Прекрасный белый снег

«А с виду вроде и не строгий, ничего такой, нормальный дядечка», – подумалось ей сразу же.

Тот снял очки, протёр матерчатой салфеточкой и посмотрел очень внимательно на Светика:

– Михаил Юрьевич, прошу любить и жаловать, – он улыбнулся, по-отечески совсем уже: – твой новый тренер, педагог. А как тебя зовут, как видишь, мне уже известно. Просто Светочка, не возражаешь, я надеюсь? – он нахмурился, но только в шутку, это видно было сразу же. – Ну что ты скажешь, поработаем на парочку? Мы из тебя, – и, приобняв её за плечики, он прошептал ей, – чемпионку, олимпийскую, тут будем делать. Ты не против, я так думаю? Приступим с завтрашнего дня… Не возражаешь ведь?

Она совсем не возражала. Не могла же ведь она хоть в чём-то возражать такому славному, такому взрослому, ответственному дядечке? И даже пусть переходить к другому тренеру и расставаться со своим, так полюбившимся, ей абсолютно не хотелось, тем не менее, характер Светика, упорный и ответственный, тут взял своё в который раз. «Ну старший тренер ведь! Уж если надо, значит надо, что поделаешь, – решила Светка, – вдруг действительно получится?..»

Уже на следующий вечер эта девочка на тренировке появилась с новым тренером…

Однако дело оказалось, разумеется, совсем не лёгким: чемпионами становятся, а не рождаются… Простую эту истину она узнала очень скоро и освоила уже на собственном примере, за полгода лишь. Стать чемпионкой, настоящей, а не будущей, не олимпийской, для начала хоть по городу, – задачка вовсе не из лёгких, тут, естественно, придётся сильно потрудиться и помучиться… Всё то, к чему она привыкла так до этого, теперь казалось просто отдыхом у бабушки. Отныне просто бесконечные, упорные, день ото дня, по три часа её занятия, пока к успехам не вели, и эта вечная – долбёжка новых упражнений с элементами, по вечерам её выматывала начисто. А если что-то наконец и получалось вдруг, той детской радости, которую недавно ведь она испытывала с первым её тренером, теперь и след уже простыл. Ладошки Светика покрылись жёсткими, корявыми мозолями, плечи внезапно развернулись и теперь уже, своей фигуркой походила она более… скорей на мальчика-гимнаста, чем на девочку, обыкновенную девчушку, второклассницу.

Из своего, под самый вечер опустевшего, почти безлюдного Зенита, наша Светочка на остановку выходила поздно вечером, брела устало к Петроградкой от Аптекарки и дожидалась там вечернего троллейбуса. И даже дома, обессиленная начисто, она хотела одного лишь: поскорее бы свернуться маленьким клубочком до утра уже; даже об ужине она теперь не думала…

Амбициозный её шеф себе и девочкам стремился ставить грандиозные действительно, большие цели и задачи. Всё у девочек было расписано по графику, заранее: в этом была его стихия и могучая(!) работа мысли, подкреплённая успехами. Пока есть время, – распланировал он Светику, – пройдёмся в темпе по второму (уже взрослому, третий разряд им пропускался, за ненужностью, такие мелочи казалась ему лишними в карьере будущей звезды родного общества), и побеждаем, непременно, без сомнения, – ничто иное в его замыслах не значилось, – в весеннем первенстве «Зенита», на отборочных.

– Там побеждать-то тебе толком-то и некого, ну ты сама-то погляди! – внушал он Светику. Одни коровы, переростки… неумехи ведь…

Ступенькой выше шли задачи посерьёзнее, к примеру кубок Ленинграда.

– Тут, я думаю, тебе придётся потрудиться, постараться уж. В «Динамо» тоже очень сильные соперницы. Но ты сумеешь, я-то знаю, ты-то справишься. Не сомневаюсь, – заговаривал он Светика.

