– Да, знаю. Они отвергли Свиток. Тот, который мы пытаемся отыскать. Но странно получается… Мы ищем то, чего сами не знаем. Они отвергли, мы ищем. Нет знания ни у них, ни у нас. В чем между нами разница?
Сандр улыбнулся одними глазами, они стали как бойницы древней крепости. Да, Сандр, – моя крепость, с ним не страшно рядом с любым врагом. Я не запомнил, что он ответил на мой вопрос.
Проснулся с убеждением: я уже бывал с Сандром на том Острове. Как? Осталось желание продолжить поиск Свитка. Если бы знать, что он есть такое. А среди людей Империи стал различать обитателей Острова Тьмы. Бывших или будущих…
Сказка к сказке, сон ко сну… Складывается неслучайная последовательность. Не хватает ума…
Страшные рассказы Гены Епифана пугают. Но они безвредны. Пусть под полом твоего дома мертвые строят себе замок, а в форточку по ночам стучится черная рука без тела… Всем известно: это не совсем правда. Или совсем неправда. После остается легкий след. Они как шприцы от болезней, мне не нужны. Я после первого же укола отказался от них на всю жизнь. И не болел тем, от чего прививают. Прививок от зла все равно нет, – а такие только и нужны. И я знаю, кому их надо колоть сразу после рождения.
На моей улице живет Гера Краб, сын капитана дальнего плавания. Он старше меня на три года, успел закончить среднюю школу. Гера по-звериному жесток, настоящий садист. Нечто любит таких. А у Краба любимая забава, – схватить слабейшего за волосы и прилично потаскать. Добрался он и до меня, но я вырвался и убежал во двор Михиного дома. Гера за мной. Мы с Михой взлетели по лестнице на второй этаж сарая. Поленницы дров поднимаются высоко, и Миха стал яростно забрасывать Геру поленьями. И очень удачно. Гера Краб запомнил урок и больше не пытался атаковать нас. Но мне стало грустно. Ведь Миха оборонялся, а я просто стоял рядом! И сам бы никак не догадался использовать поленья как оружие.
Зимой сын капитана и друг Нечто поймал на улице кошку. Я смотрел на происходящее через окно, едва стоя на ногах после болезни. Он замуровал кошку в мокрый снег, оставив снаружи мордочку и хвост. Такой снег на морозе за минуту леденеет наподобие гипса. Гера – не дурак. Вначале осмотрелся, нет ли поблизости кого постарше да посильнее. Затем вытащил импортную бензиновую зажигалку, – подарок отца, – и поджег кошачий хвост. Кошка так визжала, что и мне было слышно сквозь двойную раму.
И я возненавидел с того дня всех друзей Нечто. Да, вот стать бы таким, как Макс! Макс умеет делать всё, и лучше других.
***
Стоит аномально жаркий апрель. Мне исполнилось четырнадцать, и после зимы чувствую себя почти удовлетворительно. И меня взяли в компанию, собравшуюся на Руму. Поплавать, понырять… Я не умею ни того, ни другого, частые недомогания не позволили стать одним из всех. Пока шли к реке, Макс придумал развлечение, все его поддержали.
И вот, мы на лесосплаве, предназначенном деревообрабатывающему цеху завода. Полоса бревен шириной в сотню метров, а длиной в несколько раз больше… Мы во главе с Максом сидим на крайнем, обозревая перед собой широченную ленту Румы. Макс объявляет задачу: достать со дна ракушку. Глубина немеряная, никто не решается. Тогда он раздевается догола и ныряет. Минуты через полторы Макс, улыбающийся до ушей, стоит на бревне с раковиной в руке. Зубы сверкают, глаза блестят, на мокром теле играет солнце, высвечивая могучую мускулатуру. Мы восхищенно смотрим…
Все, кроме меня, хорошо плавают и ныряют. Но сейчас колеблются. Макс смотрит с вызовом в глаза каждому. Последний – я. Мне становится неловко, даже стыдно. Думаю: а почему бы и нет? Страх отсутствует, как и понимание реальной ситуации. Бросаюсь в Руму. Напрягая все силенки, пытаюсь повторить подвиг Макса. Но куда мне! Воздух кончается, силы тоже, дна не видать и я решаю немедленно возвращаться. Но всплываю не там… А под бревнами, которые простерлись надо мной во все стороны. Щели между ними пропускают свет, достаточный для ориентации. Вижу на пять стволов на юг и север. Но где спасительный юг с чистой водой и сколько бревен до него, – не понять!
