От подъема до отбоя

Закусывать в походе сегодня будем веселой песней.

Замаскировать так, чтоб ни одна собака не нашла. Даже я!

В учебке у нас было все. Я говорю про занятия. Наглядная агитация, учебная литература, практические работы (тренажеры). Но так же все было и в бытовом отношении. Единственное, чего абсолютно не помню – это телевизор. Очевидно он был. Даже точно был. Помню несколько раз утром нас освобождали от занятий и мы смотрели заседания ХХIV съезда КПСС. А вот вечерние просмотры каких-то передач или фильмов то ли отсутствовали, то ли начисто стерлись из памяти. А может просто передачи были такого качества.

Был солдатский клуб, где еженедельно по два три раза мы все вместе смотрели фильмы. Правда фильмы в большинстве своем были старые, частенько даже довоенные, часто такие, какие на гражданке при всем желании не посмотришь, например, «Сержант Фетисов». Но ничего, смотрели, точнее, кто смотрел, а кто устраивался в уголке и спокойно спал полтора-два часа.

Но был, я уже упоминал об этом, в городке, за территорией части, офицерский клуб. Сюда ходили особо отличившиеся, как в награду, или будучи в увольнении, хотя иногда водили нас сюда всем взводом, не помню, наверное, за какие-то достижения. Один раз даже приезжал, кажется из Горького, теперь Нижний Новгород, театр и давали какой-то спектакль. Что-то из классики. Зрителей не хватало и привели нас. Почти целый зал солдат. Опять таки, кто спал, кто смотрел. Мне было интересно.

Была в части библиотека. Отсутствие книг для меня было смерти подобно. Без книг я не могу. Жизнь у меня была многообразная и даже, попав однажды в исправительное учреждение № не помню какой, но в народе называемое пансионат «Березки», я и там умудрялся находить печатную продукцию.

В армейской библиотеке меня пытались привлечь к некой общественно-массовой деятельности, но не получилось. Во-первых, каждую неделю требовалось отсутствовать в расположении по нескольку часов, а это очень даже не нравилось моим сержантам. А во-вторых, я сам с детства не люблю разного рода обязаловки. Поэтому наша любовь с библиотекой не сложилась. А ведь могли бы и оставить служить меня в Гулино и тогда уж наверняка вся дальнейшая жизнь могла повернуться по иному. Зато некоторый эффект был мною достигнут в художественной самодеятельности.

Так иногда поздним вечером начинаю, глядя на звезды, размышлять, а что, а зачем, а почему, и получается неожиданно грустная картина, будто всю мою жизнь мне подкладывают известные карты, чтобы пошел я именно так, а не иначе, чтобы очутился здесь, а не в другом месте. И по-другому уже нигде, никто и никак… Например, если бы не оставил Институт Стали и Сплавов, скорей всего женился бы курсе на третьем, жил где-нибудь в областном центре и имел совершенно другую семью и другую судьбу. И ведь меня не выгоняли из ВУЗа, сам ушел. Если бы не ответил так на собеседовании в Институт Культуры, тоже судьба повернулась бы на 180 градусов. А сколько в жизни было моментов, когда больше вообще меня могло бы не быть. Нет, все раскладывает фишки так, чтобы я жил в этом городе и имел именно эту судьбу. Но, как говорится, самое нереальное – это сослагательное наклонение.

Значит самодеятельность. Однажды на построении комбат поручил комсоргу создать список талантов. Кто что может. Кто петь, кто руками махать, кто на пиле играть (как там у Высоцкого: «…На пиле один играл – шею спиливал…»), в общем всех в обязательном порядке выявить, засветить, переписать, пересчитать или наоборот, но это уже не важно. И наступит час Х, и будет в нашей части смотр художественной самодеятельности, и наша задача разбить врага наголову, и взять вражеский редут с минимальными потерями. Другими словами, приложить всё старание и желание, сделать концерт и занять на смотре первое место. Ну, если не самое первое, то хотя бы какое-нибудь второе или третье. Комсорг ответил: «Есть!», взял лист бумаги и начал записывать нас в этот список. Кто мол чтец, кто певец, а кто на дуде игрец. То есть игрок.

Если говорить про меня лично, я петь не могу, не умею. Если только в хоре. Как в том старом анекдоте:

– Вам групповой секс нравится?

– Конечно, больше всего!

– А почему?

– Так в толпе завсегда сачкануть можно!..