А Светик слушал и старался, и готовился, так не хотелось огорчать такого славного, такого чуткого, ответственного тренера… За лето им предполагалось основательно, в ударном темпе подготовиться по первому и выходить уже на сборную, ну скажем хоть… хотя бы города пока что, для начала лишь… В составе сборной – в смелых планах её тренера – уже мелькали непрерывными победами триумфы уровнем повыше, посерьёзнее, и наконец, пока сверкающей вдали ещё, но обязательной вершиной, непременно уж, чемпионат всего Союза, среди девушек. Тут, как ни странно, только в виде исключения, могли планироваться даже и не первые, пускай вторые или третьи, тем не менее, вполне почётные места: сам факт участия – в такого рода, грандиозных состязаниях, предполагал уже наличие (возможное) вполне приличной, даже сильной конкуренции, звезде больших Олимпиад, грядущих в будущем. На этом планы её нового наставника пока терялись в полумраке неизвестности. Пока заглядывать ещё куда-то далее он отчего-то не решался (к сожалению, а может к счастью, это всё мы скоро выясним…)

Каким-то образом за Светкой понемножечку, однако прочно закрепилось очень странное, пока авансом лишь ей выданное звание звёзды больших чемпионатов, пусть и будущей. Казалось, все до одного в Зените тренеры и говорят-то об одном лишь только Светике, её характере, таланте и способностях. Что удивительно, на маленького Светика всё это действовало даже угнетающе. Хотя, казалось бы, кому же не понравится себя почувствовать пускай ещё и маленькой, но тем не менее, какой-то уже звёздочкой. «Ну где они тут чемпионку-то увидели? – бывало думала она в постели вечером. Ведь ничего и не умею, по-хорошему!» И всё же, странное такое отношение предполагало и особую ответственность, и даже пусть такая маленькая девочка об этих сложностях пока ещё не думала, эта ответственность легла на её плечики вполне серьёзным и совсем не детским бременем…

Так, в бесконечных тренировках, вечер к вечеру, минул ноябрь, и декабрь; как-то весело, сверкнув подарками и праздничными ёлками, промчались быстро новогодние каникулы, разбитый надвое январь, пошёл февраль уже, а Светка так же торопилась на Аптекарский, и поздним вечером, одна уже, без бабушки, брела усталыми до мелкой дрожи ножками на Петроградскую, к холодному троллейбусу. И иногда, с ещё неясным удивлением, вдруг замечала несуразную, нелепую, грустно плетущуюся где-то в отдалении, фигуру мальчика, в пальтишке не по плечику. И очень странные, неведомые прежде ей, в ней просыпались в это время ощущения: глухой тревоги, неосознанной пока ещё, немой тоски и незнакомой ей до этого, пьянящей сладостно и тихо, новой радости. Всё это злило, напрягало её бешено, и в то же время, чуть покалывая рёбрышки, – ей незнакомым холодком, звенело трепетно, немым вопросом под сердечком: чем же всё это у них закончится, и что вы ей прикажете теперь с поганцем этим делать?

Тут, наверное, я попытаюсь сделать кратенькую сносочку, внести интригу искушённому читателю: как нам известно, всё когда-нибудь закончится, да только знать бы ещё чем, да и когда ещё… Как нам сказал великий Чехов, если в действии у нас на сцене есть ружьё, тогда, впоследствии, оно внезапно (и коварно очень) выстрелит. Ну а пока же, с позволения читателя, я возвращаюсь к подрастающему Светику…

При всём при этом Коля с рынка, с этой Сытнинской, как про себя уже назвала его Светочка, пока никак своих стремлений не показывал и даже просто подойти, сказать хоть что-нибудь, или хотя бы поднести её котомочку он отчего-то не решался, как ни странно уж. Она, конечно, не дала бы, но, однако же, казалось Светке, отчего бы не попробовать? Он за ней следовал едва ли не как тень уже, не очень даже и скрываясь, и при этом же, хотя бы как-то разрешить свои сомнения… он, очевидно, был пока не в состоянии…

Однако время шло к апрелю потихонечку, дни становились всё длиннее и приветливей, ночи короче, и проснувшееся солнышко, уже с рассветами, заглядывая чаще всё, – в её окошко, поднимая настроение, будило Светку по утрам. Уже и первые, пока несмелые, весенние проточинки, вдруг побежали из-под бурых и подтаявших, больших сугробов во дворе; весёлым сборищем, навстречу лету, уже громко и настойчиво, запели птицы в просыпающихся сквериках, и бесконечная зима на этом вроде бы, внезапно сдавшись, отступила окончательно. Дорога к дому из Зенита, к удивлению, вдруг оказалась не такой уж и томительной, и возвращалась с тренировок она вечером теперь ещё до темноты. Как будто нехотя, пускай и медленно, но верно тем не менее, вступала новая весна в свои владения.

