Кукловоды Третьего рейха

Представлять дело так, будто Сталин, победив троцкистско-зиновьевскую оппозицию, начал править единолично, было бы глубоко неверно. Историки и журналисты «перестроечных» времен как раз и пытались связать все катастрофы России с одной лишь фигурой – Сталина. Конечно, никто не снимает с него ответственности за бедствия и лишения, постигшие нашу страну. Иосиф Виссарионович стоял во главе правящей партии и до сих пор оставался убежденным последователем Ленина. Искренне считал покойного вождя непререкаемым авторитетом, подправлять и корректировать осмеливался только в мелочах. Там, где на опыте убеждался: у Ильича получалось что-то не то.

Но Сталин оставался далеко не всесильным. Наглядным примером этому служит история с высылкой Троцкого за границу. Сейчас однозначно установлено: высылки желал сам Троцкий. Что ему было делать в захолустной Алма-Ате? В 1928 г. ему пришло письмо из Нью-Йорка, подписанное «Абрам». Оно было перлюстрировано ОГПУ, фотокопия письма сохранилась в архивах ФСБ и была продемонстрирована в 2007 г. по телевидению в фильме Е.Н. Чавчавадзе и Г.А. Огурной «Лев Троцкий. Тайны мировой революции». Рассказывалось о безобидных бытовых деталях и сообщалось, что материалы, заказанные Троцким из Нью-йоркской библиотеки, будут ему высланы, не найдены только номера из списка – и следовал длинный перечень цифр. ОГПУ смогло расшифровать эту тайнопись. И в ней речь шла уже не о бытовых вещах.

Сообщалось: «Правительство названной вами страны гарантирует вам визу и неприкосновенность лишь в случае добровольной передачи захваченной вами власти в известные вам руки. Материальная сторона проекта обеспечена. Переписка признана недопустимой. Указанный вами проект вашего возглавления активной борьбы с Кинто будет, конечно, принят, хотя пока встречает сомнения, не переоцениваете ли вы своей популярности и его бездарности». Кинто – разносчик на тифлисском рынке, Троцкий этой кличкой презрительно именовал Сталина. Под подписью «Абрам» скрывался член коммунистической лиги Америки Мартин Аберн (Марк Абрамович), а из текста видно, что он был связан с некими могущественными международными силами [144].

Разумеется, о таком письме ОГПУ обязано было доложить Сталину. Но почему-то не доложило. План разыгрался как по маслу. Сталина уговорили «выдворить» Троцкого. Объявлялось, будто это наказание, позор. Мало того, Льву Давидовичу позволили вывезти огромнейший архив. Впоследствии советская разведка будет организовывать сложнейшие операции, чтобы выкрасть его. Но похитить получится только часть. А сейчас таможенники и пограничники закрыли глаза на тюки вывозимых документов. Кто это обеспечил, известно. Масон Николай Иванович Бухарин. Именно он теперь выдвинулся на роль «вождя номер два». Член «Политбюро», главный идеолог и редактор «Правды». После поражения зиновьевцев в его ведение перешел еще и Коминтерн, он через «своих» людей контролировал ВСНХ, Госплан, Московскую парторганизацию. К Бухарину примыкали председатель правительства Рыков, Томский.

Масона и гомосексуалиста Чичерина в 1927 г. «по болезни» все же спровадили в отставку. Но заменил его на посту наркома иностранных дел другой высокопоставленный «оборотень» – Максим Литвинов (Макс Валлах), который всю гражданскую войну провел в Лондоне. В результате советское дипломатическое ведомство осталось пристанищем для аналогичных темных личностей. Допустим, троцкист Раковский, снятый с руководства компартией Украины, стал полпредом (послом) в Париже и Лондоне.