Всю жизнь, когда требовалось петь, принимал участие в хоре, всегда становился в третий ряд, но так, чтобы меня можно было увидеть и очень активно во время пения открывал рот, не издавая ни звука. И меня всегда очень ценили, очень хвалили, говорили, что я великолепно пою, что у меня отличный слух, и вот только немного нужно подшлифовать мои навыки и из меня получится чудесный певец, что у меня абсолютный голос с детства. Другими словами он абсолютно отсутствует, и медведь на ухо наступил. Сразу двумя лапами и на два уха.

Так, что только хор, но в нашем коллективе, где комсорг органически становился главным режиссером, никакого хора не намечалось.

Когда комсорг подошел ко мне пятый раз, спрашивая: «Чего же ты можешь?», я с ним разговорился:

– Если бы ты спросил меня, чего же ты хочешь, то было бы гораздо легче. На эту тему даже книга есть- «Чего же ты хочешь?» называется. Всеволод Кочетов написал. Про старых большевиков и неразумное молодое поколение. Где-то так в общем. Куда идти, тоже книга есть. «Камо грядеши» называется. А вот Чего же ты можешь, такой книги я не знаю.

– Ты мне мозги не пудри, – сам того не ведая, цитатой повел комсорг, – Тебя записывать или как? Нет, так и скажи нет!

Говорить «нет» было никак нельзя. Два часа в сортире после отбоя очень быстро восстановят память и у клиента проснутся такие таланты, о которых не подозревала даже родная мама.

А с другой стороны, что говорить, если Господь этими самыми талантами не наградил?

– Все, вспомнил, знаю. Я стихи читать могу!

Действительно, как я мог забыть! Всю жизнь я читаю стихи. Могу юмор, могу сатиру, могу лирические. Так я комсоргу и осветил данный вопрос.

– Отлично! Со стихами у нас порожняк. Со стихами у нас никого нет. Про родную Армию можешь?

– Не… Ты знаешь, у меня несколько иная направленность.

– Ладно, замполит разберется.

Ну, замполит, так замполит. Как гласит народная мудрость: замполитом стращай, а товарища выручай. Хотя это не совсем к данному случаю, но все-равно про замполита. Ага, есть еще: Старшина мне мать родная, Замполит – отец родной, на фиг мне родня такая, лучше был бы сиротой. Да, ладно. Совсем отвлекся.

Стихами меня пичкали родители с самых юных лет. Я еще передвигался уверенней всего, имея четыре точки опоры, а уже знал назубок фрагменты из нетленных бестселлеров «Тараканище» и «Федорино горе», а всемирно известный триллер «Муха-цокотуха» был вообще настольной книгой с самых малых лет.

Когда мне было где-то лет пять, ну, в крайнем случае полшестого, я благодаря стихам стал радиозвездой военного городка. А случилось это так. Как я уже говорил, отец у меня был офицером Советской Армии. В тот счастливый период, о котором я вспомнил, мы жили в военном городке на берегу Черного моря.

Городок был расположен как раз напротив города Одессы. В Румынской Народной республике. Была в те времена такая страна. Но это к делу не относится. К делу относится тот факт, что в Союз в командировку кого-нибудь послать было очень проблематично. У местного радиоузла было предписание заполнить эфир на столько-то процентов своим вещанием. Были бы записи – все легко решалось бы. Завел музыку и отсчитывай время, чтобы из предписания не выйти. А когда записей нет, старое уже наизусть всем известно, в Союз за новыми не съездишь, то положение складывается аховое.

Где и как начальник радиоузла умудрился услышать мои декламации, я не знаю. Только, поговорив с замполитом, он явился к родителям и, заручившись их согласием, забрал меня с собой. После двухчасовых мучений я, наконец-то был выпущен на свободу, и разогнавшись было до первой космической скорости, неожиданно застыл, так как услышал со столба самого себя, вещающего ужасную трагедию, известную всем, как «Кошкин дом».

Эту горестную историю о месте кошкиного проживания передавали потом по два раза в сутки. Солдаты выучили многие части наизусть и я неоднократно видел, то есть слышал, то есть видел и слышал, как они выполняя какую-то работу, со смехом помогали репродуктору декламировать строки нетленного произведения:

«Тили-тили,
Тили-тили,
Тили-тили, тили-бом!
Загорелся кошкин дом!
Загорелся кошкин дом»

Поэтому про чтение стихов я комсоргу ни капли не соврал. Кроме того, в отличие от многих других офицерских жен, сидевших дома и нигде не работавших, мать моя работала в гарнизонном доме офицеров в том городе, откуда я призывался… Она занималась в этом Офицерском доме различной культурно-массовой работой, в том числе и художественной самодеятельностью. И частенько, еще когда я был учеником старших классов, меня привлекали к разного рода выступлениям.