Учился Светик так, что даже среди девочек в своём «А» классе выделялся и прилежностью, и удивительной способностью всё схватывать – буквально сразу, на лету; с домашкой Светочка уже привычно управлялась прямо сразу же, на переменках, и из дома – на Аптекарский, частенько шла немного загодя, заранее… Ей просто нравилось спокойно, в одиночестве, покувыркаться на батуте в малом зальчике, подразогревшись, потянуть свои шпагатики, и наконец пройтись по низенькому брёвнышку, без лишних глаз и указаний её тренера. Она укладывала маты аккуратненько, вровень с поверхностью бревна, и в сотый раз уже полировала свои стойки с разворотами, рондаты, фляки и бесчисленные ласточки, ей просто нравилось одной их отрабатывать на этом низеньком бревне: ну что поделаешь, с бревном высоким отношения у Светика не удавались, не сложились отчего-то уж…

Немного позже в зал выглядывали старшие, искали Светика:

– Приветик, шкода! Трудишься?

Она кивала:

– Разминаюсь потихонечку.

– За этим следовал вопрос: – Начальство видела? Бухгалтер в зале?

Иногда он был «бюстгалтером», а иногда и просто Моней: Моня в зале, мол?

Всё дело в том, что старший тренер этих девочек имел не очень благозвучную фамилию, весьма таинственным, чистейшим совпадением, вполне конкретно относящуюся к женщинам. Михаил Юрьевич Бегельтер, а для девочек – слегка пикантная, хотя и всем известная, часть туалета, так сказать, созревшей женщины. Порой же шеф именовался и Бухгалтером, возможно просто, за дурацкие наклонности всё для начала непременно распланировать, чтобы потом, как зло подшучивали девочки, был повод злиться, что не вышло, как расписано. Возможно даже, не настолько уж и трепетно они любили своего родного тренера, как показалось бы порой не самым сведущим…

Своей методикой работы с подопечными Михаил Юрьевич Бегельтер, пусть не очень-то, но отличался в очень выгодную сторону, от, так сказать, своих собратьев по оружию, из многих залов Ленинграда. Неспроста же ведь он был в «Зените» старшим тренером у девушек, а не застенчивым мальчишкой, тренеришечкой, с улыбкой гостя на лице. Вы понимаете? И дело вовсе тут не в том, что он на девочек, признаем честно, временами и покрикивал, ну как ты в спорте обойдешься без эмоции, а то и крепкого словца? Не в этом дело ведь! Буквально парочкой коротеньких и ласковых, негромких слов и лаконичных, разумеется, хотя и крепких выражений, этот вежливый «бухгалтер Моня» мог вогнать своих воспитанниц в такую оторопь, такое помрачение, что они лезли, не раздумывая далее, на потолок уже, на стену, да на крышу хоть, и выполняли всё, что тренером указано. А иногда, хотя и в самых крайних случаях, без лишних глаз и нежелательных свидетелей, мог и скакалочкой разок-другой проехаться, «по мягким тканям» приложиться… Да, скажу я вам, и как проехаться, да как и приложиться ведь! Вот так и девочки, в своём любимом тренере, как нам понятно, просто душ своих не чаяли, и имя дали по заслугам, соответственно. Не так легко любить кусачее животное…

Однако Светика вся эта «педагогия» пока что, слава тебе Боже, не затронула, она была ещё малышкой; в группе девочки не обижали её, попусту не трогали, скорее даже помогали, небольшими лишь, на первый взгляд и несерьёзными подсказками, которых тренер знать не мог по той одной уже, вполне понятной нам причине, что на все эти, немного странные снаряды своих девочек, ни разу в жизни забираться и не пробовал.

