Комиссар госбезопасности

– У меня ничего нету, хлопцы, – тоже встал Пашка.

– А это? – кивнул курчавый на кожушок.

– Грубой[17 - Грубой – хороший (жарг.)] клифт, – поцокал языком второй, в драном морском бушлате.

– А ну снимай! – схватил Марко Пашку за воротник.

В тот же момент тот уцепил его руками за запястье и, вывернув наружу, швырнул в угол.

– Ах, ты ж, сука, – прошипел Марко, вскочив на ноги, в руке блеснула финка.

Пашка отпрыгнул назад, вырвав из кармана браунинг:

– Брось, а то убью!

– Ладно, проехали, – Марко спрятал нож. – Убери пушку.

Остальные стояли, открыв рты.

– Считай, ты у нас живешь, – протянул руку Марко. Пашка пожал жесткую ладонь. Вскоре все сидели вокруг «стола», с удовольствием поедая украденные на Привозе пахнущую чесноком колбасу и ржаной каравай хлеба.

Компания, к которой примкнул Пашка, оказалась интернациональной. Самый старший, Марко, был из цыган, тринадцатилетний Циклоп (у него косил левый глаз) – еврей, а мелюзга, Шкет и Клоун, русские.

Они промышляли на Привозе, умыкая всё, что плохо лежит, и тырили по карманам. Заниматься этим Пашка категорически отказался, став искать в городе работу, но такой не имелось даже для взрослых. Заводы и фабрики стояли, народ бедствовал, шиковали только буржуи со спекулянтами да деникинские офицеры.

Вскоре пришлось продать кожушок с кубанкой, быть нахлебником у ребят Пашка не хотел, а потом и сапоги – стал ходить в обносках. По вечерам все возвращались из города в грот, делили еду, которую удавалось стырить беспризорникам, и пили из кружек морковный чай. А ещё развлекались, как могли, и вели разговоры.

Развлечения сводились к игре в карты, засаленная колода которых хранилась у Циклопа, и пению блатных песен. Новичка быстро обучили играть в рамс и стос «под интерес», в которых тот вскоре превзошел наставников. В разговорах же обсуждались услышанные на Привозе новости, случившиеся там разборки и похождения Мишки Япончика.

То был знаменитый одесский налетчик, успешно грабивший при всех режимах и считавшийся неуловимым. Заветной мечтой новых Пашиных друзей было попасть в его банду, чтобы повысить квалификацию.

Кроме того, прихватив самодельные факелы из тряпок, вымоченных в нефти, все вместе часто путешествовали по катакомбам, где проживало немало народу. В разветвленных галереях ютились другие группы шпаны, дезертиры и бандиты. Наведывались туда контрабандисты, пряча товары, и другой темный люд. Впрочем, сосуществовали все мирно, никто никому не мешал. Все жили по интересам.

Как ни странно, лучше других знал катакомбы Шкет, обладавший особым чутьем выбирать правильный путь и возвращаться обратно. Однажды он даже нашел выход за городом в степи, чем тут же воспользовались. Ночью из катуха[18 - Катух – загон для овец.] расположенного неподалеку хутора Марко с Циклопом сперли барана, из которого вся компания неделю варила наваристую шурпу.

Пашка же, раздобыв чистый тетрадный лист и огрызок химического карандаша, попросил Шкета изобразить план лабиринта.

– Так это ж не весь, – послюнявил тот грифель.

– Ничего, давай малюй.

Когда тот всё сделал (получилось наглядно), Пашка аккуратно свернул листок и спрятал в карман – на всякий случай.

Спустя месяц Пашка нашёл работу. Помог случай.

Тем ясным ноябрьским днем (осень выдалась долгой и теплой) он, как обычно, навестил морской порт. У стенки ржавели оставленные командами суда, на рейде дымил трубами британский миноносец, а у одного из причалов разгружался французский пароход. По сходням вверх-вниз бегали с мешками и ящиками на плечах грузчики.

До начала разгрузки Пашка было туда ткнулся, надеясь примкнуть к артели, но его не взяли.

– Гуляй, пацан, дальше! – хмуро сказал старший.

