Патриотизм и русская цивилизационная идентичность в современном российском обществе

Говорить об истинном патриотизме в современном мире становится всё сложнее, особенно в условиях процессов глобализации, когда страновые или государственные интересы подчиняются общемировым стандартам и требованиям. В такой ситуации целенаправленное формирование патриотизма (в разных формах) становится естественной политической задачей, но подобная картина меняет привычную сущность патриотизма, сводя ее к искусственному конструированию чувства любви к родине. Особое место в объяснении и осмыслении данного процесса занимает конструктивистский принцип патриотизма в концепции Дж. Кейтеба, еще не ставшей в полной мере достоянием отечественной патриотики.

В концепции Кейтеба речь идет не только о конструировании патриотизма и последствиях этого, но и об ином социокультурном подходе к исследуемому феномену. Так, англо-протестантская идентичность американцев своеобразна, у них отсутствует отождествление с территорией, страной, скорее возникает идентификация с политическими и государственными институтами, поэтому патриотизм совершенно иначе осмысливается американскими теоретиками не как естественно возникшее чувство любви к родине, а как политическая вера, целенаправленно сформированная, искусственно обретенная, часто ошибочная.

Почему патриотизм является неизбежной и распространенной ошибкой? Что имеет в виду Кейтеб, рассуждая о патриотизме-абстракции и патриотизме-принципе? Действительно ли патриотизм на практике превращается в идеализацию себя или групповой нарциссизм?

Патриотизм представляет собой двойную ошибку: с одной стороны, это серьезное нравственное заблуждение, а с другой – обычное состояние мыслительной путаницы. Этой ошибки, по Кейтебу, избежать невозможно, т. к. тема патриотизма тщательно разрабатывается на теоретическом уровне и активно продвигается на политическом. Одной из причин необходимости защиты патриотизма выступает моральное и интеллектуальное бессилие современной интеллигенции, связанное с отказом от ценностей эпохи Возрождения (независимость мысли, отрицание идолопоклонства и фанатизма).

Главное заблуждение интеллигенции в том, что патриотизм ею воспринимается как средство обретения смысла жизни через групповую идентификацию, облегчающую груз собственной индивидуальности, поэтому Кейтеб считает патриотизм самой смертоносной формой построения отношений в группе, способствующей защите и процветанию таких явлений, как религиозный фундаментализм, сепаратизм, этническая гордость и пр.[159 - Kateb G. Patriotism and other mistakes / Kateb G. New Haven: Yale University Press, 2006. Р. 4–5.]

Теоретики, поддерживающие особенности групповой идентификации как жизнеопределяющие и жизнеутверждающие, часто спекулируют на традиционных верованиях людей и, считая эти верования уже безосновательными, тем не менее предлагают придерживаться их, надеясь, что когда-нибудь созданное подобие превратится в настоящее[160 - Ibid. Р. 7.].

Не верить и продолжать традицию – возможно ли это? «Таковы традиции», – это объяснение стало тривиальным не только в США, но и вызывает разные интерпретации в современном российском обществе. Причем либералы находят в нашей истории традиции русской демократии; коммунисты и социал-демократы часто апеллируют к истинно русским ценностям: справедливости, равенству, братству; национал-патриоты обосновывают необходимость коллективизма, православия, возрождения русского национального духа как главных цивилизационных основ России. Действительно, одним из модных аргументов стало обращение к традиции, не требующее иного обоснования, но сама традиция оказалась в зависимости от политических предпочтений социума.

Почему патриотизм как форма групповой особости является ошибкой? Кейтеб, определяя патриотизм как любовь к своей стране, обозначает его (патриотизма) самое главное проявление – это готовность «либо вынужденно, либо рьяно умереть или убить за свою страну»[161 - Kateb G. Op. cit. Р. 8.]. Патриотизм является ошибкой по причине неверного понимания родины: «родина», родная страна (Кейтеб имеет в виду любую страну вообще) – это абстракция, состоящая из нескольких реальных, но в большинстве образных, воображаемых компонентов. Автор считает территорию страны, пейзажи, ландшафт, исторические места более-менее реальными в отличие от социальной памяти, истории, социальных коммуникаций, которые теряют свою абстрактность и становятся видимыми только благодаря воображению. Таким образом, патриотизм, по Кейтебу, это готовность умереть и убить за абстракцию, за плод вашего воображения[162 - Ibid. Р. 8–9.].

