Жизнь и смех вольного философа Ландауна. Том 1. Когда это было!

– Да вы ещё не всю правду знаете про замалчивание! Самым первым Паулюса схватил за шкирку рядовой Крячко! Он передал его сержанту Аванесову, который пинком послал фельдмаршала к капитану Ибаррури. И уже полковник Сафиуллин отправил его к генералу Рокоссовскому, о чём было доложено товарищу Джугашвили.

– Так здесь же нет ни одного русского! – воскликнул Хабибуллин.

– В том-то и дело! – хмыкнул Ландаун, – А Черчилль поздравил с победой русскую армию.

– Я думаю, это был тонкий английский юмор.

Одиночество и пресса

Человек читал газету в автобусе.

«Зачем?» – подумал Ландаун.

«Жалко время терять!» – подумал человек.

«А мне жалко поездку в автобусе тратить на чтение прессы», – ответил Ландаун.

«А что в этой поездке хорошего?»

«Это редкий момент, когда ты предоставлен сам себе. Когда никому от тебя ничего не надо, и сам ты себя не заставляешь ничего делать. В этот момент ты свободен даже от себя».

«В самом деле? – подумал человек и свернул газету, – А почему же мы так боимся остаться наедине с собой? Едва уйдут гости – включаем телевизор. Выйдя от любовницы – бежим к жене. Остановив машину – разворачиваем газету. Что такого страшного в нас, чего мы сами в себе не переносим?»

«Не знаю, – ответил Ландаун, – я над этим не задумывался».

Кошка и свобода

Кошка бежала по улице, но внезапно остановилась и побежала назад.

«Еклмн! – удивился Ландаун. – Ведь не забыла же она ключи от дома».

Кошка скрылась за углом. Ландаун бросился за ней, чтобы посмотреть, чем она там занимается. Но кошки уже не было видно.

«Что бы ни вело кошку вперёд – запах, звук, любой внешний раздражитель – он изменяется непрерывно, и не мог развернуть её сразу в обратную сторону. Значит, у кошки есть внутренние мотивы, есть внутренний мир. Она не автомат. Здорово!» – вдруг обрадовался он.

«А человек? Часто ли он может позволить себе повернуть в произвольном направлении? Ох, нечасто. Наши социальные роли – начальника, мужа, друга, прохожего – нам этого просто так не позволят».

Ландаун повернулся в обратную сторону. Но, поскольку он никуда и не шёл, этот поворот ничего не значил.

Прочитав эту главу, Валерий Ланин покачал головой

– Это еще не Ландаун! Где философия? Где движение к истине? Название главы хорошее «Мимо шел…» Вот все и мимо – мимо Ландауна, мимо философа, мимо жизни. Смех местами есть, это не спорю. Но и только.

– А вот тут я с тобой не соглашусь! – заявил Колян Кондратьев. – Если есть смех – есть Ландаун. Смех для него – не украшение и внешние финтифлюшки. Смех Ландауна – это его взгляд на мир. Смехом он проверяет на прочность любое утверждение, а порой и само мироздание.

– А помните, как он доказал, что смех – производительная сила? – вступил в разговор я.

– Ну-ка, ну-ка! – заинтересовался Ланин.

– Неужели не помните, Валерий Васильевич? Или вас тогда с нами не было?

– Не было, не было, – проворчал Колян – мы втроем ездили. Ты, я и Ландаун. На Глубокое, по-моему, катались, на леща.

– Ну и что было? Что? – приставал Ланин.

– Что-что! Поспорили – есть ли от смеха материальная польза кому-нибудь, кроме пародистов с телевидения? И Ландаун давай травить анекдоты, все удочки побросали, весь берег сбежался. Хохот взрывами. Децибел 120.

– И что?

– А посреди гулянки он и говорит: «А теперь пошли рыбу глушенную собирать!»

– И собрали?

– Двух ершей. Но, может, они и не от того всплыли

– А от чего?

– Кто ж их знает! Ландаун их отпустил – сказал: «Как вы будете их есть – они же наши научные сотрудники».

– То есть эксперимент результата не дал?

– Как это не дал? Весь народ вернулся по домам, рыбы нет, а жены спрашивают – вы откуда это такие? Все без рыбы и трезвые. Подозревали, что в секту попали. В общем, теперь рыбаки считают, что Ландаун на рыбалке – плохая примета, на Глубокое ему больше хода нет.

Будет вам, Ландаун!

Принципы и Шизофрения

«Надо отстаивать свои принципы!» – подумал Ландаун.

«А зачем человеку такие принципы, которые надо отстаивать?» – отозвался кто-то внутри него.

«Ого! – подумал Ландаун, – Похоже, это Шизофрения».

А Шизофрения продолжала:

«В словосочетании „свои принципы“ принципиально только слово „свои“. Ибо принципы меняются по мере взросления человека, полового созревания, продвижения по службе, изменения финансового положения и т. д. Но убеждение в своей правоте – это самая хроническая из человеческих болезней».

«И что же теперь – обходиться без принципов? Или принимать принципы чужие?»

«Чужие принципы ничуть не лучше – они же все равно для кого-то свои. Почему бы не завести принципы, которые отстаивать не надо?»

«Да бывают ли такие?» – усомнился Ландаун.

«Например, если твой принцип гласит, что небо голубое, то кто станет с тобой спорить, а тем более драться?»

«И какой прок от такого принципа? Только Шизофрения могла до этого додуматься».

«А какой прок от других?» – Шизофрения обиделась и замолчала.