– Есть, – ответил капитан. И Сашке: – Пройдемте.
– Спасибо, товарищ майор, – поблагодарил тот незнакомца и поспешил за капитаном вперед. К революционной святыне.
«Интересный дядька», – промелькнуло в голове Шубина.
Они подошли к началу очереди.
– Прошу задержаться, – протянул руку капитан перед третьей от входа тройкой. А потом Шубину: – Пожалуйста.
Сашка монолитно стал впереди, подумав про себя «вот это пруха», и сделал приличествующее месту лицо, выражающее скорбь и отрешенность. Через несколько минут, в числе других, он ступил под гранитный свод, где в небольшом фойе стояли еще два милицейских стража и один гражданский, шарящие по процессии глазами. Лежащий в стеклянном освещенном приглушенным светом гробу вождь мирового пролетариата был похож на восковую куклу.
«В кино он совсем не такой», – мелькнула в голове мысль. Но Сашка ее тут же отогнал. Впечатляясь.
Миновав постамент с выставленным на обозрение телом, он вышел вслед за хлюпающей носом теткой на свежий воздух и проследовал вдоль Кремлевской стены с многочисленными на ней табличками.
Затем Сашка выяснил, где находится Старый Арбат, доехал туда и послушал песни бардов.
Когда же на столицу опустился вечер, автобус-экспресс помчал его в аэропорт Внуково.
Там морпех прогулялся по громадным залам, в бодром шуме прибывающих и улетавших граждан полюбовался электронной россыпью многочисленных рейсов на громадном табло, а также многочисленными красивыми девицами.
В связи с задержкой рейса посадку объявили в три ночи, сонные пассажиры погрузились в ЛиАЗ и стоя доехали до трапа самолета.
Спустя минут пятнадцать, вырулив на бетонку, Ту-154 взлетел, размеренно загудели турбины.
– Так-то лучше, – бормотнул сержант, посасывая взлетную карамельку.
Проснулся он от похлопывания по плечу и нежного девичьего «просыпайся, морячок».
Салон был пуст, в него вливалась утренняя прохлада, рядом стояла бортпроводница.
– Подъем! – открыл глаза Сашка, разом вскочил, чмокнул девушку в щечку (та рассмеялась) и, шмякнув на голову бескозырку, направился по ковру в сторону открытого люка.
Спустившись вниз по трапу и оказавшись на твердой земле, моряк, разведя руки в стороны, заорал:
– Здравствуй, Донбасс! Я вернулся!
Глава 2
Это было под Ровно
– Вставай, хлопче, – послышалось сквозь сон, и Васыль перевернулся на бок.
Рядом стоял дед Андрий и, поглаживая вислые усы, смотрел на внука выцветшими глазами.
– Сниданок на столи. Одягайся.
Васыль Деркач, студент исторического факультета Львовского университета, приехал к деду в Ровно на каникулы, и они собирались съездить в лес за грибами.
После нехитрого завтрака со двора крытой железом добротной хаты с яблоневым садом вокруг и обширным, в пятнадцать соток, огородом, тихо поуркивая мотором, выкатился «Днепр» и порулил вдоль улицы. За рулем в брезентовом плаще сидел дед, а в люльке Васыль в свитере, сонно зевая.
Старшему Деркачу было за шестьдесят, но он был еще крепок и ворочал за двоих.
Родители Васыля давно жили в старом добром Львове, относя себя к местной интеллигенции (отец имел зубоврачебную практику, а мать работала в торговле). Дед же, схоронив бабку, к ним переезжать отказывался и жил один там, где родился.
Через год после присоединения Западной Украины к СССР, тогда еще молодой парубок, он был призван в армию, однако с началом войны дезертировал, вернулся в родные края и, вступив в УПА*, предложил немцам свои услуги. До 44-го в ее составе грабил и угонял в Германию местное население, принимал участие в карательных операциях. Когда же его хозяев погнали до Берлина, ушел с недобитыми бандеровцами в лес, откуда делал налеты на «комуняк», и при одном таком попал в засаду НКВД.
Почти всю банду чекисты порубили в капусту, а оставшиеся в живых Андрий и еще несколько получили по двадцать лет колымских лагерей, откуда вышли в 1953-м по амнистии. Устроившись грузчиком на мукомольный завод, Деркач впрягся в хозяйство. Для начала чуть подправил старую батькову (та почти завалилась) хату, а потом стал выращивать на продажу кабанов, откармливая их высевками*, которые по ночам таскал с работы. Вскоре Андрий женился на разбитной вдове с села Грушки, и та стала «курить» самогон, обзаведясь многочисленной клиентурой. Через два года на месте убогой мазанки супруги возвели каменный дом с мурованным подвалом, заложили сад и расширили огород, дающий для базара всяческий овощ.