Исходя из этого определения, умирать за родину могут только люди с прекрасной фантазией, решиться на смерть ради отчизны, совершить подвиг возможно лишь в условиях затуманенного образами мышления. Тогда какой смысл в подобной смерти? Кейтеб, обозначая взаимосвязь между патриотизмом и смертью, рассуждает о мужской концепции жизни, милитаризованной и политизированной. Возможно, именно по причине возникновения маскулинной концепции жизни патриотизм и оказывается особенно востребованным во время войн. Патриотизм, по Кейтебу, превращаясь в абстрактную ценность, заставляет человека принять преждевременную насильственную или добровольную смерть.

Совершенно иначе Дж. Кейтеб относится к патриотизму как принципу – умереть или убить за принцип патриотизма вполне приемлемо. В чем отличие между абстракцией патриотизма и принципом патриотизма? Принцип патриотизма – универсальный моральный и всеобщий, его целью является новый позитивный статус людей как группы без ущемления интересов личности. Патриотизм не ограничивается своей абстрактной сущностью, он «превращает определенный тип любви к себе в идеал»[163 - Kateb G. Op. cit. Р. 10.], подобная любовь к себе обязательно перейдет в предпочтение себя, и в этом – деструктивный характер патриотизма.

Обращение Кейтеба к всеобщей морали не является новым, русский философ Е.Н. Трубецкой считал возможным оправдание войны не ради родины, а именно с нравственных позиций. Исключения из нравственного закона ради чего-либо недопустимы, т. к. тем самым отрицают его безусловность и всеобщность. Однако независимо от множества двойственных характеристик патриотизма в русской философской традиции (ложный – истинный, греховный – праведный, инстинктивный – сознательный и др.) негативный аспект патриотизма не воспринимался как абстракция, образ, нечто не существующее в реальности. Почему воображение человека о собственном отечестве отделяется в концепции Дж. Кейтеба от него самого, как будто это действительно можно сделать? В реальности нельзя рассуждать отдельно о некоей абстракции и принципе патриотизма, практика доказывает, что смысл смерти ради родины всегда субъективен и сопоставления отдельным индивидом своих героических действий во время войны с неким универсальным принципом патриотизма не происходит, обычно на это нет времени. Принцип патриотизма в трактовке Кейтеба оказывается еще более абстрактным, чем «абстрактная» (на самом деле очень конкретная) смерть за свою родную страну.

Патриотизм, по Кейтебу, игнорирует всеобщий нравственный закон, способствуя формированию государственного эгоизма и постоянно поддерживая миф о реально существующей угрозе, необходимой для самосохранения народа. Деструктивный характер патриотизма связан не столько с предпочтением себя, сколько с вооруженной сущностью государственных образований, которые довольно редко действительно защищают истинные интересы своего народа. Учет политической сущности государств позволяет Кейтебу критично оценить любовь к родной стране, которая по природе своей создана властью и для власти[164 - Kateb G. Op. cit. Р. 10.].

Испытывать чувство любви можно только к людям, но не к абстрактным воображаемым сущностям, какими являются страны; международные отношения – это постоянное соперничество, конкуренция, поэтому страна превращается в средство для борьбы. По сути, Кейтеб поднимает проблему политического патриотизма, когда чувство любви к родине может использоваться в интересах правящих элит, но это явление нормальное и неизбежное в политической деятельности.

Дж. Кейтеб акцентирует внимание на отсутствии самоограничений в патриотизме, которое придает ему групповой радикализм и превращает в «групповой нарциссизм», но, к сожалению, не находит особой разницы между патриотизмом и национализмом, аргументируя наблюдаемую близость этих явлений похожими деструктивными результатами.

