Александр II Освободитель. От России крепостной к революционной

Глава 2. Наследник престола

Восстание декабристов

Когда Саше исполнилось 6 лет, воспитание от бабушкиных нянек и бонн полагалось передать мужчине. Его подбирал сам император и, к удивлению столичного света, назначил никому не известного полковника Карла Мердера. Но государь знал, что делал. Отважный гусар, отличившийся в боях, по состоянию здоровья перешел в кадетский корпус, потом в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Александр I и Николай Павлович подметили его отношение к детям, он был прирожденным педагогом.

Мердер воспринял назначение с высочайшей ответственностью, как главное дело своей жизни [4, с. 67]. С мальчиком он взялся играть, обучать верховой езде, простейшим приемам – чтобы Саша мог в мундирчике красоваться на парадах, кричать команды своему гвардейскому гусарскому полку. Но добряк-офицер считал куда более важным воспитать человеческие качества мальчика. Писал в дневнике: «Буду считать себя несчастным, если не достигну того, что он будет считать единственным наслаждением – помогать несчастным» [3, с. 39].

Однако за пределами семейного мирка накалялись страсти. Преобразования царя оборачивались совсем не теми плодами, какие ему виделись. Создание военных поселений крестьяне воспринимали как худшее из наказаний. Были бунты. Самый крупный, в Чугуеве, пришлось подавлять войсками, 40 зачинщиков гоняли сквозь строй, 25 умерли. Но и там, где новшество внедрялось без эксцессов, было неладно. Отличные солдаты и крестьяне в военных поселениях превращались в плохих крестьян и никудышних солдат. Хозяйства разваливались, поддерживались только крупными дотациями. Росло дезертирство. Но и в Прибалтике были бунты освобожденных крестьян, ставших безземельными батраками. Многие уходили в русские губернии, где никакой «свободы» не было. Эстонцы и латыши даже меняли вероисповедание в надежде, что «русский православный царь не оставит их в беде».

Успехи Александра I на международной арене стали эфемерными. Партнеры по Священному союзу считали его чисто формальным. Зато выход России на уровень одного из лидеров, ее возросшее внешнеполитическое влияние никак не устраивали Англию. Лондонская дипломатия вовлекла в антироссийские происки Австрию, побежденную Францию. Генерал Вильсон, в 1812 г. служивший британским представителем при царской армии, в 1817 г. опубликовал на родине пропагандистские фейки, будто Россия строит тайные планы захватить Константинополь, угрожает владениям англичан в Индии – именно тогда родился термин «Большая игра».

Британцы взяли под покровительство Турцию, в Персии появились их советники, обучая и вооружая шахскую армию, науськивая на Россию. Англия поставила задачу вообще вытеснить русских с Кавказа, через турок накачивала оружием немирных горцев, разжигая войну. Британская и французская пресса раздула шумиху о «русских зверствах на Кавказе» (хотя сами англичане и французы действовали в колониях куда более жестоко).

Лондон в данное время вовсю использовал и свои методики экспорта революций. Они даже получили в Англии официальный статус, назывались политикой «поддержки за границей либеральных течений». С их помощью британцы обвалили давнюю соперницу, Испанскую империю. Ее американские владения взорвались вдруг цепной реакцией революций (советником Боливара был уже упоминавшийся генерал Вильсон). А подавить мятежи не позволила революция в самой Испании. Она скатилась на уровень второсортной державы. Ее процветавшие американские провинции разделились, передрались и совершенно разорились, попав в полную экономическую (и политическую) зависимость от Англии.

Лондон стал покровителем и для итальянских революционеров, предоставлял им убежище. Из масонских структур формировались отряды карбонариев, в 1820 г. подняли сразу два восстания. На севере, в Сардинском королевстве, и на юге, в королевстве Обеих Сицилий. Их подавили, на помощь монархам прислала войска Австрия. Но тем самым итальянцев ссорили с австрийцами. Народ стал воспринимать их как оккупантов. А Англия выступала поборницей итальянских «свобод».