Девчонки в группе её называли Светиком, бывало шкодой, иногда и просто мелочью, а шеф едва не с первых дней как будто выделил, немного в общем, чтобы девочки тут попусту, как намекал он, зря от ревности не мучились. «У нас же все тут, – он ехидничал с усмешечкой, – с крутым характером, все лучшие на свете ведь…» Хотя, по правде говоря, его сомнения тут были лишними: в команде этих девочек она, казалось, прижилась в одно мгновение: её покладистый характер и при этом же отнюдь не детское упорство, старших девчонок расположили к ней почти безоговорочно…

Глава одиннадцатая

Михаил Юрьевич был прав: в апреле Светочка взяла свой кубок без большого напряжения: составить ей хоть небольшую конкуренцию и в самом деле оказалось просто некому. Ей вновь вручили ту же глянцевую грамоту, не хуже прежнего ещё один будильничек, второй разряд она сдала с большим довесочком и получила долгожданную для тренера путёвку к будущим спортивным достижениям, на предстоящем очень скоро кубке города, в команде девушек Зенита, младшим номером.

Весенний кубок Ленинграда по гимнастике в те годы часто проводился в Клубе Армии, на Инженерной, рядом с цирком, за Михайловским[12 - Михайловский – Михайловский замок на Фонтанке.]. На произвольную программу почитателей – простых болельщиков и истинных поклонников – на двух трибунах набиралось предостаточно: друзья из зала и подруги, одноклассники; студенты Лесгафта и преподы гимнастики – того же Лесгафта; родители и бабушки. И наконец, уже особое, естественно, хотя заслуженное место среди зрителей, принадлежало в этом зале молодым ещё парням и девушкам, успешно отстрелявшимся на гимнастическом помосте окончательно. Эти угадывались сразу, безошибочно. Ещё с порога они весело и радостно, долго раскланивались с тренерами юношей (а может девушек, смотря по выступающим), найдя своих, таких же точно отстрелявшихся, довольно шумно пробирались между лавочек, и наконец, уже добравшись до товарищей, сию секунду приступали к обсуждению: кто побежит, пока разминка, за напитками, и где им вместе провести остаток вечера. В общем народу – посмотреть на произвольную – на Инженерной собиралось предостаточно.

Уже на старте, после выхода на «вольные», где Светка, может быть и с дрожью под коленками, но отработала отлично, успокоившись, она собралась и вздохнула посвободнее, и с той минуты абсолютная уверенность, в том, что теперь-то всё получится как следует, она нигде не упадёт и не растянется – под шум трибун и оживлённый хохот зрителей, её уже не покидала до последнего, однако самого ответственного выхода.

Две полутёмные трибуны в этом узеньком, спортивном зале, растянувшемся от выхода большой кишкой, располагались прямо рядышком с акробатической дорожкой и резиновой, тугой дорожкой на прыжок, и выступавшие время от времени обменивались фразами с такими точно же гимнастами из публики, а также прочими друзьями и знакомыми. Её родители сидели где-то рядышком, однако Светка на трибуны и на зрителей пока старалась не смотреть: все эти лишние, сиюминутные тревоги и эмоции, сейчас ей были ни к чему. И только – мельком лишь – она заметила в углу уже знакомое (не из гимнастики) лицо, но лишь заметила и прямо сразу же забыла, и не более. Шальная мысль «А этот как тут оказался-то?» мелькнула быстро в её светленькой головушке и моментально испарилась, и растаяла. Сейчас ей было не до этого поклонника…

Уже последним, самым важным и ответственным, в команде девушек Зенита шло то самое, ей нелюбимое бревно, снаряд, который ей не подчинялся ни в какую много месяцев. С ударом гонга они вышли на короткую, пятиминутную разминку, и прослушали пока текущие итоги состязания, по всем разрядам. К заключительному выходу она была уже второй, на первом месте же шла очень сильная, Динамовская девочка, на год постарше, обгоняла она Светика совсем немного, на какие-то десятые. «Ну вот сейчас всё и решится окончательно», – приподнимаясь со скамейки перед выходом, она вздохнула глубоко, шагнула к мостику, и вслед за этим, прямо с этого мгновения, как будто даже не была самой собой уже.