Эстетический патриотизм Кейтеб связывает с честной игрой во враждебность, когда враги являются не меньшими патриотами своих стран, что придает смысл борьбе, и не верит в искренность особого духовно-нравственного состояния народа в случае победы над более сильным противником, критикует позицию Макиавелли, желавшего, чтобы в каждой стране были истинные патриоты, считая такой патриотизм игровым и бездуховным. Чаще, считает Кейтеб, борьба ведется ради победы, и неважно, с сильным или слабым противником, патриотами или не патриотами[165 - Kateb G. Op. cit. Р. 10–11.].

С нашей точки зрения, противостояние патриотов разных стран придает борьбе необходимый духовный смысл, т. к. делает его похожим на вечное противостояние Добра и Зла. Победа над более сильным противником всегда придает уверенности народу, отражает некий «кодекс чести», когда по умолчанию слабого не трогают. В этом случае действительно можно вести речь о принципе патриотизма, одинаковом универсальном для всех наций и народов. В патриотизм играть нельзя, потому что слишком высока цена подобной игры, но даже если для кого-то это только игра, то все равно она необходима для нравственного обоснования трагедий войны.

Кейтеб в некотором смысле прав, наделяя патриотизм деструктивной функцией, но он рассуждает о неизбежном конструировании патриотизма, в связи с чем и возникают прогнозируемые ошибки в создании образа родной страны. Деструктивной, по Кейтебу, является любая добродетель (особенно любовь), т. к. она нуждается в защите, сохранении себя любыми доступными способами через предпочтение объекта любви, но на самом деле деструктивным может быть лишь проявление этой добродетели. Предпочтение объекта любви является обязательным условием существования ее самой, и оно же становится причиной деструктивных действий в условиях самозащиты, однако возникающую деструктивность нельзя оценивать однозначно.

Любовь к родине с позиции конструктивизма – это великолепная игра, которая, несмотря на свою привлекательность, может привести человека к преждевременной смерти. Кейтеб считает странным заблуждением преданность и верность своей стране, которые зависимы от значимости и силы предков, отцов, причем именно патриотизм, монотеизм, патриархат придают этому всеобщему заблуждению еще более реалистичный оттенок. Патриархальные традиции православной России, если следовать конструктивистскому взгляду, превратили патриотизм в ложный принцип, создав исторический образ России, не соответствующий ее реалиям.

Тезис Кейтеба «страсть можно вызвать искусственно» означает полное подчинение индивида навязанному, искусственно созданному образу отечества[166 - Kateb G.Указ. соч. Р. 8.]. Причем, независимо от средств или способов духовного обретения отчизны, всегда будет возникать сомнение в возможной имитации, подмене истинного чувства ложным, не существующим. Индивид оказывается в ситуации бесправия и духовного бессилия, он по определению пассивен, т. к. подчиняется только зову страстей и инстинктов. Действительно, такой патриотизм бездуховен, ограничивается временными рамками и является лишь хорошей копией. Конструктивист будет сомневаться всегда, т. к. социальная и политическая реальность для него иллюзорна, а патриотизм – лишь один из способов ее конструирования. Поэтому очень сложно в рамках конструктивизма обозначить критерии истинного, реального патриотизма, и хотя Кейтеб отделяет патриотизм как особый идеал от абстракции патриотизма, он тут же критикует этот идеал как самолюбование, предпочтение себя, ведущее к деструктивным действиям[167 - Ibid. Р. 9–10.].

Более того, патриотизм как универсальный принцип наполняется разнообразным содержанием: религиозным, национальным, культурным, социально-политическим. Кейтеб не учитывает этого, пытаясь ограничить феномен патриотизма любовью к своей родной стране и, по сути, анализируя его только в социально-политическом и государственническом аспектах.