А Менжинский, руководитель ОГПУ, часто болел. Его фактически замещал Ягода, еще один эмиссар «сил неведомых», родственник Свердлова. Кстати, точно так же, как Яков и Вениамин Свердловы, Ягода имел «фамильную черту»: не забывать собственный карман. Через своих подручных он организовал целую систему вымогательства – вынюхивали, у кого из арестованных есть чем поживиться, имеются состоятельные родственники, а потом вытягивали деньги за те или иные поблажки. Стекающиеся к нему богатства Ягода с помощью сообщников пересылал в иностранные банки. Эти беззакония впоследствии были раскрыты в Германии и использовались нацистской пропагандой (Розенберг рассказал о них на съезде НСДАП в Нюрнберге 3 сентября 1937 г.).

Стоит ли удивляться, что операция с высылкой Троцкого осуществилась так гладко? А он, очутившись за рубежом, развернул активную деятельность против СССР. Точно так же, как было до 1917 г.: центр революционеров за границей, а через него осуществляется руководство подрывными структурами внутри России. И стоит ли удивляться, что планы по укреплению и преобразованиям государства начали реализовываться совсем не так, как виделось и намечалось в коммунистическом руководстве?

Развернули индустриализацию, урожай в 1927 г. выдался богатейший. Бухарин и Рыков настояли, чтобы определить низкие закупочные цены на сельхозпродукцию. Дескать, в условиях монополии государства крестьяне все равно никуда не денутся, продадут хлеб. Но заготовки непонятным образом провалились, страна очутилась на грани голода! Очевидец писал: «Зимой 1927/28 года в городах очереди за хлебом стали обычным делом, масло, сыр и молоко – редкостью. Государственные запасы зерна истощились» [146]. А кроме того, экспорт сельхозпродукции оставался важнейшим источником валютных поступлений для индустриализации!

Как выяснилось, хлеб кто-то скупал у крестьян и прятал. Кто? Свалили на кулаков. Отчасти это было справедливо. Кулаки были сельскими предпринимателями, они в самом деле скупали продукцию односельчан, перепродавали городским нэпманам. Но теперь эти махинации закрутились слишком уж широко, по всей стране. Кто-то посодействовал, подогрел слухами о войне, об обесценивании денег. Стройки, которые уже были начаты, оказались на грани срыва. Их пришлось бы замораживать, купленное за границей оборудование ржавело на складах…

Cталин попытался преодолеть кризис испытанными методами «военного коммунизма». В январе 1928 г. Политбюро приняло постановление о насильственном изъятии излишков хлеба. По деревням поехали отряды из коммунистов и рабочих. Но заготовки сопровождались серьезнейшими злоупотреблениями, нередко выливались в грабежи и насилие. В ответ полыхнули крестьянские восстания. В апреле их зафиксировано 36, в мае 185, в июне 225. Сталин вмешался, был созван пленум ЦК, осудивший «извращения и перегибы, допущенные местами со стороны советских и партийных органов», которые «фактически являются сползаниями на рельсы продразверстки». Чрезвычайные меры были отменены.

Но в ходе кампании подтвердилось, что скупка сельхозпродукции осуществлялась через кулаков. И Сталин приходил к выводу, что «пока существуют кулаки, будет существовать и саботаж хлебозаготовок… Поставить нашу индустрию в зависимость от кулацких капризов мы не можем». 16 мая 1928 г. ЦК принял постановление «За социалистическое переустройство деревни», впервые допустившее «раскулачивание» – конфискацию кулацких хозяйств с выселением владельцев. По предложениям Бухарина и Рыкова были повышены закупочные цены – и производители сами должны были сдавать продукцию государству [20].

Но ситуация с продовольствием отнюдь не улучшилось. Деревня была взбудоражена, крестьяне сокращали засеваемые площади. А раскулачивания вылились в новую волну безобразий. Ради соблазнов пограбить, воспользоваться чужим имуществом, а нередко и ради отчетности, чтобы отрапортовать, под кампанию подводили не кулаков, а просто зажиточных крестьян, местные активисты сводили счеты с персональными врагами. Оживилась оппозиция, надеялась сыграть на этом. Радек писал: «В Москве нет хлеба. Недовольство масс… Мы накануне крестьянских восстаний». Троцкисты реанимировали разгромленные структуры, распространяли листовки.

