманинова, да так, что я до сих пор не мог освободиться от ее чар. Не мог и не хотел. Вскоре она стала мне самым родным незнакомым человеком. Почему незнакомым? Во-первых, я до сих пор не знаю, где она живет и как зарабатывает себе на жизнь. Она приходит сама, когда ей вздумается. Иногда предварительно звонит по телефону. Иногда приходит без звонка, открывая дверь своим ключом. Она меняет роли, как перчатки, исполняя каждую из них с поразительным мастерством: проститутка, делова женщина, светская львица, «блондинка», домохозяйка, интеллектуалка, роковая женщина… При этом всегда красивая, всегда с озорным блеском в глазах и всегда сводящая с ума…
– Чего так долго? – спросила она, когда я, приняв наскоро душ, улегся рядом с ней на кровать.
– Полицаи в клуб нагрянули, – ответил я, целуя ее в губы.
– Тогда ты, наоборот, слишком быстро.
– Они устроили допрос прямо в клубе.
– Понятно. А что им было надо?
– Не знаю. Наверно, опять кто-то нашухерил в «Муравейнике».
– Сегодня я хочу быть туманом. Холодным-холодным туманом…
– Как пожелаешь, милая… Как пожелаешь…
Мы начали превращаться в туман. Мы обволакивали друг друга объятиями, перетекали друг в друга поцелуями. Наши ласки были медленными и нежными, как гипнотический танец тумана. Мы не спешили, и когда я добрался до ее киски, она была мокрой-мокрой, словно от осевшего на нее тумана. Я принялся ее лизать. Я лизал медленно, словно это не я, а сам туман ласкал ее лепестки. Нектар был слегка пряным, островатым на вкус, а еще он сносил мою крышу напрочь. Затем, когда она была готова кончить, я сел и усадил ее сверху лицом ко мне. Она сидела на нем, обнимая меня руками и ногами.
– Не шевелись, – прошептал я, просто смотри мне в глаза и постарайся впустить в себя мой взгляд как можно глубже.
– Хорошо, – ответила она.
Мы впустили в себя друг друга, и лишь когда мы начали свободно перетекать из тела в тело, она начала ласкать мой член мышцами влагалища, все также медленно, в ритме тумана, пока смерть, (а оргазм – это смерть), окончательно не объединила нас в единое целое со всем сонмом богов. Тогда мы, счастливые, повалились на бок и впервые за этот сеанс любви поцеловали друг друга по-настоящему страстным поцелуем.
– Разуешь меня? – попросила она, сладко потянувшись, когда мы вернулись из безвременья.
– Конечно.
Я спустился с небес к ее ногам и, стараясь быть нежным, снял сначала сапоги, затем чулки. После этого мне захотелось приласкать ее маленькие, идеальной формы ступни, и я начал целовать их, покусывая подушечки пальцев, затем подушечки на подошве сразу за пальцами…
– Сумасшедший, они же вспотели, – прошептала она.
Вспотели и были солеными на вкус, но она была настолько моей, что запахи ее тела не казались мне неприятными. Затем, когда мой член вновь набух, я взобрался на нее и в миссионерской позе трахнул на грани с грубостью. Она кончила чуть раньше меня, а когда кончил я, мы легли рядом и провалились в глубокий сон, не разжимая объятий.
Она ушла до моего пробуждения. Упорхнула в свою жизнь, куда у меня доступа не было. Улетела, чтобы потом вернуться, как Карлсон, который живет на крыше. Меня ждало обычное утро или, лучше сказать, день: подъем, заход в сортир, душ, завтрак, чашка крепкого кофе.
Затем я включаю музыку. Устраиваюсь удобно на кровати, закрываю глаза.
Я расслабляю руки… ноги… спину… живот… грудь… плечи и шею…
Особое внимание я уделяю лицу: лбу, глазам и векам, губам, челюстям, языку…
Затем я внутренним взором сканирую свое тело, начиная с пальцев ног…
Я медленно двигаюсь вверх, останавливаясь там, где осталось напряжение…
Я концентрирую свое внимание на напряженных участках тела и жду расслабления…
Я прохожу свое тело снизу вверх несколько раз… до тех пор, пока оно не превращается в нечто бесплотно-аморфное.
Затем я отключаю Мир.
Сначала я мысленно отключаю дальний космос… затем ближний… затем солнечную систему… землю… свой дом… комнату… себя
Затем я отключаю свой мозг, для чего мысленно выключаю воображаемые выключатели сначала во лбу, затем в затылке, затем в темени…
После этого я настраиваюсь на музыку…
Я попускаю ее сквозь себя, через все тело, и, проходя через меня, она растворяет все, что осталось еще нерастворенным. Затем музыка подхватывает меня и переносит в океан звуков, и я растворяюсь в океане, становлюсь им… бескрайним, безбрежным, безграничным…
Я полностью исчезаю в этом океане… я превращаюсь в ничто… в ничто в мире музыки…
Я пребываю в этом состоянии до тех пор, пока мои глаза не открываются, и я не возвращаюсь в реальность…
После этого я лежу еще какое-то время, пока тело вновь не осознает себя, затем поднимаюсь с кровати.
Часа в четыре вечера позвонила Грация.
– Пойдем куда-нибудь поедим? – предложила она.
– Пойдем. Где встречаемся?
– У тебя.