Дыхание тайги. Избранное

Дед замолчал. Пауза была небольшой.

– Сразу после войны служил я там на границе, – начал он свой рассказ.

– Вот, к примеру, Ванька, ты хоть раз в жизни видел божью коровку с копейку величиной? Нет? Ну так вот, а я видел. В Манчжурии вообще насекомые очень крупные, особенно их много в конце весны – береги глаза, – а если майский жук на лету в тебя попадет, можешь и шишку заработать.

– Будет брехать-то, – произнес Иван.

– Фома ты, Ванька, неверующий, ты бы видал, какие там кузнечики прыгают, ты бы вообще рот открыл, ну, примерно как сейчас, – и, показав рукой на приоткрытый рот Ивана, громко расхохотался.

Лицо Ивана покраснело.

– Заливай, старый, – с добродушной улыбкой сказал Иван.

– А саранча, Ванька, там – что наши лягушки, размером и цветом такие же, но только не квакают, а пронзительно стрекочут.

Дед Егор вдруг замолчал. Похлопав по карманам, достал из одного коробок спичек, из другого пачку махорки.

– Иван, дай-ка клочок на цигарку, – обратился он к дядьке. Тот достал из кармана аккуратно нарезанные небольшие газетные листочки бумаги, один протянул деду.

Взяв бумагу, дед насыпал на нее две щепотки махорки, затем, послюнявив край, ловко сделал самокрутку.

– Будешь? – подавая махорку Ивану, спросил дед.

Иван молча взял. Дед Егор с дядькой закурили. Сделав несколько затяжек, дед продолжал:

– Бывало, идем по плацу, а от саранчи земли не видать, столько ее много. Идем, а сапоги аж хлюпают в раздавленной саранче. Эта зараза все на своем пути пожирала, после ее нашествия оставалась очень тоскливая картина. Правда, за свою службу в Манчжурии видел такое только один раз, – заключил дед.

– А в хорошие годы там красота, особенно весной. Все вокруг цветет и благоухает. Идешь по маршруту, а глаз не нарадуется на ту картину, которую перед собой видишь. Между сопками крупные цветы разных окрасов, тут и красные, и малиновые, и желтые, даже фиолетовые. Цветы эти там называют китайскими розами, – дед двумя пальцами притушил самокрутку и продолжил:

– Там все хорошо растет, субтропики одно слово. Конопля там с тебя ростом, Ванька, будет… Я тогда и не знал, что это анаша – курительный наркотик. Так узбек, что у нас хлеборезом был, в курс дела меня ввел. Научил, как косячок-то делать.

– Так ты там анашу курил, дед? – спросил Иван.

– Пробовал.

– Ну и как, сильно забирает?

– Вначале, скажу вам честно, я ничего не понял, – почему-то шепотом произнес он.

– Уже возвращаясь с маршрута, мы с товарищем пыхнули косяк один на двоих, по-простому говоря одну папироску. Путь наш пролегал мимо домиков, в них жили офицерские семьи. В одном из них были открыты окна, из окон доносилась очень приятная музыка, – дед хмыкнул и заулыбался.

– Так вот, слышу я эту музыку, и на душе так приятно, глянул на одно из окон, из которого доносилась музыка, и обмер, – дед сделал паузу, видя, как мы его внимательно слушаем, и, почесав затылок, продолжил:

– Из окна вижу: вылетают ноты, да цветные, все разного цвета. Нотной грамоте я не обучен, а ноты этой мелодии вижу.

– Ха-ха-ха… – не выдержал дядька и громко рассмеялся.

– Что ржешь, жеребец? На самом деле это было.

– Дед, а ну нарисуй какую-нибудь ноту, которую ты видел, – утирая слезы, выступившие от смеха, сказал Иван.

– Не веришь, Фома, на-ка вот, – дед палкой нарисовал на земле что-то похожее на ноту.

– Ну ты даешь! – весь трясясь от смеха, с трудом выговорил Иван.

– Так вот, – продолжал старик, – эти ноты все летели из окна, пока тот дом не скрылся из виду. Тогда я сообразил, что это конопля на меня так действует. А вот после второго случая я эту дрянь больше не курил, лучше уж табачку потянуть.

– А что было во второй раз? – спросил, улыбаясь, Иван.

– А ничего, Ванька, глюки просто были.

– Иду я по маршруту, вижу такой приметный камень, прохожу метров двадцать, вижу снова точно такой же камень, хотя иду по прямой, а не по кругу. Короче, эта дурь бьет прямо по мозгам, а каков человек-то без мозгов, а, Ванька? Никаков, – заключил дед Егор.