Одновременно с ухудшением внутреннего положения СССР обострилось и внешнее. Хотя выглядело это весьма нелогично. В первой половине 1920-х большевики деятельно вели пропаганду «мировой революции», создавали по всему миру террористические и революционные структуры, этим занимались сразу несколько организаций: разведуправление Красной армии, внешняя разведка ОГПУ, наркомат иностранных дел и, конечно же, Коминтерн. Его выставляли как бы независимым от СССР. С невинным видом разводили руками перед иностранными дипломатами, что за действия Коминтерна советское правительство не отвечает. Но все сходило с рук, западные державы делали вид, будто верят, безоблачных отношений ничего не нарушало.

После того, как Сталин изгнал из руководства Троцкого сотоварищи и взял курс на «построение социализма в одной стране», он свернул международные авантюры. Ликвидировал Военную комиссию Коминтерна, резко сократил его финансирование – деньги требовались на индустриализацию. Но… в том-то и дело! Русские пытались усиливать свое государство, нацеливались на экономическую самостоятельность, избавлялись от зарубежных концессионеров. Кое для кого это выглядело опаснее, чем терроризм. В 1927 г. во Франции полиция произвела одновременные налеты на советские представительства, арестовала более 100 человек, предъявив обвинения в шпионаже и подрывной деятельности. Английская полиция произвела обыск в советско-британской фирме «Аркос», через которую осуществлялся основной объем торговли между двумя странами. Никаких улик не нашли, но Британия все равно разорвала отношения с Москвой. Наглели и вели себя вызывающе Польша, Финляндия, Румыния. Участились провокации на китайской границе, чуть не дошло до войны.

Внешняя угроза, в свою очередь, диктовала необходимость срочных и кардинальных преобразований в экономике, строительства мощной промышленной базы. А повторяющиеся продовольственные кризисы 1927, 1928, 1929 гг. убедили Сталина, что индустриализацию надо вести вместе с коллективизацией. Иначе не получалось. Необходимость коллективизации признавали все, в том числе оппозиция в компартии. А Сталин взял для коллективизации ленинскую модель. В одной из своих последних статей, «О кооперации», Владимир Ильич требовал «кооперировать в достаточной степени широко и глубоко русское население». Хозяйства должны были организовываться «на государственной земле при средствах производства, принадлежащих государству», при «обеспечении руководства за пролетариатом по отношению к крестьянству».

Сталин все это выполнил буквально. Только вместо названия «кооперация», которое дискредитировало себя в период нэпа, он использовал слово «коллективизация», хотя в принципе это синонимы. Средства производства оставлялись за государством – техники было мало, она сосредотачивалась в машинно-тракторных станциях, способных обслуживать по несколько колхозов.

Первые результаты вроде бы обнадеживали. Успешно возводились промышленные объекты. Относительно сельского хозяйства ЦК констатировал, что темп коллективизации «превзошел самые смелые ожидания». Планы индустриализации и коллективизации корректировались в сторону повышения. В декабре 1929 г. было постановлено: к весне 1930 г. вовлечь в колхозы 34 % крестьянских хозяйств. А 5 января постановление ЦК определило: «Коллективизация зерновых районов может быть в основном закончена осенью 1931 г. или, во всяком случае, весной 1932 г.». Ставилась и задача «ликвидации кулачества как класса». В деревню были направлены 25 тыс. рабочих для организации колхозов [45].