Лицом к бревнам, царапая живот об остатки коры, поворачиваюсь то в одну, то в другую сторону. На месте должного страха, – спокойствие. Даже не думаю о том, что воздух в легких вот-вот кончится.
Выхода нет, и выбираю любое направление из двух возможных. Полагаюсь на спокойную уверенность, которая не оставляет. Не удивляюсь, откуда она, – есть и все! И силы откуда-то взялись. Осторожно, чтобы не содрать кожу с груди и живота, перебираю руками бревна. Одно, другое, третье… Сколько же их! Да какие: каждое больше моего обхвата.
Но света с каждым рывком прибавляется, и вот – хватаюсь за руку Макса и поднимаюсь на сплав. Странно: я не только сохраняю невозмутимость, но даже не задохнулся! Ребята смотрят с испугом, Макс поглядывает на стрелочки своих непромокаемых, – зависть всех и его гордость. Я пробыл под водой почти пять минут, – Максу такое и не снилось. А в его взгляде смесь сразу нескольких чувств, и не понять. Одно ясно, – отношение ко мне изменилось. Из болезненного доходяги я за пять минут превратился в человека-загадку, способного фиг знает на что.
Один я понял: спасла меня сила, о которой ничего не знаю. И словами это не выразить.
Обратно идем другим строем: впереди Макс со мной, остальные на шаг позади. Пытаюсь понять, что случилось, но мысли тянутся к Максу. В его семье принято то и дело подрезать вену лошади и пить прямо из нее кровь. Макс делает любую работу шутя, и лучше взрослых. Я видел, как, играя мышцами, он легко поднял на вилы воз сена. И без малейшего смущения, по первому запросу, демонстрирует пацанам рекордный размер мужского аппарата. Не закончив восьмой класс, бросил школу, привел домой какую-то девку и поселил в своей комнатке. Никто в семье и не думал возражать. Макс обожает всякую технику и легко ремонтирует любое железо. Благодаря его заботам мой велосипед постоянно имел наилучший вид и почти летал.
Пять минут… Но до Макса не достать никогда… Простой калейдоскоп по схеме в детском техническом журнале я делал целую неделю. Затем, – телескоп, работа посерьезнее, еще дольше. Калейдоскоп увлек ненадолго. Узоры в зазеркалье красивые, но натуральная Радуга куда лучше. Подарил его брату, что добавило тепла в наших отношениях. Пока мы расходимся все дальше, – мачеха критикует его значительно чаще, чем меня. Меня спасает слабость, болезненность. Она считает свои решения и действия наилучшими. Но так живут вокруг все, это нормально. А она бессознательно точно устраняет возможность мятежа против себя. Разделенный народ не протестует.
***
Но вот и очередной разрыв во времени. Восьмилетка позади, одноклассники в момент определили, что им делать дальше. Большинство, – учениками-подмастерьями на завод, другие, – в профтехучилище. Некоторые в девятый класс средней школы. Отец молчит, мачеха выжидает, я раздумываю…
Уруббо-Ассийский Альянс огромен. Крайнестан, его восточная окраина, тоже необъятен. И вырваться отсюда невозможно! Требуется опора по крайней мере в Ерофейске, столице Крайнестана. Есть и другие, не ближние регионы: Тундрия на северах и таежная Урмания западнее. Но там так же, как в устье Румы. И в политическом центре, за горами Тартар, едва ли лучше. Но туда попасть мне совсем не светит.
Внутренний голос подсказывает: надо стремиться к цивилизации более высокого уровня. Я уже знаю, что таковые на планете имеются. Люди там совсем другие. Они имеют при себе носовые платки и не сморкаются шумно под ноги, вытирая носы пальцами. А затем чистят ладони о штаны. Они там не изображают громы прилюдным испусканием ветров. Они не рыгают за столом, сигнализируя довольство едой или закуской. Они не ковыряют прилюдно в носу и не выщипывают из него волоски. И не кричат всюду об умении жить хорошо, демонстрируя лишний десяток метров жилплощади или рубль длиннее соседского.