Было бы просто парадоксально, если бы аналогичные технологии британцы не использовали против соперницы – России. А дух либеральных реформ Александра создал для этого подходящую почву. В нашей стране плодились тайные организации с масонской подкладкой: «Орден русских рыцарей», «Священная артель», «Семеновская артель», кружок Раевского. В 1816 г. они объединились в «Союз спасения», целившийся установить конституционную монархию. Самые горячие доказывали, что царя вообще необходимо убить.

Из-за этого переругались, постановили распустить «Союз спасения», но при этом активисты отмежевались от нерешительных, создали «Военное общество», в 1818 г. преобразованное в «Союз благоденствия». Для маскировки он провозглашал «помощь правительству» в делах «просвещения», но целью видел установление республики.

В 1820 г. вдруг взбунтовался Семеновский полк. Причиной стала чрезмерная строгость нового командира Шварца. Но вызвана она была тем, что либеральные офицеры, разболтавшись сами, совершенно распустили солдат. И даже во время стихийного бунта часть офицеров уклонилась от исполнения своего долга. Были отмечены брожение и волнения в других гвардейских частях, кто-то попытался распространять прокламации.

Царь соотнес мятеж с другими событиями того же самого 1820 г. – революциями в Испании, Италии. Расследование вспугнуло заговорщиков. Они быстренько «самораспустили» «Союз благоденствия», затаились и создали два новых общества, «Северное» и «Южное». О них все равно узнали. Доклады царю представили Аракчеев, командир гвардейского корпуса Васильчиков и его начальник штаба Бенкендорф. Но Александр, ознакомившись, сказал, что он сам «поощрял эти мечты и эти заблуждения». Вздохнул: «Не мне подобает быть строгим». Он не считал себя вправе карать других за то, в чем был грешен сам.

Однако добавилась и международная провокация. В Греции национально-освободительная борьба назревала давно. Но западные режиссеры продумали операцию хитро. Масонская революционная организация «Филики Этерия» («Дружеское общество») базировалась в России. В 1821 г. генерал Ипсиланти с отрядом греков, состоявших на русской службе, перешел границу Османской империи и призвал к восстанию. До Греции отряд не добрался, почти все погибли. Но турки разъярились, принялись мстить православным, в Константинополе повесили патриарха и троих митрополитов. После этого восстание действительно разгорелось. Царь прервал с Турцией дипломатические отношения, намеревался помочь грекам.

И тут-то завопила европейская пресса – восстание устроили русские, чтобы захватить Константинополь. Александра I Англия и Франция ткнули носом в его же собственные принципы Священного Союза: греки выступили против своего законного монарха. Значит, это революция. При таком раскладе государя убедили, что вмешиваться нельзя. Но финансировать восстание стали Англия и Франция, раскрутили симпатии к грекам, слали деньги, оружие, добровольцев. А попутно подрывали на Балканах российское влияние и внедряли собственное. Внушали грекам, сербам, болгарам, валахам: царь предает православных на расправу султану, ваши настоящие друзья – в Лондоне и Париже.

Для Александра этот международный скандал стал еще одним сигналом опасности либерального курса. В 1822 г. он издал указ о запрете любых тайных организаций, в том числе масонских лож. Да, императору многое приходилось переосмысливать. Этим пользовалась партия Аракчеева, защищая Церковь. Удалось разгромить столичные секты скопцов, убрать от двора «пророчицу» Криденер, Кошелева. Царя и его супругу свели с ярким подвижником архимандритом Фотием (Спасским), открывшим им глаза, что Православие в серьезной опасности и разрушение веры напрямую связано с усилиями по разрушению монархии.

Обнаглевшие религиозные реформаторы и сами подставились. В 1823 г. один из директоров Библейского общества Госснер выпустил книгу откровенно еретического содержания, хаявшую Православие. После экспертизы автора выслали из России, всех причастных к изданию отдали под суд, Голицын слетел с должности Министра духовных дел и народного просвещения. Деятельность Библейского общества была приостановлена. Но для царя его переосмысления оборачивались очередными душевными травмами. Его благие инициативы приносили совсем не благие результаты. Он с юных лет горел либеральными идеями – а на этих же идеях плодились смутьяны. Он считал великим достижением «сближение христиан» разных конфессий. Но и это получалось совсем не добрым, не богоугодным! Значит, Господь все-таки не благословляет его царствование, вылившееся в череду ошибок?