Религиозные, национальные, культурные моменты патриотизма представляют опасность, т. к. близки идолопоклонству, и в этом случае универсальный принцип патриотизма, считает Кейтеб, может или затеряться, или быть проданным. Данный тезис отражает философскую дискуссию о взаимодействии общего и частного, и поэтому бессмысленно ее продолжать, но он (тезис) нуждается в дополнении. Если дается определение универсального принципа патриотизма, то необходимо включать в него все возможные мотивации, вызывающие чувство любви к родине, независимо от субъективных опасений (т. е. национальные, религиозные, культурные и пр.). Универсальный нравственный принцип патриотизма должен опираться на конкретный исторический опыт народов в обретении образа своего отечества, и именно народ и создает его. В свое время Д. Муретов верно отмечал, что можно сравнивать народы по факту наличия у них патриотизма (речь о принципе), но не по специфике его проявления (национальной, культурной, религиозной и пр.).

Говоря о специфике патриотизма, Кейтеб в качестве примера рассуждает о политике Линкольна, для которого ненависть к рабству была сильнее любви к родине. Возможно ли рассуждать о степени любви, неужели является нормальным преуменьшение любви в определенных обстоятельствах? Тогда зависимость любви очевидна, но в таком случае она теряет свою самоценность, поэтому очень важно то, о какой любви мы говорим: к родине, родной стране как политическому идеалу, к власти или к национальным, культурным и религиозным традициям и т. д.

Кейтеб считает, что патриотизм сам по себе бесполезен, он выгоден лишь в инструментальном смысле. Действительно, патриотизм часто используется в политике как привлекательная интегративная ценность, но этот факт не влияет на существование истинного принципа патриотизма. Противоречивость концепции Кейтеба в том, что, с одной стороны, он пытается определить универсальный принцип патриотизма как идеал, а с другой – заключает о его деструктивности и инструментальном использовании как свойствах, вытекающих из его природы.

Интересна оценка Кейтебом конституционного патриотизма (термин Ю. Хабермаса), в которой звучит идея о необходимости для патриотизма наличия внешних врагов, а «преданность свободной конституции ради нее самой не является патриотизмом»[168 - Kateb G. Op. cit. Р. 13.]. Он опирается на идеи создателей (Джефферсон) современной конституционной свободы, которые уже доказали ее непатриотичность и обосновали универсальность и всеобщность.

Кейтеб обозначает проблему выбора нравственного человека особенно в военных условиях между любовью к принципу патриотизма и любовью к конкретной стране. Патриотизм (как любовь к конкретной стране) представляет собой страсть, которая позволяет легко отказаться от принципа патриотизма. Кейтеб выделил в патриотизме две характеристики – принцип и абстракцию, причем абстракция понимается через конкретное проявление патриотизма, которое дистанцирует его от принципа, т. к. принимает разнообразные формы. Проявления патриотизма и принцип патриотизма настолько разнятся в концепции Кейтеба, что возникает ощущение, будто они почти никогда не пересекаются, хотя именно редкость этого действия доказывается на основе различения частного и общего в феномене патриотизма.

Борьба за принцип патриотизма сложно переплетается с борьбой людей за интересы своих стран, особенно в случае конструктивистского понимания патриотизма, когда оправданными (ради любви к родине) становятся любые действия. Дж. Кейтеб рассуждает о разных типах патриотизма – активистском и развитом, считая последний наиболее редким и не воинственным по сути, например, швейцарский патриотизм. Интересен тезис автора о зависимости любви к стране от тех принципов, которые общество считает своими, т. е. «мы начинаем любить ее принципы, потому что это принципы нашей страны», а далее возникает осознание несовершенства воплощения любимых принципов и попытка преодоления ощущаемого несовершенства[169 - Ibid. Р. 14.].

Неспособность преодолеть несовершенное воплощение принципа патриотизма Кейтеб объясняет нежеланием отказаться от беспричинной любви к родине, а также молодостью возникающих ощущений. Эта трактовка в данном контексте перекликается с пониманием патриотизма П.Я. Чаадаевым, который тоже рассуждал о молодых нациях, способных только на инстинктивный патриотизм, и о более развитых, формирующих сознательный патриотизм.

Неужели граждане действительно сначала любят страну с ее принципами, а потом начинают любить принципы ради них самих? Действительно ли любовь к стране как к несовершенному воплощению принципа патриотизма может стать мотивацией войны?

