Раскаяние

– Поторопитесь, – добавила она. – Не задерживайте отправление поезда. – Освободите вагон.

Я нехотя поднялся. Буркнул:

– Извините.

Вышел на платформу, взглянул на часы – 06—35, и побрёл в сторону выхода. – До моего дома от метро было пять минут пешком – я спокойно успевал. Маша уходила на работу в 07—15. – Оно и плохо, понял я. – Времени хоть отбавляй – за полчаса она из меня всю душу вытянет – нужно прийти домой не раньше семи.

В павильоне рядом с метро я купил цветы. – Семь штук средней крупности тюльпанов в бумажном пакете. Я легонько ударил этим букетом себе по щеке. – Ничего страшного не случилось. – Даже в бумаге было не больно. А обёртку я перед квартирой сниму, а цветы мягкие, холодные с капельками влаги на лепестках, представлял я. – Мне захотелось освободить от бумаги цветы прямо сейчас и зарыться в них своим лицом.

– Нет, – одёрнул себя я. – Терпеть. – Терпеть и не расслабляться.

Из-за поворота показался мой дом.

На часах – 06—50.

Рано, решил я.

Сел на ближайшую скамейку, закурил, пытаясь прокрутить в голове ещё раз, придуманную историю. – Что я там насочинял? – Ах, да… – Позвонил Вася….

У двери в квартиру я оказался в 07—03. Вынул из пакета цветы, обертку скомкал и засунул в карман. Достал ключ и, стараясь не шуметь, очень тихо открыл дверь.

В прихожей горел свет.

Не раздавалось ни звука.

Я снял куртку, повесил её на вешалку, сбросил ботинки и надел домашние тапочки.

Встал в полный рост и взглянул в зеркало трюмо, стоящего в прихожей. – В нём, кроме своего слегка перекошенного отражения, я увидел испуганное Васькино лицо, выглядывающее из-за моего плеча.

– Что за чёрт, – невольно выругался я и на мгновение зажмурился.

Когда я снова открыл глаза, Васькино изображение никуда не исчезло, а испуг на его лице даже несколько усилился.

– Володя, главное не шуми, – сказало мне шёпотом Васькино отражение. – Тебя пока никто здесь не видел – беги, здесь нельзя оставаться…

Я как ужаленный обернулся.

За моей спиной и в самом деле оказался мой друг.

– Вася, ты? – Как …, почему …, откуда ты здесь? – неуверенно начал я.

– Не теряй времени – беги пока не поздно, – тихо повторил он.

Я так ничего и не понял и, видимо, всё равно опоздал. – В прихожую из комнаты стремительно вышел высокий незнакомый мне человек, одетый в странный чёрный балахон.

– Ах вот вы где! – воскликнул он раскатистым басом. – Что же вы молодые люди заставляете всех ждать? – Нехорошо. – Слушанье назначено ровно на 07—00, опаздываете. – Сейчас уже – он взглянул на часы – 07—06, а вы у нас не одни, и Мария Степановна торопится на работу. – Время мы, понятное дело, откорректируем, но это, как вы сами понимаете, дополнительные затраты. – Очень некрасиво получается. – Он с укором взглянул на нас с Васькой. – Немедленно проходите в зал.

– Цветочки можете оставить в прихожей – они вам пока не понадобятся, – добавил он с некоторой издёвкой.

Развернулся и прошёл в комнату.

Мы с Васькой последовали за ним.

В комнате всё стало несколько иначе, чем я привык видеть. Наша мебель куда-то исчезла. Вместо неё у дальней стены появился невысокий подиум, на котором стоял стол. – За ним в кресле с высокой спинкой уже успел расположиться наш недавний знакомый.

Рядом со столом, там же на подиуме, находилась трибуна.

Справа, сразу за входной дверью комнаты, оказалась небольшая, высотой не более метра, решетчатая перегородка, а за ней стоял табурет.

Перед подиумом на стульях в несколько рядов сидели какие-то люди – не менее двадцати человек, среди которых я увидел и Машу. В мою сторону она не смотрела, возможно, не хотела показывать свои заплаканные глаза.

Какая же я сволочь, подумал я. – Довёл любимую женщину до такого состояния.

– Поздно каяться, – раскатистым басом, словно читая мои мысли, сказал человек на подиуме. – Лучше, подсудимый, займите своё место.

И он указал мне на решетчатую перегородку.

– А вы Василий Петрович присаживайтесь сюда, – добавил человек, обращаясь к моему другу и указывая на свободные стулья в рядах у подиума.

Мы с Васькой переглянулись и сделали так, как он нам сказал.

– Ну, вот наконец-то все и в сборе, – сказал человек. – Собрать вас вместе, оказалось непросто.

– Но прежде чем мы приступим, – добавил он. – Хочу сообщить. – Мольбы Марии Семёновны оказались услышаны на самом высоком уровне, а значит, и наше судебное разбирательство будет проходить соответственно. – Клятвы с вас брать никто не собирается, но хочу предупредить – любая умышленная ложь, сказанная в этих стенах, будет немедленно изобличена и приведёт к самым негативным последствиям. – Степень этих последствий буду определять лично я, а я вовсе не склонен к состраданию лжецам. – Взвешивайте каждое слово при даче показаний. – Это касается всех.

– Итак, приступим, – продолжил он. – Дело №2987675572 о коварной измене считаю открытым. – Встать, суд идёт!

Все поднялись со своих мест, испуганно глядя на судью в чёрной мантии, возвышающегося над ними.

Свидетель №1

– Можно садиться, – сказал судья. На мгновение задумался и добавил:

– Первым для дачи показаний вызывается Василий Петрович – друг подсудимого. – Василий Петрович, прошу. – Главное помните, что я сказал о даче ложных показаний.

Васька поднялся со своего места, пересёк комнату, поднялся на подиум и встал за трибуной.

– Расскажите нам с чего начался вчерашний эпизод? – спросил судья.

– Как известно, – начал мой друг. – Вчера у меня был день рождения. – Я позвонил Володе, и мы договорились о встрече.

Вася замолчал.

– Подробнее свидетель, нам очень важны детали, – рявкнул судья. – Как отреагировал подсудимый на ваш звонок? – В какое время вы планировали встретиться? – Как вы планировали провести свой праздник и знал ли подсудимый об этом?

– Я позвонил ему где-то в половине шестого. Володя хотел отказаться. Он сказал – Завтра, то есть уже сегодня, рабочий день, просил перенести нашу встречу на выходные. – Говорил, что не хочет расстраивать жену. Но я на встрече настоял, а он согласился.

– Почему вы настаивали?