Александр надломился. Задумывался об отречении. Весной 1825 г. в порыве чувств сказал об этом гостю и другу, принцу Оранскому. Тот был в шоке, но переубедить государя не смог [2, с. 81–82]. А Россия уже находилась на пороховой бочке, зрело сразу несколько заговоров! «Северное общество», «Южное общество», «Практический союз», «Тайное общество грузинских дворян», в Польше «Практическое общество» контролировало значительную часть польской армии, вело активную работу и среди русских офицеров, организовав «Общество соединенных славян», примкнувшее к «Южному обществу».

Декабристов нередко представляют благородными патриотами-идеалистами, мечтавшими о «передовой» России по западным образцам. Факты показывают обратное. Они были такими же, как все последующие революционеры. Коварными, лживыми, циничными. Главным было захватить власть. А программные документы являлись пустыми декларациями, помогающими вербовать соучастников. Нижних чинов вообще не считали за полноценных людей, вовлекали откровенной ложью. Пестель слыл в армии одним из самых жестоких офицеров, запарывал солдат и считал: они должны безоговорочно идти за командиром. Что касается конституции, то в окружении Александра ее проекты обсуждали до 1820 г. Но от будущих мятежников ни одного предложения не подавалось. И ни один из них, ратуя за отмену крепостного права, не воспользовался указом 1803 г. о вольных хлебопашцах, не освободил собственных крестьян [6].

Если разобрать «патриотизм» заговорщиков, то они были связаны с «Тайным обществом грузинских дворян», ставившим целью отделить Грузию от России и передать Персии. Пестель лично вел переговоры с представителем польского «Патриотического общества» князем Яблоновским. Условились действовать совместно, и полякам были обещаны независимость, возвращение Литвы, Белоруссии, не только Правобережной, а даже Левобережной Украины, отошедшей к России во времена Богдана Хмельницкого [7]! «Северное» и «Южное общества» планировали после победы сдачу позиций на Балтике с переносом столицы в Нижний Новгород. Предполагалось и расчленение России, превращение в конфедерацию самоуправляемых областей.

Угроза усугублялась тем, что либеральными веяниями была заражена значительная часть высокопоставленных военных и членов правительства. У революционеров имелись сильные покровители. Так, лидера «Северного общества» Рылеева опекали адмирал Мордвинов – член Государственного совета и поклонник Англии, приближенный царя Сперанский, устроили Рылеева начальником канцелярии Российско-американской компании, превратившейся в гнездо революционеров [8]. Впрочем, и представления о декабристах как о сугубо внутреннем явлении – не более чем легенда. Позже на следствии прозвучали показания об их контактах с эмиссарами ордена иллюминатов, было доказано взаимодействие с поляками, через которых поддерживались связи с радикальными масонскими структурами Запада [9].

Англичане с их интересом к Кавказу использовали грузинских сепаратистов – их лидер, царевич Александр, жил в Персии, собирал отряды из эмигрантов, и в рейдах на российскую территорию его сопровождал британский офицер-советник Уильям Монтейт, оставивший записки об этих вылазках. А заговор самих декабристов курировал британский посол Чарльз Стрэтфорд Каннинг [10], двоюродный брат премьер-министра Джорджа Каннинга, член королевского Тайного совета и правая рука лорда Палмерстона, главного русофоба в британской верхушке и одного из главных режиссеров политики «поддержки за границей либеральных течений», т. е. экспорта революций.

Каннинг не был в России постоянным послом. В 1824 г. он прибыл в ранге посла на переговоры о разграничении владений в Америке – между Российско-американской компанией, английской компанией Гудзонова залива, действовавшей в Канаде, и Соединенными Штатами. Причем США с русскими очень быстро подписали договор, а Каннинг задержался. Переговоры велись в управлении Российско-американской компании, где канцелярию возглавлял Рылеев, с Каннингом он общался постоянно. Здесь нередко собирались и другие члены «Северного общества». В феврале 1825 г. договор наконец-то подписали, и Каннинг отправился в Лондон. Но поехал кружным путем, через Варшаву. Туда к нему специально приезжал делегат от «Южного общества» Княжевич [9]. Очевидно, посол пообщался и с польскими заговорщиками.

