Выдумщик

– Здран-нствуйте, Ален-нтина Васин-ньевна! – гнусаво (нос опух) проговорил Фека.

– Вы что – носами столкнулись? – весело сказала она.

– Да! В темноте! – мрачно проговорил Фека.

– Ты темным делам Валерку не учи, понял? – пригрозила она.

– Скорее, я его научу светлым! – пообещал я, даже не подозревая, что говорю правду.

Я читал книгу – и вдруг какой-то резкий звонок! Телефон – давно это заметил – звонит по-разному.

– Валерий!

Голос мамы. Но почему так строго? Из какого-то учреждения звонит? Да! И причем – из какого!

– Я в милиции сейчас нахожусь!

Первый был испуг – маму ограбили. Фека? Но не такой вроде он человек. А какой же?

– Я сейчас приду.

– Отделение на улице Розенштейна.

– Розенштейна? Это опасно! – вырвалось у меня.

– Я знаю! – хладнокровно сказала мама. – И даже знаю, что ты здесь бывал.

Фека накапал… Ну, друг!

– А что случилось-то? Может…

– Приезжай! – оборвала она. Была у нее такая привычка: не дослушивать. Знала наперед – и все остальное отвергала.

Примчался. А вот и друг. Чем-то снова обижен. Несправедливостью! Чем же еще?

На столе милиционерши, правда, лежали шуба рыжего цвета и одна интересная художественная композиция: разрисованные бумажки, по краям – настоящие червонцы. Талант, Фека-то наш! Отец «кукол»!

– Вот – настоящий фармазон растет! – проговорила инспекторша; Фека приосанился. – Раньше у Рябого затырщиком был, теперь вышел на самостоятельную дорогу! У женщины шубу увел.

– Она сама отдала!

– В колонии будешь петь! Вы что-то хотите сказать, Алевтина Васильевна?

– Ты позвонил мне! – мама обратилась к Феке. – И зачем?

Что удивительно – с мамой он заговорил совершенно иначе.

– Да заставили меня! Заболел там… один. Я учиться хочу.

– Чему? – спросила мама.

– Вот, – и он почему-то указал на меня.

– Это похвально! – произнесла мама. – Да, – она повернулась к инспекторше. – Мы с Валерием ручаемся за него. Берем шефство!

– А ты, Валерий, что скажешь? – спросила инспекторша.

– Готов! – сумев подавить ярость, произнес я.

И как всегда – податливость наказуема!

– Как же ты допустил такое? – накинулась она на меня. – Твой друг прогуливает школу, хамит учителям, а недавно был уличен в краже денег у учащихся. Твой друг!

Для дружбы, я бы сказал, это опасно. Особенно – бесцеремонность его. Насчет тех, «кого мы приручили», граф Экзюпери, я думаю, погорячился. И если бы не мама… с комсомольским задором ее!

– Аттестат зрелости он получит у нас. И за поведение мы тоже ручаемся! – опередила она мой ответ. С которым я, собственно, и не торопился.

– Мы – команда! – Фека вдруг вскинул кулак.

Где научился?

На первое наше занятие он вообще не явился, на второе – еле дополз, с опозданием на час. И тут впервые увидал меня в ярости – и даже испугался. Хотя шкапинские, по его мнению, не боятся ничего.

– Слушай! – сказал я. – Ради тебя я не буду менять свои планы ни на миллиметр. Буду учиться сам. Если захочешь присоединиться – давай. Или иди куда шел!

Он морщился, как лимон, который выжимают. Всеми командовал (или так казалось ему), и – вот! Какой-то недомерок учит. Ростом, кстати, на голову выше его.

– Ну, рассказывай… что там у тебя? – разрешил он.

Почти закончили школу! И вдруг – оглушительно длинный, мучительно знакомый звонок в дверь.

– Ураганим!

– С какой радости?

– Она послала меня на! Во! – он разжал кулак. Там сияло кольцо. – Хотел ей!

– Квитанцию покажи.

– Шкапинские берут без квитанций. Сейчас в ломбард – и заураганим.

– Нет. Где его взял – туда и неси.

– Аж прям! Или мильтоны возьмут – или наши порежут. С завода взято! Рябой выносит. Обратно не берет. Ты хочешь, чтобы я Рябому вернул?

– Боюсь, что у меня нет никаких желаний, связанных с тобой.

По малограмотности он принял это за «без проблем».