Когда же в колыске* запищал наследник, Андрий окрестил его в костеле и дал там слово вывести в люди, что с успехом и проделал.
По окончании школы за хабар* пристроил его в медицинский институт, после которого молодой Деркач стал врачом-стоматологом. Гроши получал не абы какие, но имел солидный приработок, ставя нужным людям коронки и мосты из драгметалла. Два золотых дуката для почину подарил ему батько. Он же помог с деньгами на кооперативную квартиру в областном центре, где наследник нашел достойную подругу жизни. Теперь вот вырос внук, который трепетно любил дедуся.
После его рождения, устраивая свою городскую жизнь, сын с невесткой часто определяли Васылька до батькив у Ровно, где бабка Мирослава рассказывала хлопчику сказки о ведьмах и вурдалаках, а дед о героях Украины – Мазепе, Кармелюке и Олексе Довбуше. От него маленький Васылько впервые услышал слово «москали», с которыми и бились эти самые герои. Внук подрос, стал ходить в школу и приезжать к старикам на каникулы, где дед Андрий продолжил свое воспитание.
Ко времени поступления в университет Васыль люто ненавидел «москалей», знал, что они упекли деда в Сибирь, как когда-то Кармелюка, и считал его для себя примером. В стенах же родной альма-матер посеянное в душе внука старым бандеровцем семя пустило корни в благодатную почву.
Носящий имя Ивана Франко старейший университет Украины к тому времени имел ряд достойных выпускников. В их числе были Андрей Бандера – ярый националист и отец идеолога украинского фашизма, Евген Коновалец – создатель ОУН-УПА* и много других, не столь известных, ставших впоследствии антисоветчиками, диссидентами или сбежавших на Запад. Окончательно дедовские «лекции» подкрепились у Васыля участием в националистической организации «Рух», официально созданной к тому времени в республике.
Когда внук рассказал деду о своем членстве в организации, старый Деркач перекрестился на икону и, сказав «прыйшов наш час!», пожелал научить его практике. А для того поведал свое героическое прошлое, от которого у будущего журналиста захватило дух. Так было интересно. Васыль узнал о боевых группах УПА, формах и методах их деятельности, способах тайной связи и работы с населением, а также ряде операций.
И вот теперь, на очередных каникулах, внук вместе с дедом ехал учиться владеть оружием, которое у старика было припрятано в схроне.
Оставив позади Ровно, мотоцикл выехал на дорогу к Дубровице и прибавил скорости. На полпути он свернул в обширный, теряющийся за горизонтом лесной массив, на отдельных холмах которого виднелись руины старых, времен княжества Литовского замков, съехал в долину, по дну которой прыгала по камням неширокая речка, и покатил вдоль берега.
– Ось тут и станэмо, – подрулил старый Деркач к группе раскидистых берез у глинистой осыпи и заглушил двигатель. В тишине слышались шум воды и стук дятла в глубине леса.
– Красивые тут места! – сойдя на траву, оглядел ландшафт внук. – Былинные.
– Эгэ ж, – ответил дед, извлекая из багажника вещмешок. – Колысь усэ цэ, – обвел вокруг рукою, – налэжало пану Потоцькому.
– Великий был князь, – с чувством изрек Васыль. – Не раз дрался с московитами.
– А тэпэр наш черед, – передал внуку рюкзак дед. – Ходимо зи мною.
Спустя час, идя по известным лишь старшему Деркачу приметам, оба оказались на поросшей соснами возвышенности с остатками крепостной стены и полуразрушенной башней. Чуть пригнувшись, старик вошел в затянутый диким хмелем пролом, где включил фонарик. Луч света выхватил из мрака груду битых камней, а за ней мрачный ход каземата. Осторожно ступая, оба спустились по остаткам ступеней вниз, и Андрий ткнул пальцем в один из его углов:
– Копай, Васылку.
– Понял.
Внук извлек из рюкзака складную лопатку, прошел туда, присел и отгреб из-под ног слой песка, под которым оказалась потемневшая от времени дубовая ляда. Схватившись за ржавое кольцо, он потянул вверх – открылся темный зев, откуда потянуло затхлостью. Оба поочередно исчезли в нем, а потом дед, пошарив у лестницы, зажег спичкой стоящую рядом плошку. Тусклый огонек выхватил из тьмы подобие склада. У одной из боковых стен зеленели несколько плоских ящиков, у другой стояли две железные бочки, проштампованные имперскими орлами, рядом – почти сгнившие мешки с россыпью толовых шашек. В торце высился деревянный стеллаж с многочисленными жестяными коробками.
– Цэ у нас був пункт боепитания, – глухо сказал дед, распахивая крышку одного из ящиков.
Там, в ячейках, матово отсвечивали винтовки.
– Останний раз я тут був у прошлому годи, – взял одну в руки дед, ловко передернул затвор. – Уси готови до бою.