Дж. Кейтеб критикует концепцию А. Макинтайра, допускающего и считающего абсолютно естественным несовпадение проявлений патриотизма с универсальным нравственным принципом патриотизма. Макинтайр, определяя патриотизм как силу, мужество, полагает возможным использование добродетели в разных целях, даже в случае переплетения определенных действий с пороками, более того, он убежден, что часто пороки становятся мотивацией для проявления добродетели[170 - Kateb G. Op. cit. Р. 14–15.]. Макинтайр осмысливает патриотизм с позиции эстетики, и этот подход наиболее реалистичен, на наш взгляд.

Кейтеб анализирует проявления патриотизма как добродетели и, опираясь на Макиавелли, обозначает его нравственно желаемые результаты, которые не исключают риска, героизма, храбрости и, главное, что «в общественной жизни добродетели оказывают такое же влияние, что и пороки, не превращаясь в них»[171 - Ibid. Р. 15.]. Ученый считает, что сохранение брака для того, чтобы могла существовать добродетель верности (как у Аристотеля), представляет собой не такой радикальный случай, как вышеописанный с добродетелью патриотизма, которая проявляется в войне и таким образом сохраняет себя. Кейтеб оценивает мотивацию эстетического подхода с точки зрения ее зачастую непомерно высокой нравственной стоимости, особенно если речь идет о любви к стране, а не к людям. Любовь к стране несовместима с безнравственной политикой, которую осуществляют политические институты, поэтому Кейтеб склонен предпочесть любовь к людям или духовным принципам как наиболее нравственно приемлемую любовь, но даже в этом случае он рассуждает о несовместимости таких форм любви[172 - Ibid. Р. 18.].

Безнравственная и деспотичная имперская политика США с точки зрения Кейтеба иллюстрирует нарушение необходимого соответствия между принципом демократии и его проявлением, особенно за пределами государственных границ. Любовь к людям проявляет себя «вне добра и зла», но этого нельзя сказать о любви к стране: Кейтеб считает неприемлемой идею любви к стране-абстракции, которая может причинить много вреда и патриотам, и не патриотам и в конечном счете становится «любовью левиафанов или бегемотов»[173 - Kateb G. Op. cit. Р. 18.]. Принцип патриотизма не может быть сведен к некоему теоретическому постулату, т. к. речь идет о любви, имеющей определенное универсальное значение и разнообразные формы своего проявления.

Поэтому определение патриотизма через любовь к своей стране требует осмысления феномена любви как принципа и как абстракции, если следовать логике Дж. Кейтеба. Очевидно, что представленная конструктивистская концепция патриотизма ограничивает исследуемый феномен социально-политическими и государственническими рамками, акцентируя особое внимание на абстрактной сущности государства и политических институтов. Отсюда и проистекает ошибочное представление о патриотизме, связанное с любовью к стране, т. е. политическому идеалу, а не к родине, религиозно-культурному идеалу, не имеющему никаких аналогов.

Кейтеб предлагает вместо известного термина «космополитизм» использовать наиболее приемлемое мировоззрение – привязанность к жизни, любовь к жизненным благам, житейская мудрость – worldliness, т. е. «неантропологическое признание различных составляющих многочисленных культур, включая свою собственную»[174 - Ibid.].

Он отдает предпочтение единственной нравственно приемлемой, с его точки зрения, любви к людям или любви к нравственным (духовным) принципам, в то же время любовь к патриотизму как принципу или патриотизм как любовь к своей стране-абстракции легко превращается в добровольную самоэксплуатацию. Кейтеб ставит вопрос о возможных формах правления, его духе и считает, что выбор определенной формы правления патриотами часто расходится с теми духовными принципами, которые они выражают. Он придерживается индивидуалистической трактовки политики, считая главной целью правительства любой страны защиту личных и политических прав отдельного человека. Более того, страна как территориальная целостность политически организована не только для эффективной защиты прав своих граждан, но также гарантированного соблюдения прав человека во всем мире. Кейтеб считает страну временной остановкой на пути к федеративному человеческому сообществу, а политическое общество – личностью, обладающей правом на самосохранение, поэтому индивидуальная нравственность должна быть определяющей для патриотов в условиях выбора ими политического проекта[175 - Ibid. Р. 19.].