В результате российские революционеры и поляки согласовали план совместного восстания с убийством царя. Оно было назначено на 12 марта 1826 г., в 25-ю годовщину восшествия Александра I на престол. План был продуман очень коварно и квалифицированно! Празднества, парады с перемещениями войск. Но это был юбилей не только царствования, а еще и убийства Павла I! Напомним, организованного англичанами. Делалась ставка на психологический фактор! В юбилей, принимая поздравления, государь будет особенно остро вспоминать 12 марта 1801 г. Решится ли он в такой момент сопротивляться мятежу? Скорее, падет духом. Воспримет как закономерное воздаяние…

Но вмешался Сам Господь. По официальной версии, царь поехал с больной женой отдохнуть в Таганрог, внезапно расхворался и 19 ноября 1825 г. скончался. Хотя есть и неофициальная версия – она подкрепляется многими фактами, ее подтверждал святой провидец старец Николай (Гурьянов). Александру I поступили новые сведения, в полной мере раскрывавшие картину заговора, подтолкнув его решение оставить престол. Добавилась трагическая гибель фельдъегеря Маскова, внешне похожего на государя, – и император исчез, ушел на покаяние в облике смиренного старца Федора Кузьмича. Его приближенные, знавшие истину, сразу начали решительные действия, полетели приказы об арестах в «Южном обществе».

Однако наложилась и путаница с наследованием престола. Отречение Константина держалось в секрете, об этом знали единицы. Войска, чиновники стали приносить присягу ему – и первым Николай Павлович в надежде все-таки уклониться от короны. Далеко не сразу, 12 декабря, в Петербурге получили из Варшавы от Константина категорический отказ менять ранее принятое решение. И в этот же день из Таганрога начальник Главного штаба Дибич прислал ошеломляющий доклад о заговоре. Николаю Павловичу приходилось брать на себя власть – и одновременно спасать ее и Россию. Обнародование Манифестов Александра I о наследовании, нового императора о восшествии на престол и присягу ему назначили на 14 декабря.

Но заговорщики были и во дворце, в гвардейских караулах, отслеживали совещания, разговоры. Их предводители выбрали для восстания как раз день «переприсяги». Солдат обманывали, что Константин не отрекался, и узурпатор Николай арестовал его. Добавили ложь о завещании Александра I сократить срок службы солдат до 15 лет, повысить жалованье. Решили взбунтовать гвардию, вести к Сенату, сорвать его присягу и заставить утвердить конституцию, передать власть временному революционному правительству во главе с адмиралом Мордвиновым. А царскую семью арестовать или убить.

Утром 14 декабря сановники стали съезжаться в Зимний дворец. К центру города стекался народ. И вдруг посыпались известия о мятеже. Революционеры сумели ложью поднять часть лейб-гвардии Московского и Гренадерского полков, Гвардейский флотский экипаж, захватили Сенатскую площадь. Были беспорядки и волнения в других частях. Николай Павлович как был, в парадном мундире, ринулся руководить схваткой. Всех, кто при нем был, разослал собирать верные войска. А адъютанта Адлерберга отправил в Аничков дворец – там жила его собственная семья, она еще даже не переехала в Зимний. Аничков вообще не охранялся, там оставались семилетний Саша, его сестры Маша, Оля, полугодовалая Саша, они могли попасть в руки злодеев.

Николай Павлович говорил с массой людей, собравшейся на Дворцовой площади. Встретил первых пришедших к нему воинов – батальон преображенцев. А когда отдавал им команды, к Зимнему дворцу окольными улицами, со стороны Невы подкатила простая извозничья карета. Адлерберг и Мердер тайно, не привлекая внимание, привезли царских детей. Их старались не напугать, улыбались, как-то выкручиваясь на вопросы. А сами держали наготове пистолеты, готовые отдать жизни за них.