Но вылилось это в катастрофу. Низовое партийное руководство рьяно бросилось перевыполнять директивы. А «двадцатипятитысячники» оказались не лучшего сорта. Заводские парторганизации отряжали таких, кто самим был не нужен. Бездельников, горлопанов, сомнительные личности. Получив власть над крестьянами, они развернулись вовсю. Отбирали скотину, птицу, имущество. А крестьяне, загоняемые в колхозы, сами резали скот, чтобы хоть попользоваться мясом. Живность, которую удавалось «обобществить», подыхала без кормов и присмотра, потому что новоиспеченные председатели руководить большими хозяйствами не умели. Инвентарь ломался, ценности разворовывались – и нередко самими председателями или их подручными.

А параллельно шло раскулачивание. Сплошь и рядом к кулакам причисляли любых зажиточных крестьян, середняков. В некоторых районах придумывали собственные критерии: если в семье нет коровы, это бедняки, если есть – середняки, а если две коровы – уже кулаки. У таковых конфисковали нажитое добро и отправляли в ссылки. Ну а для бедняков или середняков, протестующих против коллективизации, ввели термин «подкулачник». Эта вакханалия вызвала бунты. Секретарь Центрально-Черноземного обкома Варейкис писал: «В отдельных местах толпы выступающих достигали двух и более тысяч человек… Масса вооружалась вилами, топорами, кольями, в отдельных случаях обрезами и охотничьими ружьями». В 1930 г. произошло 1300 крестьянских восстаний и волнений, охвативших 2,5 млн. человек. Были столкновения, вызывались войска. Но и красноармейцы были выходцами из крестьян, повиновались плохо.

Сталин запретил бросать на подавление воинские части. Разослал органам ОГПУ секретную телеграмму: «Сопротивление крестьян перерастает в повстанческое движение, обстановка грозит гибелью, употреблять Красную армию для подавления повстанцев – значит идти на разложение ее ввиду подавляющего крестьянского состава и оголить границы СССР». Чаще обходились иначе. Выжидали, когда бунтующие толпы «выпустят пар» и разойдутся, а потом в деревню наезжали команды ОГПУ и арестовывали самых активных.

Иосиф Виссарионович пытался выправить и безобразия, которые приводили к таким последствиям. За его подписью 30 января 1930 г. вышла директива ЦК, требовавшая не увлекаться раскулачиванием: «…ЦК разъясняет, что политика партии состоит не в голом раскулачивании, а в развитии колхозного движения…». 2 марта вышла статья Сталина «Головокружение от успехов», осудившая погоню за цифрами, безграмотное реформаторство и фактическое ограбление крестьян. А следом ЦК принял суровое постановление «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении»: «ЦК считает, что эти искривления являются теперь основным тормозом дальнейшего роста колхозного движения и прямой помощью нашим классовым врагам». Разъяснялось, что колхозы должны создаваться на добровольной основе, убеждением, а не насилием. При участии Сталина был разработан и опубликован примерный устав сельскохозяйственной артели. Предусматривалось оставлять крестьянам приусадебные участки, не обобществлять мелкий скот, птицу и т. п. [50]

Кстати, выяснилось, что особенно усердно громили деревню… троцкисты. Когда был взят курс на коллективизацию и раскулачивание, они заговорили, что партия наконец-то обратилась к их старым идеям! Взялись воплощать, засучив рукава. А когда за «искривления» стали снимать с постов и наказывать, они обиделись, даже публиковали в газетах протесты – дескать, мы-то старались, и нас же крайними объявляют! Но насчет раскулачивания историки Д. Волкогонов и С. Семанов обнаружили еще одну особенность. По республикам, краям, областям рассылались разнарядки, какое количество людей надо раскулачить и депортировать. Но рассылались они не партийными органами, а ОГПУ [23]. ЦК имел к этому лишь косвенное отношение – если Ягода и его люди докладывали. А мы уже видели, докладывали не всегда.