Патриотизм слишком часто оправдывает безнравственное поведение правительства якобы ради сохранения общества, но в этом случае мы, по сути, имеем дело с проявлениями патриотизма в политике? и, на наш взгляд, именно о подобии патриотизма, о его инструментальной значимости, а также его всевозможных насильственных проявлениях делает заключения Кейтеб в своей работе «Патриотизм и другие ошибки».

Патриотическая республиканская форма правления, по Кейтебу, повышает уровень насилия, связанный со слабой терпимостью внутри группы, нации, и способствует созданию разных типов активности в стране и за ее пределами. Патриоты групповой идентификации своей деятельностью способствуют повышенной политизации людей и в зависимости от идейно-политической направленности меняют политические и государственные цели, ради которых и используется ценностная значимость патриотизма.

Групповая идентичность заставляет людей жертвовать общепринятым нравственным принципом и побуждает к разрушительным и саморазрушительным действиям, которые как будто мотивированы любовью к стране, а на самом деле способствуют укреплению худших аспектов политической жизни и, по сути, отражают поклонение ложному богу[176 - Kateb G. Op. cit. Р. 20.]. Патриотизм, по Кейтебу, представляет собой идолопоклонство, а основой взаимодействия общества становится пожертвование собой, своими товарищами, своими врагами.

Концепция патриотизма Дж. Кейтеба опирается на индивидуальную нравственность отдельного человека, близка пацифистским воззрениям и несколько утопична. Его пугает нравственная цена различных насильственных форм проявления патриотизма (войны, протесты, революции), поэтому, сопоставляя термины «патриотизм» и «космополитизм» как «любовь к своей стране» и «любовь ко многим странам», он предлагает наиболее приемлемое мировоззрение – worldliness, оценка своей и множества других культур не с позиции антропологии, а с точки зрения общей для всех привязанности к жизни, любви к жизненным благам, искусству, мудрости. Любовь к принципам и людям вполне может заменить любовь к некой абстрактной стране. Патриотизм как способ самосохранения наций нарушает, с точки зрения Кейтеба, личные и политические права человека и обязывает его к возможной преждевременной насильственной или добровольной смерти (участие в войнах).

Кейтеб критикует республиканский патриотизм в исполнении Маурицио Вироли, который в работе «Ради любви к стране» доказывает невозможность любви к абстрактным нравственным принципам (например, к свободе) без сопоставления с ними (принципами) образа родной страны, иначе говоря, любовь к принципу возникает через ее конкретное проявление. Маурицио Вироли обозначает проблему гражданской верности, зависимой от географии эмоций, т. е. общей культуры, пейзажа, совместных ритуалов, и считает невозможным возникновение и испытание чувства без определенного места[177 - Turner B. Democracy in One Country // European Journal of Social Theory. 2004. Vol. 7. № 3. Р. 285.].

Патриотизм как политическая привязанность нуждается в постоянных символических и ритуальных мероприятиях, создающих общую коллективную память социума. Патриотизм так же, как и космополитизм, без места нежизнеспособен, т. к., являясь определенным обязательством, требует коллективных волнений и возможности их проявления[178 - Ibid.].

Кейтеб считает, что ритуалы и символы, вопреки утверждению М. Вироли, не имеют такого важного значения для существования патриотизма, т. к. множественные представления о Боге не придают веры в него так же, как и множественные представления о патриотизме не добавляют этому принципу реальности[179 - Kateb G. Op. cit. Р. 12.].

Вироли, обозначая различия патриотизма и национализма, акцентирует внимание на разных ценностных устремлениях представленных типов любви: республиканский идеал и свобода в первом случае и духовное культурное единство – во втором. Республиканский патриотизм милосерден и благороден, по Вироли, и, в отличие от национализма, укрепляет культурно-историческую самобытность народа, создает условия для возникновения и сохранения любви ко всеобщей свободе, не позволяет национальным страстям вырваться наружу. Вироли, обозначая задачу своего исследования, стремится понять не природу патриотизма или национализма, а природу любви к своей стране[180 - Viroli M. For Love of Country: An Essay on Patriotism and Nationalism / Viroli М. Oxford: Clarendon Press; N. Y.: Oxford University Press, 1995. Р. 4–5.].

