Любовь зла…

Расплатившись с водителем, вышел из машины. Как только сделал пару шагов, пожалел о том, что отпустил таксиста. Небольшой переулок с полуразрушенными домами, выглядел ещё ужаснее, чем ночью. Никаких тебе вывесок! Ни какой тебе рекламы! А, о какой-нибудь мало-мальски порядочной забегаловке и говорить, вообще не приходилось. Помещение, в котором располагалось кафе, оказалось заброшенно. И ничего, что напоминало о его работе, ни шикарных ярко красных штор, ни столов, ни искусственных свечей, ни гобеленов. Всё было покрыто толстым слоем пыли. Я подошёл к входной двери, на стекле висел приклеенный изнутри на скотч, пожелтевший от времени лист бумаги, на котором красовалась надпись синими чернилами «КАФЕ ЗАКРЫТО НА РЕКОНСТРУКЦИЮ». Ниже подписано торопливым почерком «администрация». Я принялся заглядывать через грязные окна внутрь помещения, сам, не особо понимая, зачем мне это нужно, и что собственно хотел там увидеть. Скорее всего, это была попытка вспомнить тот прекрасный осенний вечер, когда будущее мне казалось таким светлым и безоблачным, и где нас ещё, во всяком случае, меня, не коснулись проблемы и неприятности. В груди защемило от тоски.

– Братишка, там нет ничего, – услышал я хриплый простуженный мужской голос. – Оно уже как три месяца не работает… кх-хх… Уроды! То хоть еды можно было чуток перехватить, а теперь вот, с голоду подыхаю… кх…. Браток, есть деньжат немножко, старика подлечить, а?

– Есть не много, – ответил я и подошёл к бездомному, сидевшему на другой стороне переулка облокотившись о кирпичную стену старого особняка, – держи! – и протянул ему сто рублей.

– Премного благодарен! – воскликнул бомж, у которого от радости затряслись руки, в предвкушении опохмелиться.

– А куда они переехали, ты случаем не знаешь? – решил я выведать у него как можно больше информации.

– Не а. Поработали здесь цельную осень и зиму, вдруг бац и закрылись. Гады! Кх-хх! Я только прикормился, понимаешь… кх.… Своим почти стал. Хочешь – верь, хочешь – нет, а проблем с едой не стало….

– А девушку в белой шубе и в белых сапогах, и светлыми волосами до плеч случаем не видел?

– Не помню…. – старик задумался, – их тут много бывало! И чёрных и белых и совсем чёрных, как смола, с фиолетовыми губами. Кх. Сами и с богатыми папиками. На машинах и без….

– А так? – я вложил ему в руку ещё стольник.

– Это ни к чему. Говорю, что не помню! Как заходили, видел, но вот как выходили, нет, – бомж развел руками.

– Это как? – удивился я.

– Ха! Так они очень поздно уже выходили. Кафе ведь всю ночь работало. Так я уж к тому времени пьяный и сытый сплю. У меня вон лежанка в дальнем углу, за баками.… Слышь, а зачем тебе всё это надо? – старик подозрительно покосился на меня. – Ты ведь не из милиции, это как пить дать. Кх-кх.

– Глаз у тебя намётан! Не из органов, это верно. Кухня мне их понравилась, пока в больнице лежал, соскучился, пришел, а тут нет ни шиша! – я с досады сплюнул, и покосился на кафе.

Бомж ещё больше насторожился, посмотрел на меня через прищуренные веки, затем сморщился, смачно сплюнул, почесал немытую бороду и заговорил.

– Я тебе так скажу, кухня у них полный отстой! Но жрать можно, но не за такие бешеные бабки. – Он встал, кряхтя, поднял свой кулёк набитый всякой всячиной, больше не глядя на меня, сказал, – добр человек, извини, пожалуйста, мне нужно пойти заняться шопингом. Кх! А то останусь голодным.

Я его не стал больше задерживать, лишь усмехнулся, представив себе как, этот старикан отправляется на свой «шопинг». Продавцы, наверное, противогазы одевают! Или того хуже закрывают перед его носом дверь своих «бутиков». Вышел на оживлённую улицу, поймал такси и вернулся к себе домой. Сидя вечером перед экраном нового телевизора уцелевшего по странному стечению обстоятельств после визита амбалов отца Наташи, понял, что мне одному эту проблему не решить. К удивлению и к стыду своему сказать, действительно вспомнил про старого друга, с которым дружили с самого первого класса и жившего в шести кварталах от меня, что по меркам большого современного города считается по соседству, и страшно признаться, уже не виделся, наверное, с полгода. Честно говоря, самому стало стыдно. Как-то всё закрутилось, завертелось с Наташей, что про Алексея Андреянова так и ни разу не вспомнил. Чувствую, нужно исправить положение! Он же друг. Поймёт.