Однако и в Зимнем обстановка была взвинченная. Детишек как-то отвлекали, но разве они не могли не чувствовать, что взрослые находятся в страшном напряжении? Бледная мать истово молилась: «Услыши меня, Господи, в моей величайшей нужде…» И сына привлекала, вместе становились на колени [11]. Отец ушел куда-то, а со стороны Сенатской доносилась пальба. Мятежники лупили из ружей, когда показывались правительственные войска, по царю и его свите. Многие бунтующие солдаты были пьяны, их нестройное каре обрастало возбудившейся чернью. При попытках уговаривать их был смертельно ранен Милорадович, убит полковник Стюрлер. Хватало и других жертв.

А во дворце жили самыми противоречивыми слухами. Кто-то сеял панику, что «полки отпадают один за другим». Привезли вдруг распоряжение готовить эвакуацию. Потом отменили. Кидались к окнам, видя то промчавшуюся конницу, то ворвавшуюся во двор толпу солдат. Лишь позже узнали, что это и была реальная опасность: поручик Панов с несколькими ротами Гренадерского полка загорелся захватить дворец, взять в заложники царскую семью или перебить ее. Но буквально перед носом у них охранять Зимний пришел Лейб-гвардии Саперный батальон, лично преданный Николаю Павловичу. Наткнувшись на саперов, бунтовщики повернули прочь – и на них нарвался сам царь. Он как раз ехал ко дворцу, проверить, прибыла ли охрана. Спасли Господь и железное самообладание. На крики «мы за Константина!» Николай спокойно пожал плечами: «Когда так – то вот ваша дорога». Приказал сопровождающим, чтобы их пропустили на Сенатскую.

А короткий зимний день кончался, смеркалось. Революционеры после провала своих планов ждали темноты – растечься по городу, поднимать чернь, слать гонцов в военные поселения. Но гулко шарахнул выстрел орудия. Второй, третий, четвертый… Когда зависла тишина, во дворце появился Адлерберг с известием от царя: все кончено. Николая Павловича не было еще долго. Он распределял войска для патрулирования, оцеплений, поисков разбежавшихся смутьянов. Жена с сыном встретили его на дворцовой лестнице – и что-то в нем изменилось. В нем появилась и как бы сконцентрировалась – власть. Уходил муж и отец. А вернулся царь.

У Саши напряжение тоже сказалось, он расплакался. Отец пристыдил его и вывел во двор, к Саперному батальону. Сказал: «Я не нуждаюсь в защите, но его я вверяю вашей охране». Старые солдаты обнимали и целовали мальчика, кричали «ура». Потом был молебен – назначенный на 11 часов, начался в 19. Царская чета даже не успела переодеться, она в утреннем платье, он в измятом парадном мундире, не ел весь день. Но торжественно звучало многолетие «благочестивейшему императору Всероссийскому Николаю Павловичу». Рядом молились и дети. За впечатлениями тяжелого сумбурного дня Саша вряд ли прочувствовал, что его статус тоже повысился. Он стал наследником престола.

Глава 3. Становление цесаревича

Большой каскад фонтанов в Петергофе – его штурмовал юный наследник Александр с кадетами

«Южное общество» успели вовремя обезглавить, и революция тем выплеснулась лишь мятежом и пьяными погромами Черниговского полка, разбитого в единственном бою. Невзирая на тяжесть преступления, следствие было более чем мягким. Виновность высокопоставленных лиц, на которых имелись серьезные подозрения, – Сперанского, Мордвинова и др. – сочли недоказанной, они остались при своих чинах и должностях. Бунтовавших солдат отправили воевать на Кавказ. Из дворян-заговорщиков под следствие попали 579, но к суду привлекли лишь 287. И даже из них 149 отделались высылками и служебными взысканиями. Из 36 приговоренных к смертной казни царь помиловал 31. 120 человек были осуждены на различные сроки каторги и ссылки, 12 – к сдаче в солдаты.