Кстати, затем в зарубежных и российских либеральных источниках внедрялись совершенно фантастические цифры раскулаченных и версии о их судьбе. Запустил эти цифры Черчилль в годы «холодной войны». Ссылаясь на самого Сталина, сокрушался в мемуарах о 15 миллионах крестьян, вымерших в сибирской тундре. Конечно, это дело вкуса, но я бы Черчиллю доверять не стал. Реальные цифры выглядят не в пример скромнее. Так, на Средней Волге предписывалось в 1930 г. раскулачить и направить в лагеря 3–4 тыс. человек, просто выслать 8—10 тыс. На Украине на лагеря обрекались 15 тыс., на высылку – 30–35 тыс. [113]. Для Северо-Кавказского края, включавшего Дон, Кубань, Терскую губернию, северокавказские национальные автономии, предусматривалось заключение в лагеря 6–8 тыс. человек и высылка 20 тыс. Правда, раскулачивания и депортации осуществлялись и в 1931, 1932 гг.

Общее число переселенных крестьян составило не 15, а 3,5–4 млн., и списывать их в погибшие нет никаких оснований. Например, из Северо-Кавказского края в 1931—32 гг. выселили 38 тыс. семей (172 тыс. человек). Из них 12 тыс. переселили внутри региона – в другие районы или города, а 26 тыс. семей отправили на Урал. Раскулаченные превращались в строителей. Именно их руками возводились промышленные гиганты первой пятилетки – Днепрогэс, Магнитка, Турксиб. Допустим, в Магнитогорске 40 % строителей и будущих рабочих металлургического комбината составились из «спецпереселенцев».

В целом же, процессы в Советском Союзе протекали совершенно неоднозначные. С одной стороны, государство укреплялось. Ударным трудом и в короткие сроки оно выползало из разрухи и отсталости, куда было отброшено гражданской войной и большевистскими экспериментами. Сельское хозяйство выходило на современный и эффективный уровень. Но все это осуществлялось с чудовищными перекосами, издержками и потерями. Мало того, наряду с созидательными программами возобновились и разрушительные. Усиливалась и развивалась вроде бы Советская Россия – но в ее руководстве по-прежнему задавали тон силы, ненавидящие и отрицающие саму Россию.

С 1929 г., в то же самое время, когда громилась деревня, развернулась вторая волна гонений на Церковь. Всю страну охватили антирелигиозные акции. Для молодежи организовывались буйные богоборческие шабаши с факелами, шествиями, плясками, кощунственными песнями и частушками. В Ленинграде в рождественский сочельник учинили «ночь борьбы с религией» и арестовали всех, кого застали в церквях. На Кубани под Рождество закрыли церкви, устроив в них молодежные вечеринки. В Оренбуржье на Пасху комсомольцы закидывали камнями крестный ход, подожгли одну из станиц, чтобы сорвать праздничную службу. В ходе кампании было закрыто 90 % храмов, которые еще оставались действующими после погрома 1922–1923 гг. Их передавали под хозяйственные нужды или разрушали, как было с храмом Христа Спасителя [140].

Священнослужителей в первую очередь репрессировали в ходе раскулачиваний. А если прихожане протестовали, это объявлялось «кулацкими восстаниями» и жестоко подавлялось. Подводили под статьи о контрреволюционных заговорах, устраивали расправы. В 1932 г. в ростовской тюрьме были расстреляны митрополит Кавказский Серафим (Мещеряков), епископ Барнаульский Александр (Белозер) и 120 священников и монахов. Случайный свидетель-геолог поведал об убийстве 60 священников в июле 1933 г. на берегу Лены. Их ставили на край ямы и задавали вопрос, есть ли Бог. Каждый твердо отвечал: «Да, есть Бог!» – и звучал выстрел. Расстрелы и тайные убийства священнослужителей совершались и в других городах. Был казнен митрополит Евгений, епископа Краснодарского Памфилия (Мясковского) нашли повешенным в саду [102]. Кампания 1929—1930-х гг., в отличие от прошлой, обрушилась не только на православие, но и на протестантов, мусульман, буддистов.