Нельзя сказать, что в самодеятельность народ ломился косяками. Нет, были, конечно, любители, которые с удовольствием выступали, пели, играли, даже танцевали. Были в клубе различные кружки, которые поставляли артистов для проведения концертов. Но вот чтецов-декламаторов постоянно не хватало и мать приспособилась задействовать родимое чадо. Я пытался отбрыкиваться, ссылался на дефекты дикции, а дикция у меня действительно была и есть с дефектами и не малыми, но ничего не помогало.

Подошло время, я побеседовал с замполитом. Вернее, это он прослушал мой репертуар, одобрил два сатирических стихотворения. Одно про зайца, который зарабатывает инфаркт от нецензурных разговором. «Вот такой печальный факт – Заяц получил инфаркт». И второе о том, как заводской коллектив выезжает на природу. Конечно, такой выезд сопровождается обильными возлияниями. Мероприятие активно поддерживается работниками завода, но только до тех пор пока есть спиртное. А потом:

«Если кончилась зубровка,
Значит кончилась массовка.
А наутро на заводе
Разговор идет в народе
– Зря не ездили вы с нами,
Там такой чудесный вид,
Так прекрасно отдыхали,
До сих пор башка трещит!»

Потом я почитал замполиту Есенина. Оказывается наш главный политработник не знает творчества Сергея Александровича. Я Есенина очень люблю. Прочитал ему «Письмо к женщине», очень понравилось, затем «Исповедь хулигана» и замполит сразу вспомнил про неотложные дела и стал собираться. В общем включил он меня в программу с моими зайцами и ликероводочной массовкой, «Письмо к женщине» оставил в резерве для непредвиденных обстоятельств.

Смотр прошел на ура. Откуда-то возникли гитары, ударная установка, в разных взводах нашлись умельцы, которые чуть ли не в совершенстве владели всеми инструментами. К сожалению большая часть их репертуара была импортная. Замполиту это не понравилось. Но нашлось очень много новых песен. Что пели в те годы? Пели: «Люди встречаются», «Толстый Карлсон», «Детский лагерь Саласпилс». Я тогда эти песни еще и не слышал.

Фурор произвели танцоры. Стихийно подобрался коллектив, который танцевал народные танцы. В клубе выбрали подходящие костюмы. В нашем взводе нашелся парень по имени Виктор. Он призывался из нашего областного центра, из Сум. До армии он оказывается был каким-то лауреатом и занимал призовые места даже на республиканских выступлениях. Теперь его сделали режиссером-постановщиком в танцевальной группе. Танцевали они замечательно, а сам Виктор выделывал ногами такие коленца, что казалось у него появлялись еще пар пять рук и ног.

Чтецов кроме меня не было. Были два друга, не то буряты, не то якуты. Они с успехом стали конферансье, опыт ведения концертов у них был очень большой. Разыгрывали сценки между номерами, рассказывали анекдоты, в общем все проходило живо и интересно. Скучающих на нашем концерте не было.

Я тоже справился с задачей не плохо. Рассказал вначале про зайцев. Приняли живо так, но не на «браво». Позже вышел с массовкой. Народ уже разогретый, принимают все на ура.

Большинство курсантов из сельской местности. Там культурой не избалованы. Телевизоры в то время на селе были далеко не у всех. Кинопередвижка и такая же как у нас самодеятельность из района – вот и все культурные развлечения, которые были доступны тогда в деревне. Прекрасно помню лица ребят в зале. Для них это был самый настоящий концерт, а мы были самые настоящие артисты.

Когда я закончил свою массовку: «– А коньяк? – Он в дяде Васе, Тот теперь уж безопасен». Разразились такие аплодисменты!.. Я таких вообще больше никогда не слышал. Со сцены меня просто не отпускали. Я навсегда запомнил это выступление и этот сверхблагодарный зрительный зал. Прекрасно понимаю, что хлопали не мне и не моему мастерству, которого практически не было. Я просто, что говорится, прочитал стихотворение с выражением. Но пацаны, солдаты хлопали своему внеплановому выходному дню, неожиданному отдыху, хорошему настроению, талантливому автору, теплому залу. А мне уже в последнюю очередь. Захотелось сделать что-нибудь для них. Но читать серьезное стихотворение не следовало. Зритель должен быть готов к восприятию соответствующей тематики. Сейчас в зале ждали шутку, юмор, смех, но ничего подобного больше у меня подготовлено не было.

Так и ушел я под бурные продолжительные аплодисменты.