Забежал в ближайший магазин, купил бутылку хорошего марочного коньячка, пару лимончиков, колбаски, сыра по полкило и отправился к своему старому приятелю, с которым хоть в огонь, хоть в воду! И к моему удивлению и радости он оказался дома!

***

Молодой человек медленно и как-то не решительно поднимался по лестнице многоэтажного дома. Он делал шаг за шагом, преодолевая ступеньку за ступенькой, поднимался всё выше и выше. Его белые кроссовки мелькали белыми пятнами в полумраке подъезда. Серый плащ скрывал худую нескладную фигуру, шарф, обёрнутый вокруг шеи, свисал почти до пояса, и не придавал парню солидности, скорее наоборот добавлял несуразности его облику.

Парень, с бледным болезненным лицом, остановился на площадке пятого этажа, нерешительно подошёл к ближайшей двери, оббитой деревом с приклеенными поверх, металлическими цифрами «41», словно чувствую вину перед людьми, живущими в этой квартире. Он задержался ещё на мгновение, прочитал так давно известные ему цифры, и больше не мешкая ни секунды, нажал на красную кнопку звонка. По ту сторону запели соловьи.

– Да иду я! – послышался из-за двери знакомый голос, парень улыбнулся, радуясь тому, что ему удалось застать закадычного друга дома.

Рука опустилась, соловьи затихли, задвижка замка отошла в сторону и дверь с лёгким скрипом открылась, явив нам своего хозяина. Он был среднего роста, несколько полноватый, круглолицый и взъерошенной шевелюрой. Ко всему на парне сём были надеты шорты в яркий желто-красный цветок на синем фоне и тельняшка, с которой ни когда не расставался, носил её в память о службе в десантных войсках. В дополнение к его и без того импозантному виду, были тапочки, в виде маленьких собачат, но почему-то фиолетового цвета.

– А, это ты! Здорово Валерка. Проходи.

– Лёха привет!

Молодые люди крепко обнялись.

– Заходи. Чувствуй себя как дома!

– Ага, – ответил гость и перешагнул через порог. – Но не забывай, что ты в гостях….

– Пароль верный!

Друзья, смеясь, прошли в гостиную. Чувствовалось, что друзья давно не виделись.

– Дружище, где ты всё это время пропадал? Я уже грешным делом волноваться начал. Не приходишь, трубку не берёшь! – возмутился хозяин. – Ещё бы чуть-чуть и я бы обиделся!

– Извини, в больничке лежал, а пока там валялся, телефон разрядился. Только недавно зарядил.

– Не знал. А что не сказал?

– Не до того было.

Друзья расселись в креслах стоявшие возле искусственного камина. Валера достал из пакета лимоны, колбасу, сыр и коньяк, поставил всё на журнальный столик.

– Тащи рюмки! Чего смотришь? Не рад, что ли старого друга видеть?

– Нет, рад, конечно. Но… я два дня, как только отошёл от недельной пьянки, – кривясь, ответил Алексей.

– Я сейчас не понял? Ты что… ты… друга не уважаешь? – притворным пьяным голосом спросил гость.

– После дня рождения, – Алексей скривился ещё сильнее, тяжело на это смотреть! – он кивнул в сторону бутылки.

– Чёрт! Брат извини, совсем забыл! У тебя же седьмого марта день рождения. Совсем плохой стал. Но лучше поздно, чем никогда! Прими мои искренние поздравления, расти большой, не будь лапшой!

– Но… – замялся Лёха.

– Это для меня, – Валера, решил пожалеть друга, – тебе чисто лимончики с колбаской. Не могу же я пить в одиночку! Я ж не алкоголик, какой.

– Ну ладно…. Наливай!

Через минуту, вся принесённая закуска была порезана тонкими ломтиками и аккуратно разложена на чайных блюдцах, а лимон присыпан сахаром. Две коньячные рюмки стояли на столе.

– Вздрогнули! – парни подняли полные рюмки. – За твои двадцать семь! – произнёс тост Валера.

– Двадцать восемь, – поправил Алексей.

– Неважно. Друзья, что влюблённые, вечно молодые!

Они чокнулись.

– Хорошо пошло! – сказал Алексей, после того как содержимое рюмок отправилось в желудок.

– А ты один живёшь или уже успел обзавестись женой? – закусывая долькой лимона, спросил гость.

– Валер, я живу один и хомут на себя вешать пока не собираюсь. Но ты ведь, не за этим пришёл? Колись.