Но в этот же период были полностью разгромлены отечественные гуманитарные науки – история, филология, философия. В 1929 г. в Академию Наук СССР были введены Бухарин, Покровский, Кржижановский, Рязанов сотоварищи, развернули капитальную чистку. Из Академии было изгнано 648 сотрудников. При этом инспирировали дело о «заговоре». За решетку попал весь цвет российских историков: Платонов, Тарле, Ольденбург, Любавский, Готье, Измайлов, Лихачев, Бахрушин, Греков, Веселовский, Приселков, Романов, Черепнин, Пигулевская, видные философы, мыслители, филологи – Лосев, Кожинов и др. Словом, брался курс на то, чтобы окончательно «переделать» русский народ. Искоренить не только веру в Бога, но и русскую культуру, мысль, мораль…

Впрочем, кампании по борьбе с «контрреволюцией» каждый раз принимали такие уродливые формы и такой размах, что сами по себе наносили колоссальный вред Советскому государству. Вред, не сопоставимый ни с какой «контрреволюцией». Посудите сами. В 1930 г. были обнаружены оппозиционные кружки среди бывших офицеров. Некоторые из них поддерживали связи с эмигрантскими организациями, некоторые с троцкистами. Но кроме ареста непосредственных виновников, ОГПУ провело операцию «Весна» – скопом принялось арестовывать всех бывших офицеров, служивших в Красной армии. Более 10 тыс. человек получили разные сроки заключения, ссылки. Снимали и увольняли командиров-коммунистов, якобы не проявивших бдительности, попавших под влияние «скрытых белогвардейцев». В армии за пару лет «вычистили» 80 % командного состава! [20]

В это же время были раскрыты оппозиционные кружки среди гражданских «спецов» – выходцев из старой, дореволюционной интеллигенции, перешедшей на службу Советской власти. Они занимали высокие должности в народном хозяйстве, получали высокую оплату, но хватало и недовольных. Некоторые сотрудники Госплана и ВСНХ состояли с давних времен в меньшевистской, эсеровской партиях, не теряли контакта с зарубежными центрами. Но, опять же, ОГПУ раздуло гонения на всех «старых спецов». В разгар индустриализации повыгоняли со службы около 300 тыс. человек! Из них 23 тыс. причислили к «врагам советской власти» (с хорошо понятными последствиями).

Стройки и вступающие в строй заводы были оставлены без инженеров, техников, экономистов, опытных административных работников! Но инициаторы кампании козыряли положениями Маркса: социалистические преобразования в промышленности должны осуществляться одновременно с «культурной революцией». Под этим подразумевалось, что надо отправить на слом всю прежнюю мораль и культуру. А вместо «старой» интеллигенции сформировать новую. Как раз для того, чтобы ее «сформировать», молодежь вовлекали в антирелигиозную вакханалию, в разрушительные демонстрации и митинги, в стукачество. Чтобы заменить «буржуазных спецов», более 140 тыс. рабочих от станка были выдвинуты на руководящие посты, 660 тыс. рабочих переводились в категорию служащих или направлялись на учебу.

Последствия опять стали ужасающими. Количество студентов, вузов, курсов, техникумов, рабфаков (рабочих факультетов) выросло так резко, что для них не хватало преподавателей. Ускоренные выпуски педагогов и ускоренные курсы плодили недоучек. Более образованную молодежь из семей интеллигенции в вузы не принимали, она должна была идти на заводы, чтобы приобрести статус «пролетариев» – и «пролетариями» становилась никудышными. А вчерашние хорошие рабочие превращались в никуда не годных руководителей и служащих, запутывая и разваливая деятельность своих предприятий и учреждений.

В очередной раз пришлось вмешиваться лично Сталину. 23 июля 1931 г. он огласил свои «шесть условий» победы социализма. Осудил «спецеедство», призвал к заботе о специалистах старой школы. Выдвижение руководящих кадров из «низов» было пресечено. 40 тыс. таких горе-начальников были возвращены обратно на производство. Были пересмотрены правила приема в вузы, количество курсов и рабфаков сокращалось. Уволенных представителей интеллигенции стали принимать обратно на работу. В армию тоже начали возвращать бывших офицеров, восстанавливать на прежних должностях [65].