За четырнадцать лет я устал от народного самовыражения. Как-то смотрел и слушал народного депутата, рекламирующего туалетную бумагу в противовес омовению водой. И удивлялся… Народ в отличие от депутата не имеет легкого доступа к туалетной бумаге и пользуется газетой с политическими текстами, которых не читает. Неужели постоянный запах дерьма, – признак превосходства, национальной исключительности?
Одно ясно: прошел восемь классов, а в итоге не соображаю почти ничего! Главное, – не знаю, чего хотеть! Понимать, чего не хочется – мелочь, ничего не дает. Да, я не желаю стать таким как все вокруг. Но у всех есть идеал, живой и конкретный, а у меня нет. Что говорит о моей крайней бестолковости.
И я принялся искать образец, на который надо ориентироваться. Когда чего-то хочешь очень-очень, оно приходит… Десятикопеечная монетка, легшая на ладонь в нужный момент, позволила заклеить разрыв во времени. Десять копеек, – цена пропуска в новый мир!
Кинотеатр «Родина» показал культуриста Ривза в роли Алкида, пророка в языческой Олимпии. Сила, красота, разум, воспитанность, – и всё в одном! Древние мифы уже крепко сидели в памяти, для осознания не хватало кинообраза. И стало ясно, почему не «завёл» Макс: в нем лишь внешнее, чисто телесное. И процесс пошел!
Откуда-то взялись десятикилограммовые гантели, две пары боксерских перчаток. Проявилась страсть к физическому труду. Какое удовольствие: вдвоем с отцом двуручной пилой разделать ствол знакомой лиственницы на несколько безопасных частей! Колку на поленья я не доверял никому, – эта работа просто супер. Топор, колун, кувалда… Еще одной любимой обязанностью стала борьба со снегом. После крупных буранов отец выходил на работу через чердак. К его возвращению я расчищал дорожку от крыльца до улицы.
Горячий пот, усталость, звериный аппетит, – величайшие радости… А следующей весной я присвоил себе заботу о семи сотках приусадебного участка. Лопата, тяпка, веселое солнце, теплые дожди, аромат радующейся тебе земли…
Первой зимой после начала своего переформатирования стал видеть Радугу над снегом, которую никто не замечает. В небе, хоть и редко, появлялся радужный кристалл, играющий такими цветами, которых нет ни в каком наборе красок. Мир мой заиграл многоцветием. Открытия следовали одно за другим.
Особенно поразило то, что снегопады индивидуальны, непохожи один на другой. И приносят они снега разных оттенков. Тут и сиреневые, и лимонные, и голубоватые… А зимние тени совсем не темные, а синие всяких тонов, от теплых до холодных.
Мне наконец подарили велосипед. Он тут же прирос к телу, добавив скорости и умения владеть собой. Возможности ширились…
До океана по таежной дороге меньше сорока километров. По волнам грунтовки три часа езды в одну сторону. Всего три часа. Нет, целых три часа качания на таежных волнах! Глаз радуется мохнатым малахитовым лапам елей, гигантской черемухе, на которой осенью появляются черные гроздья, соразмерные виноградным… Тайга вдали от людей настолько разнообразна, что слов не хватит передать. Но вот, она кончается. И начинается Океан, разочаровавший мрачной мощью. Его дыхание, тяжелое и холодное, отвергало меня. Пахло так, словно он объелся тоннами винегрета и запил его бочкой самогона.
Чарующий аромат моря открылся через кадры фильма «Ихтиандр». Позже я побывал на берегах Темного Понта, на месте съемок. И обнаружил: впечатления от фильма и морская реальность совпали полностью. Все так, – и запах водорослей на мокрых камнях, и вкус воды, и цвет воздуха! Пришло еще открытие: фильмы могут быть столь же гениальны, как тексты.
Оказывается, в этом мире нет ничего одинакового, и вода разная. Восточный Океан, – голодная львица, отвергнутая вожаком прайда. С такой зверюгой не поиграешь… А Темный Понт – игривый, добрый тигренок. Он любит ласку и скрывает свою мощь.