Николай I проявил поразительное милосердие. Семьи осужденных получили государственную помощь, пенсии. Их детей принимали в учебные заведения на казенный счет. Для каторжников были созданы льготные условия, отдельно от уголовников, умеренная работа «3 часа утром и 2 часа пополудни», ко многим приехали жены с вереницами прислуги. Им устроили удобные домики, семейных поселили с женами. Регулярно привозили русские и иностранные газеты, журналы, во всех местах заключения были большие библиотеки. И сразу же декабристы начали писать царю слезливые прошения о помиловании!

По результатам следствия прокатились аресты и в Польше. Но… из-за ее автономии местных заговорщиков передали на суд польского сейма. Он не признал деятельность «Патриотического общества» государственной изменой, и всех освободили, они занялись подготовкой к новому восстанию. Но ведь и российская верхушка оставалась пронизанной западничеством, масонством, либерализмом. Хотя одни сторонники радикальных реформ после разгрома декабристов поджали хвосты, другие сами ужаснулись, осознав, что страна побывала на краю пропасти.

Масон Василий Жуковский писал собрату по «вольным каменщикам» Андрею Тургеневу: «Провидение сохранило Россию… Какой день был для нас 14-го числа! В этот день все было на краю погибели… Преступные злодеи, которые хотели с такой свирепостью зарезать Россию» [12]. Впрочем, он быстро отошел от пережитых страхов. В последующих письмах к друзьям перешел на намеки, сравнивая восстание с «грозой после зноя», которую давно ждали, потому что «поля были изнурены засухой». Теперь же надо «воспользоваться благотворением грозы, чтобы удобрить заброшенную ниву».

Но и Николай I анализировал случившееся, извлекая уроки. Своей железной волей он сумел жестко подчинить сотрудников самых различных политических пристрастий, не допуская шатаний и нацеливая их способности в русло государственной пользы. Министру внутренних дел предписал повторно взять от всех дворян и чиновников подписку о неучастии в тайных обществах. Те, кто состояли раньше, должны были сообщить название и цели организации. Признание освобождало от ответственности, сокрытие приравнивалось к государственному преступлению. Был введен (временно) очень строгий Цензурный устав. Царь запретил и сомнительные эксперименты по переводам Священного Писания.

Но он осознавал и реальные непорядки в России, на которых играли революционеры, и одной из главных причин видел несовершенное законодательство. Многие законы и указы устарели, противоречили друг другу, создавая почву для злоупотреблений. Император решил провести полную кодификацию права, создал для этого II Отделение Собственной Его Величества канцелярии, возглавил его ректор Петербургского университета Балугьянский, а основная работа была возложена на Сперанского.

Заговор выявил и слабость политического сыска. Им занималась Особая канцелярия при Министерстве внутренних дел. Царь преобразовал ее в III Отделение Собственной Его Величества канцелярии. Начальником поставил Бенкендорфа, учредив для него и новую должность шефа жандармов. В штат III Отделения сперва входило всего 16 офицеров и чиновников, а задачи перед ним ставились очень широкие. Политический сыск, секты, дела фальшивомонетчиков, цензура, надзор за теми или иными лицами, контрразведка.

Царь передал в ведение III Отделения и злоупотребления должностных лиц, факты жестокого обращения с крепостными, надзор за нравственностью молодежи, даже помощь бедным чиновникам и офицерам. Но и полномочия сотрудники Бенкендорфа получили очень большие. Любые начальники и ведомства должны были выполнять их требования. По сути, это был орган личного надзора государя. На вопрос Бенкендорфа об инструкциях Николай I дал ему платок: «Вот твоя инструкция, чем более утрешь им слез несчастных, тем лучше исполнишь свое назначение».

В августе 1826 г. весь двор, гвардия, цвет знати отправились на коронацию в Москву. Со времени рождения Саши следы бедствий залечились, Первопрестольная снова расцвела. Конечно же, наследнику запала в душу величественная церемония венчания отца на царство в Успенском соборе. Он и сам в гусарском мундирчике в чине корнета браво гарцевал на параде лейб-гвардии. Салюты, перезвон колоколов, вереница торжеств, приемов, обедов, балов, маскарадов.

