Семён отошёл в сторону.
«Посмотрим, – подумал он, – почитаем, что мне на роду написано».
Бережно раскатав папиросную бумагу, Семён с недоумением осмотрел её с обеих сторон. Листок был абсолютно чист.
Надул, попугай чёртов! Бумажка полетела под ноги, Семён шагал, сжав в карманах кулаки. Смеётесь, сволочи? Откуда – чистая бумага? За такие финты, можно и в репу получить! Не стал бы слепой с неподписанными бумажками сидеть, людей обманывать, неприятностей кому охота?
И как молнией ударило Семёна… Нет, не обманула птица, не зря пустую бумажку вытянула, видно самому ему придётся судьбу свою рисовать… И он нарисует, будьте спокойны! Так нарисует, мало не покажется…
Ты смотри, бабулька стоит, ладошку тянет. Помочь, что ли, кинуть мелочи, от него не убудет…
Семён полез, было, в карман, но достал почему-то сигареты, закурил.
«А чего это я деньгами разбрасываться должен? – мелькнуло в голове, – сам – детдомовский, ни отца, ни матери, ни кума, ни свата. И деньжат никто не отваливал за просто так. У бабки, наверняка, дети взрослые, и квартирка какая-никакая имеется. Пенсия опять же… А тут, мотайся по городу, как дворняга последняя…».
Он твёрдо встретил просящий взгляд бабки, и равнодушно отвернулся. Уже середина дня, надо поднажать, сколько времени зря потеряно!
Было сильно за полночь, когда, закрывшись на оба замка и цепочку, Семён, усевшись на застеленную кровать, раскрыл чемоданчик.
Любовно расправлял мятые купюры, раскладывал их на покрывале фиолетовом. Полтинники в одну стопку, червонцы в другую. Мелочёвку бережно пересчитал, ссыпал в целлофановый кулёк. Увесистая получилась колбаска.
Всего вышло у Семёна, помимо затрат необходимых, восемь тысяч сто два рубля и шестьдесят копеек. И это – не считая сегодняшней тысячи, Аглае сунутой. Неплохой улов, можно ноги бить.
Жалко, конечно, дороговато ему хата обходится. Завтра же надо на рынок идти, флигелёк, какой-нибудь, неприметный, снять, подальше от глаз любопытных.
Парень давешний, Аглаин, опять с ног до головы взглядом обшаривал, а глаза цепкие, подозрительные… В гости набивался; давай, говорит, дербалызнем с устатку… Какие гости – час ночи. Еле отвязался от него Семён, ещё не хватало чужому чего с пьяных глаз ляпнуть…
Семён медленно прошёл в ванную, налил в эмалированный таз холодной воды, притащил в комнату, сел к подоконнику, опустил во влажную прохладу уставшие, взбухшие синими венами, ноги.
Телевизор включать не стал, не привык к нему; просто сидел, смотрел, прищурившись, сквозь стекло на соседние дома, на разноцветные прямоугольники далёких окон, на плывущую в чёрных разводах ночного неба, круглую как глаз попугая, луну.
Вспомнив о пустом предсказании, Семён зябко передёрнул плечами.
«Полнолуние…» – уныло подумал он.
Где-то читал или слышал Семён, что в полнолуние, когда луна на небе эдаким начищенным пятаком сияет, разная нечисть пробуждается и творит, что хочет.
– Ерунда это всё… – прошептал Семён, но глаз с лунного диска не сводил, словно завороженный серебристо-белым светом. Было немного не по себе, крадучись, вползало в душу беспокойство.
За спиной скрипнуло, лёгкое дуновение воздуха коснулось Семёна, будто прошёл кто-то. Он мгновенно обернулся. Никого…
Расплескав воду в тазу, парень на цыпочках прокрался к выключателю, щёлкнул клавишей и беззвучно шагнул в угол.
Отсюда, из тёмного угла, комната освещённая луной, была как на ладони. Семён вжался в стену, испуганно ожидая появления… появления кого?
«Дверь закрыта… Два замка и цепочка… Всё равно, умельцу – раз плюнуть. А цепочку – кусачками… – лихорадочно думал он, ощупывая карманы брюк. – Эх, и ничего мало-мальски тяжёлого под рукой… Стоят, выжидают… Ну, давайте, не тяните… Твари!»
Семён заорал что было сил, ударил по выключателю, выскочил из угла, готовый вцепиться в горло любому… любому, кто…
Свет мгновенно залил комнату. Семёна било нервной дрожью. Никого не было. Ни души. Ни в комнате, ни в коридоре.
Семён осторожно, боком, заглянул на кухню. Тоже пусто. Проверил взглядом замки и цепочку – вроде всё цело…
Словно сдувшийся воздушный шарик, Семён съехал спиной по обоям, опустился на пол, накрыл руками голову. В горле пересохло, захотелось пить.
«А сортир?» – гулко стукнуло сердце. Он кинулся на кухню, выхватил из ящика столовый нож.
«Не трусь! Кто бы там ни был… давай!» – уговаривал он себя, долго не решаясь открыть дверь ванной. От нервного напряжения кулак с зажатым ножом свело судорогой. Наконец, Семён не выдержал, саданул в дверь ногой, распахнув её.
– Выходи! – крикнул он. – Выходи, сволочь!
Резкий звонок молотом ударил по голове. Семён развернулся, выставил руку с ножом вперёд, тупо уставившись на входную дверь.
Снова звонок… И ещё…
Семён скользнул к двери и осторожно приник к глазку.
– Кто… кто там? – сипло пробасил он и откашлялся.
С той стороны на дверь смотрел сосед, парень из Аглаиной квартиры.
– Эй, братишка…, – сказал сосед. – У тебя, что, проблемы? Ты зачем людей пугаешь?
Семён облегчённо выдохнул, повернулся спиной к двери, прижался к ней затылком.
– Да нет, всё нормально… – снова откашлявшись, ответил он. – Никаких проблем… Это я спросонья… Спал я…
– А-а… – протянул парень, буравя тяжёлым взглядом глазок на двери Семёна. – Ну, смотри… мы тут проблем не любим.
Семён не проронил ни слова, и сосед, постояв ещё немного, прислушиваясь к тишине, нехотя ушёл к себе. Глухо щёлкнул замок.
Только сейчас, Семён обнаружил, что он весь мокрый от холодного пота, а рука его по-прежнему сжимает нож.
– А что, и убил бы… – измученно прошептал он, пройдя на кухню, – убил бы и глазом не моргнул…
Семён брезгливо кинул нож на стол, стянул с себя, не расстёгивая, рубашку, стал плескать воду из-под крана в лицо. Тёплая вода сгладила испуг, напряжённая спина расслабилась, вялые движения были замедлены, словно после тяжёлой болезни, стали сами собой закрываться глаза, спать хотелось…, спать…
Семён отдёрнул штору, с опаской посмотрел на луну.
– Это ты со мной фокус выкинула, сука круглобокая! – пробормотал он.
Луна задумчиво глядела на Семёна. Он выругался и, задёрнув штору, вернулся в комнату.
Спал Семён снова при включённом свете, вернее не спал, а дремал чутко, от малейшего шороха вздрагивая и приоткрывая налитые тяжестью веки. За окном уже начинало заниматься поздним рассветом утро, когда, наконец, Семён обессилено заснул.
Квартирный рынок расположился на небольшой, узкой улице, недалеко от центра города.
Стоял раньше на этом месте трёхэтажный, дореволюционной постройки, дом. Его снесли, образовавшийся пустырь выровняли, закатали асфальтом, обнесли высокой железной изгородью и поставили несколько лавочек.