***
В четырнадцать лет, в дни перехода в новое состояние, добился права жить летом на сеновале, на втором этаже сарая. Инициатива родилась внезапно, без внешней подсказки. Получилась комнатка два на два метра: кровать, стол с лампой, стул. Три стены, – плотное сено; сгущенная трава лесных полян, хранящая аромат таежных цветов. А в проем двери над лестницей смотрят звезды, заглядывает Луна…
Это – да! Внутреннее приблизилось к внешнему. Или наоборот… Я получил возможность возвращаться в любое время, не стуча в окно или барабаня в дверь! Кружки молока и краюхи ржаного хлеба, ожидающих на столе, для живота достаточно. Но, – после получасовой игры с гантелями. Просыпался по сигналу организма, независимо от расписаний, придуманных людьми. В том числе и школьного распорядка.
Внешний контроль минимизировался и я ощутил вкус свободы. Теперь читать я мог что хочу и сколько хочу, – мачехина цензура сюда не дотягивалась. В доме она беспрекословно изымала книги с сомнительным содержанием. Сомнительность определялась по оформлению обложки: если рисунок намекал на эротику, книга отправлялась в ящик на чердаке. Словно я не могу забраться туда и дочитать.
Наука и научная фантастика заполнили свободные часы. Я приносил из библиотек сразу несколько книг и читал-изучал их параллельно. Но книги выдавались на неделю. За такой срок проштудировать серьезный труд по микрофизике или астрономии невозможно. И я стал брать и возвращать их, минуя барьер в виде библиотекарши. Воровством не считал, ведь брал на время, чтобы затем вернуть. Потому страха или стыда не чувствовал. Спрятать книжку под брюки и свитер при отсутствии брюха, – не проблема. К тому же интересующая меня литература не имеет никакого спроса. Я единственный потребитель.
Книги, подлежащие скрытому возврату, ожидают очереди в чердачном ящике. Но текущий через меня информационный поток усилился, я не успевал контролировать движение книг.
Вселенная моя расширялась, оставаясь недостижимой и неуправляемой в личных интересах. И я попытался стать соавтором фантастических сюжетов. Вначале соавтором…
И понял, – такому делу надо соответствовать. Макс никогда не откроет ни одну из моих любимых книг. И сам не напишет ни строчки. Значит, он не способен управлять своей Вселенной. Алкид может. Но как? Что имеется внутри него, позволяющее менять мир?
Идеал отодвигался, я не понимал его. Надо осмотреться как следует. Да, нежелания уподобиться другим недостаточно. Почему люди Нижне-Румска так похожи? Неужели рождаются одинаковыми? Или внутри них заложено стремление к одному и тому же? Общий идеал?..
Сосредоточенно осматриваюсь. И кое-что открывается…
***
Лучшая жена, – работящая баба, твердо знающая правила жизни. Грамота необязательна. Лучший муж, – крепкий самец, уверенный в себе, умеющий добыть денежку. Получается имперская семья, опора государства. Такая семья считает общество родным и легко открывает нужные двери. Но страшится власти и отстраняется от непонятного. Непонятное практически бесполезно. Почему-то такая семья всегда недовольна тем, что имеет. Может быть поэтому она вступает в группы. Люди объединяются в отряды, самые разные. Маленькие отряды собираются за столом и так укрепляют единство. Большие отряды используют конференц-залы, клубы, площади.
Иногда я слушаю транзистор Михи, вещающий «Голосом Северной Коламбии». Но и по ту сторону мрачного Океана не прослушивается ничего, что привлекло бы не экзотикой, а чем-то другим, чему я не мог дать названия.
Вот встретить бы того, кто способен написать хороший сценарий жизни для всех! Настоящий, живой фантастический роман… Я бы вошел в глубину страниц и сделался другим.
Но нет, и так не пойдет! Почему мой мир и меня самого будет менять кто-то другой? Да и не сможет волшебный писатель помочь сразу всем. Если мозги у всех одинаковые, то разными они не станут, куда их не передвигай. Снова сольются в те же отряды, опять свои и чужие…
Все-таки меняться самому! Но в какую сторону? И как? Алкид – хорошо, но он недоступен! Требуется живой образец. И срочно: темное Нечто после короткого затишья вновь принялся за меня. Как-то поздним вечером я примкнул к компании сверстников у дома Макса. Говорили о планах на жизнь. У меня их нет, пришлось молчать и слушать. И тут появился человек, которого я видел впервые. И меня он не знал. Сказав общий привет, он осмотрелся и сразу нацелился на меня. Горящий ненавистью взгляд, велосипедная цепь в правой руке…