Сидя на бухте канатов в стороне и нежась на солнце, мальчишка с завистью наблюдал за их спорой работой. Внезапно один из грузчиков, молодой парень, спускавший очередной мешок, оступился и покатился по сходне вместе с мешком вниз.

Товарищи бросились к упавшему и подняли. У бедолаги оказалась вывихнута нога.

– Слышь, пацан, иди сюда! – махнул Пашке рукой старший. Парень, спрыгнув с бухты, подбежал.

– Отвези его домой, – протянул купюру, – сдача твоя.

Сунув деньги в карман, Пашка закинул руку парня себе на шею, и оба заковыляли к выходу из порта. Там Судоплатов нанял пролетку, спросив: «Куда везти тебя, дядя?». Авдей, так звали грузчика, назвал Ланжерон. Этот район Одессы находился в десяти минутах езды от порта, на побережье.

Остановились у небольшой мазанки[19 - Мазанка – глиняная хата.], окруженной садом. Мальчишка расплатился с извозчиком, помог слезть Авдею, поддерживая, завел во двор, а оттуда в хату. Там их встретили его родители, мать стал хлопотать над сыном (нога у того посинела и распухла), а отец сокрушенно крякнул: «Незадача». Потом окинул мальчишку взглядом:

– Беспризорник?

– Не, – повертел тот головой. – Ищу работу.

– Ко мне на шаланду пойдешь?

– С радостью, – часто закивал малец.

Так Пашка стал рыбаком.

Семья оказалась греками по фамилии Васалаки и имела шаланду, на которой отец с братом и сыном ловили ставриду, продавая ее на Привозе. До этого Пашка любил порыбачить у себя в Мелитополе, ловя на удочку в местных ставках окуньков и пескарей. Здесь же рыбалка была совсем другая, сетью. Ранним утром шаланда Васалаки в числе других выходила в море, возвращаясь оттуда под вечер.

Вскоре новый работник научился грести на веслах, выметывать и выбирать снасть, управляться с рулем и парусом. Поскольку наступил зимний сезон, уловы были не богаты, но на жизнь рыбакам хватало.

На базаре дары моря шли нарасхват. Зенон, так звали старшего Васалаки, расплачивался с мальчишкой частью улова и кукурузной мукой, все ходившие в Одессе дензнаки стремительно дешевели.

Жить Пашка продолжал с ребятами, которые теперь регулярно варили уху, мамалыгу[20 - Мамалыга – кукурузная каша.] и запекали в углях ставриду.

– Лафа, – чавкая душистым сочным куском, щурил кошачьи глаза Шкет.

– Угу, – соглашались остальные.

В конце января ударили сильные морозы, а потом за городом неделю гудела канонада и полыхали зарницы у горизонта, подходила Красная Армия. В центре города спешно эвакуировались военные учреждения, с рейда исчезли французские и английские миноносцы, а вечером 7-го февраля в Одессу входила кавалерийская бригада Котовского[21 - Котовский Г. И. – герой Гражданской войны.]. Буржуи с интеллигенцией тут же попрятались по домам, простой люд радостно встречал освободителей.

Был в толпе и Пашка с друзьями, радостно швырявшие вверх шапки. Потом он расспрашивал определявшихся на постой бойцов о брате, но никто о нем не слышал. Николай как в воду канул.

Из центра Пашка тут же отправился на Ланжерон, где получил у Васалаки расчет, а утром направился записываться в Красную Армию.

– И на хрена тебе это надо? – почесываясь и зевая в свете чадящей плошки, спросил Марко. – Мне что красные, что белые – один черт.

– А чтоб такие пацаны, как вы, не жили в катакомбах, – чуть подумав, сказал Пашка. Затем пожал всем руки и исчез во мраке.

– Ты того… Если не возьмут, возвращайся! – крикнул вслед Шкет.

Добравшись в центр города, уже расцвеченный красными флагами, парнишка поозирался и подошел к группе бойцов, гревшихся у дымного костра в сквере. У них выяснил, что запись идет на Канатной. Эту улицу он знал, там находились казармы бывшего юнкерского училища, двинул туда.