Ни ощущений, ни эмоций этой девочки, во время долгого довольно исполнения – своей, насыщенной рондатами и фляками, как выражаются гимнасты, комбинации, что очень странно, она даже не заметила. Лишь удивительный полёт, одним виде?нием, запечатлелся в её детском подсознании: словно в замедленном кино, она увидела, как неизвестная ей, крошечная девочка, запрыгнув сходу на бревно с тугого мостика, чётко исполнила без мизерной погрешности свои рондаты, фляки, ласточки и стоечки, и в завершение, очнувшись на соскоке лишь, тут же услышала, не веря и сама ещё, звенящим хором это: «Стой!», уже любимое и так известное поклонникам гимнастики. И она ровненько, счастливая… стояла ведь! Не шелохнувшись, без малейшего движения! Стояла, вскинув свои руки победителя, и вся сияла, словно радостное солнышко…

А вслед за этим, когда маленькая Светочка пришла в себя, её по очереди о?бняли: подруги, тренер; и Динамовские девочки ей жали руку, и она, ещё растерянно, пошла к трибуне, где счастливые родители расцеловали свою родненькую деточку, и даже Коля, весь пунцовый от волнения, спустившись вниз, сказал, немного заикаясь ей: «Вот это класс! Ну поздравляю! Было здорово!», и тут она уже, краснея от смущения, неловко чмокнула его, куда-то в пухлую, тугую щёку, и ответила растерянно: «Спасибо, Коля, что пришёл! Никак не думала…»

Чуть погодя на центр вынесли внушительный, тремя кубами пьедестал для награждения, с большими цифрами на каждом, после этого команды вышли на ковёр под звуки музыки, и наступило то чудесное мгновение, которым грезила она, казалось ей теперь, почти два года.

Не хватило им до первого совсем немного, на какие-то десятые они «Динамо» пропустили, к сожалению, хотя и лидер их команды, тоже Светочка, по мастерам уже, была при этом первая. Свете исполнилось шестнадцать, шёл семнадцатый, она заканчивала школу, но не среднюю, обыкновенную, где учат арифметике, литературе и надуманной истории, спортинтернат, где, разумеется со временем, уже планировалось место и для Светика.

В широком холле гимнастического комплекса, где так упорно шла к победам эта девочка, располагался небольшой, но привлекательный, зеркальный стенд, где и спортсмены и родители, а также прочие поклонники гимнастики могли увидеть многочисленные грамоты, медали, кубки всех мастей и фотографии – различных звёзд и чемпионок; вот и Светочка, бывало тоже, в мимолётном изумлении, здесь притормаживала часто, на минуту лишь. Она разглядывала кубки и регалии, качая тихо головой, вздыхала сладостно, и тут ей грезились чудесные видения: дворцы больших Олимпиад, трибуны зрителей, лица усталых, но счастливых победительниц, она их видела едва ли не воочию, и сердце сладко замирало в предвкушении…

Их чемпионке в мастерах, под грохот публики, вручили дивный и сияющий загадочно, не хуже тех, прекрасный кубок; с ними рядышком, на небольшом, полупустом судейском столике, стояло несколько похожих, разве только что, поменьше может, ну и то совсем немножечко. Сердечко Светика забилось в ожидании, и наконец, спустя совсем немного времени, ведущий громко объявил, что среди девушек («Уже не девочек!» – внезапно ей подумалось) второго взрослого разряда победила здесь… она вдохнула, он назвал её фамилию, и Светка, выдохнув, с улыбкой облегчения, с носочка вышла к пьедесталу. Вслед за ней уже прошли две бледные, динамовские девочки, они неловко, неуклюже как-то о?бнялись, пожали руки, и седой, усталый дядечка, какой-то тоже чемпион, как оказалось вдруг, Сергей Васильевич, зенитовский начальник их, вручил им грамоты и всем надел по маленькой, зато увесистой медали. О?бнял девочек, однако кубка никакого, к удивлению, в итоге так и не принёс. Она растерянно, не понимая что сказать, спросила всё-таки:

– А как же кубок?

– Молодчина! Так и держимся! – он улыбнулся ей в ответ: – а кубок, Светочка… ты погоди, попозже будет, обязательно, – и, приобняв её за плечи по-отечески, вздохнул устало: – потерпи ещё немножечко. Мне доложили, что он в чистке, для вручения… На днях, сказали, заберут. Ты подойди ко мне, через недельку, хорошо? Договорились ведь?