Концепции Дж. Кейтеба и М. Вироли схожи тем, что речь идет о любви к стране как политическому и гражданскому идеалу, только идеалы разные: демократический индивидуализм или патриотический республиканизм.

В представленных концепциях речь идет о любви к стране (for country), термины «родина» и «отечество» (motherland, fatherland) не используются авторами, патриотизм осмысливается в гражданском политическом и государственном аспектах. Религиозно-культурные, исторические символы в концепции Кейтеба не являются мотивацией патриотизма, т. к. отражают специфику групповой идентичности и обычно разрушительны. Вироли считает истинным республиканский патриотизм, связывая его достижения со стремлением к политической свободе.

Патриотизм действительно на практическом уровне может послужить актуализации зла, как любая добродетель, и стать мотивацией порочных действий[181 - Сморгунова В.Ю. Человеческое измерение права. СПб., 2008. С. 103.]. Однако подобная постановка вопроса не должна уводить исследователей от позитивной интегративной сущности патриотизма, от возможности религиозно-культурного и национального сплочения социума, которое является более естественным и стабильным, воспроизводящим себя на протяжении тысячелетий, в отличие от политического и экономического временного условного партнерства. Более того, следует согласиться с А. Макинтайром в том, что патриотизм как добродетель может быть порочным на деятельном уровне, т. к. проявления патриотизма не совпадают и не должны совпадать с его универсальным пониманием.

Патриотизм как добродетель может использоваться в разных целях, не теряя при этом свойства добродетели, но и не превращаясь в порок. Война не есть единственное средство проявления добродетели патриотизма, но она позволяет патриотизму существовать объективно, т. к. сама обладает этим свойством. Патриотизм в концепции Дж. Кейтеба – это любовь к стране, политическим институтам, но не к родине как религиозно-культурному и национальному идеалу, ценности демократии и индивидуализма являются основополагающими и заменяющими в определенной степени патриотическое мировоззрение.

В данном контексте, с нашей точки зрения, концепция патриотизма как социокультурной ценности Н.А. Бердяева подтверждает методологическую ограниченность конструктивистской трактовки патриотизма как согражданства и конституционного патриотизма.

Патриотизм в концепции Бердяева аксиологически обусловлен, причем критерием истинного патриотизма выступает инстинкт исторической правдивости, связанный с божественным предназначением России и необъяснимой верой в нее. Любовь к родине не нуждается в оценках, она естественна, возникает вне зависимости от достижений России, не выносит торга и искусственности[182 - Бердяев Н.А. Падение священного русского царства. М., 2007. С. 486–487.].

Бердяев обосновывает необходимость на уровне должного «любви ни за что» и «любви до», тем самым подчеркивая самоценность, самодостаточность любви к России как таковой. Любить Россию до осмысления ее величия и подвигов, оказывается, может не всякий, и современный этап развития российской государственности еще раз подчеркивает актуальность и своевременность исследуемой концепции патриотизма. Бердяев показывает целостное восприятие России, возникающее через ощущение ее неповторимой индивидуальной судьбы, души, великой идеи и призвания. Первичность любви к отечеству несомненна для Бердяева, т. к. не требует обоснований, а сама представляет собой великую ценность. Изначальная первичная сущность любви к отчизне проявляет себя в способности бескорыстного служения России, а общий долг служения становится главным критерием духовной силы народа.

Бердяев критикует детерминированное положение патриотизма от государственно-политического момента, считая, что эта зависимость изменяет сущность национального чувства, превращая его в нечто условное и договорное. Государственное и социальное начала не могут предвосхищать национальное, патриотическое чувство, т. к. в данном случае очевидна взаимосвязь действия и желаемого результата, в итоге защита родины становится предметом политического торга. Бердяев считает недопустимым торг в любви, или тогда речь нужно вести не о любви к родине, а лишь о любви к социальному или политическому строю, что несовместимо с целостным восприятием отечества.