Но Саше исполнилось 8 лет – следовало приниматься за учебу. У него появился еще один наставник – Василий Жуковский. По тем временам первый по рангу поэт России, да и к царской семье давно был близок. Хотя у него пошатнулось здоровье, он уехал лечиться за границу. Однако и там он стал готовиться к ответственной миссии. За основу взял модную систему швейцарского педагога Песталоцци, предполагавшую одновременное развитие всех задатков личности – интеллектуальных, физических, нравственных. Жуковский писал царю, что наследнику «нужно быть не ученым, а просвещенным. Просвещение должно ознакомить его со всем тем, что в его время необходимо для общего блага… Просвещение в истинном смысле есть многообъемлющее знание, соединенное с нравственностью» [3, с. 41]. Здесь мы видим как раз масонское понятие «просвещения» как пути к светлому будущему – а уж тем более через «просвещение» будущего государя.

Жуковский составил план обучения. С 8 до 13 лет – «приготовление к путешествию», освоение изначальной базы знаний. С 13 до 18 лет – само «путешествие» по миру наук. С 18 до 20 лет – «окончание путешествия» – закрепление полученных знаний, специальные дисциплины, необходимые для монарха. Николай I в целом одобрил программу. Внес лишь одну правку, потребовал выбросить изучение латыни и древнегреческого, которыми его самого замучили в детстве – в жизни это оказывалось абсолютно не нужным.

Хотя и со стороны Жуковского возникли неутыки с воззрениями царя. Узнав за границей об участии наследника в московском параде, он встревожился. Пытался действовать через императрицу, писал ей: «Эпизод этот совершенно лишний в прекрасной поэме, над которой мы трудимся… Эти воинственные игрушки не испортят ли в нем того, что должно быть первым его назначением? Должен ли он быть только воином, действовать в сжатом горизонте генерала? Когда же будут у нас законодатели? Когда же будут смотреть с уважением на истинные нужды народа, на законы, просвещение, нравственность?.. Страсть к военному делу стеснит его душу, он привыкнет видеть в народе только полк, а в отечестве – казарму» [4, с. 81]. Настаивал, что военные занятия должны стать второстепенными.

Но в данном отношении Николай I был тверд. Требовал, чтобы из наследника вышел «военный в душе» – такой же, как отец, «без чего он будет потерян в нашем веке». Ну а Жуковский не случайно был успешным царедворцем. Он мгновенно переориентировался, даже предложил создать Саше «потешный полк» из 100–200 юных дворян. Такую идею государь отверг. Вместо этого зачислил наследника в 1-й кадетский корпус (номинально). А для того, чтобы в играх и учебе у него были товарищи, выбрал двоих сверстников, Иосифа Вильегорского и Александра Паткуля. Поляка и прибалтийского немца, мальчик должен был привыкнуть, что это тоже «его» народы.

От общей ответственности за подготовку наследника Жуковский умело уклонился. Настоял, кроме него и Мердера, назначить главного воспитателя, генерал-лейтенанта Ушакова. Через него было удобнее общаться с царем, однако его роль стала чисто номинальной, а реальное руководство обучением прибрал Жуковский. Начались занятия по арифметике, рисованию, сразу нескольким языкам: немецкому, французскому, английскому, потом добавился польский. Не забывали и танцы, музыку, гимнастические упражнения, военное дело.

Жуковский взялся преподавать русскую словесность и историю. Он же подбирал других преподавателей. И не все фигуры были однозначными. Так, учителем «отечествоведения» стал статистик и географ Арсеньев – он состоял в ложе «Избранного Михаила», и его уже увольняли из университета «за безбожие и революционные мысли» (тогда по ходатайству Жуковского за него заступился великий князь Николай Павлович, взял преподавать в Инженерное училище). А учить Закону Божьему был назначен протоиерей Герасим Павский – доктор богословия, профессор Духовной академии и Петербургского университета. Он был из кадров Голицына, активистом Библейского общества, занимался переводами Священного Писания на русский, но Евангелие и православные догматы толковал весьма вольно.