– Договорились, – погасив свои сомнения, она вздохнула: – подойду…

И тем не менее, через неделю оказалось неожиданно, что этот приз переходящий, только временный, но привезти его пока не удосужились, затем шли майские, потом Сергей Васильевич был «очень занят», дело шло уже и к лагерю, «Ты потерпи ещё немножечко, пожалуйста», – сказал он ей; а вслед за тем уже и Светочка – сама отправилась под Лугу – в тот же самый всё, спортивный лагерь в Толмачёво, рядом с Каменкой. А там ей стало абсолютно не до этого, о кубке Светочка забыла окончательно, но тем не менее, бывало иногда ещё, ей вспоминался её первый кубок города, и этой девочке казалось, будто все эти, доброжелательные дяденьки и тётеньки, её за что-то обделили этим вечером, и обделили совершенно незаслуженно…

Глава двенадцатая

Михаил Юрьевичу было не до лагеря, остался в городе, готовить старших девочек – к Спартакиаде. Тут, я думаю, мне следует вам пояснить одну деталь (быть может кто-то здесь не знал совсем, а кто-то может и забыл уже): Спартакиады в эти годы, при правлении нам дорого Ильича (вы не подумайте, я не о Ленине, о Брежневе, естественно) как раз и были теми гордыми вершинами, о покорении которых, без сомнения, мечтали все наши мальчишки и девчоночки, в районных клубах и больших спортивных обществах. Спартакиады – для простого обывателя – тогда являлись чем-то вроде доморощенных, советских игр олимпийского значения, спортивных праздников любительского (якобы), родного спорта. Проходили эти праздники всегда в Москве, не ежегодно, раз в два года лишь, и шли по очереди, взрослые и школьников, год через год. По две недели, вечер к вечеру, они не меркли на экране телевизора, их предваряли грандиозные и яркие, ничуть не хуже олимпийских, дни открытия, и завершали пусть немножечко и грустные, но тоже праздники – прощаний и закрытия.

Теперь попробую, отдельно для читателей, подразобрать соревновательную химию чуть поплотнее, разложу для вас по полочкам. В СССР, во всесоюзных состязаниях попроще уровнем, назвал бы их обычными, между собой боролись даже и не сборные, команды, ставшие как минимум призёрами, в так называемых ЦС, в спортивных обществах, «Динамо», скажем, и «Зенит», ну и так далее. В Спартакиадах же, как взрослых, так и школьников, боролись сборные республик и – особыми, но полноправными командами две сборные – Москвы, а также Ленинграда, как и прочие, соревновавшиеся здесь с республиканскими.

И наша маленькая Светочка, естественно, как чемпионка своего родного города, была бы тоже в этой сборной, без сомнения: попасть в команду и возможно даже выиграть – в Спартакиаде, пусть и школьников, хоть что-нибудь, или как минимум быть в тройке, этой девочке, с её характером по силам было точно уж, я тут уверен на все сто, уж вы поверьте мне! И тем не менее, увы! Тогда в гимнастике, в чемпионатах всесоюзного значения, команды строились по принципу: три мастера, два КМС-а и ещё один по первому, однако Светик отличилась по второму лишь. По этой именно причине тренер Светика так торопился её выставить по первому: ему ужасно не терпелось лицезреть её уже на уровне Союза, а начать же он… пока планировал хотя бы с Кубка Волкова – чемпионата всесоюзного значения и проходившего всегда в начале осени.

Как я уже упомянул, Михаил Юрьевич под Лугу летом не поехал, а со старшими остался в городе, и маленького Светика пока пристроили… вот этого теперь уже она не помнила, не то Сергей Никитичу, а может быть он был Никитин по фамилии, нам не до этого сейчас, не это главное.

За небывалые для тренера пропорции и черепушечку под ноль, девчонки лагере, беззлобно в общем, называли его Борманом. Передвигался он неспешно, с осторожностью: носить огромное своё и утомлённое, слоновье тело, было если и не подвигом, то делом очень непростым. Вздыхая горестно, он поминутно вытирал опушку черепа своим искомканным платком, сопел и морщился, страдал одышкой и потел. Девчонки Бормана на тренировках утруждаться и не думали, ходили в зал уже скорее по традиции, да он и сам излишком творческой энергии, как нам понятно, не страдал и жил по принципу: сойдёт и так…