Все это могло бы послужить темой для комедий, иллюстрацией глупости большевистских руководителей. Но… обращает на себя внимание четкая закономерность. Большинство решений и постановлений ЦК были по своей сути правильными, выигрышными. Однако где-то «во втором эшелоне», на уровне исполнения, они несколько подправлялись. Тормозились, а чаще, наоборот, их раскручивали на повышенных оборотах, благие замыслы выливались в хаос и неразбериху.

А вскоре обнаружилась и новая оппозиция. Она гнездилась как раз во вторых эшелонах власти – Бухарин, Рыков, Томский и др. «Левая», троцкистская оппозиция спорила, нападала на Сталина по любому поводу. «Правая», бухаринская, не спорила. Поддерживала и одобряла линию ЦК. Бухарин требовал «форсированного наступления на кулака». А свою линию «правые» гнули исподтишка. Подправляли решения так, как считали нужным. Но Сталин из-за постоянных срывов и неутыков обратил внимание на «феодальные княжества». В такие «княжества» превратились советские ведомства – ОГПУ, Коминтерн, Госплан, профсоюзы, хозяйственные органы. Каждое жило само по себе, подчиняясь лишь своему руководству, а в итоге именно из-за этого становились возможным искажения правительственной политики. Иосиф Виссарионович принялся брать «княжества» под контроль, направлять туда представителей ЦК.

Вот тут-то оппозиция взвилась. Почувствовала, что ее прижимают. Бухарин принялся ратовать за расширение «партийной демократии». Подразумевалось, что контроль со стороны ЦК ее нарушает. В 1929 г. он выступил со статьей «Политическое завещание Ленина». О работах «завещания» прямо речь не шла, но намек был более чем понятен партийцам, и название звучало завуалированным вызовом Сталину. Однако «правые» действовали гораздо тоньше, чем троцкисты. Не пытались раздувать смуту на митингах, распространять воззвания. Предпочитали кулуарные интриги в партийном руководстве. Распространяли слухи, сеяли сомнения. Опорой Бухарина становились газеты «Правда» и «Известия», верхушка комсомольских органов, Академия красной профессуры, коммунистический университет им. Свердлова. В общем, советская элита [103].

Но в подленьких интригах Николай Иванович перехитрил сам себя. Он тайно встретился с Каменевым, предложив ему действовать сообща. Говорил: «Разногласия между нами и Сталиным во много раз серьезнее всех бывших разногласий с вами». Высказывал грязные характеристики в адрес Сталина и других членов Политбюро, выражал уверенность, что «линия Сталина будет бита». Однако Каменев записал текст разговора и послал Зиновьеву. А копию письма сняли троцкисты. Они были обижены на Бухарина за публичные нападки и отомстили, опубликовали текст в листовке. Члены Политбюро были ошеломлены теми словами, которыми Бухарин обзывал их за глаза, да еще и перед оппозиционером. Николай Иванович пробовал отвертеться, называл публикацию «гнусной клеветой», но Каменев подтвердил подлинность беседы. Тут уж против Бухарина ополчились все.

ЦК осудил тайные переговоры, разнес в пух и прах бухаринские требования «демократии» – указывалось, что «феодальные княжества» необходимо брать под контроль ЦК. Но «правых» били не так сильно, как троцкистов. То выводили из Политбюро, то обратно вводили. Бухарина сняли с руководства «Правдой» и Коминтерном, но поставили начальником отдела ВСНХ и редактором второй по рангу газеты, «Известий». Их не ссылали, они оставались в составе советской элиты, сохраняя кремлевские привилегии и значительное влияние. Бухарин даже каяться приучился весело, как бы с вызовом. Дескать, я-то покаюсь, посыплю голову пеплом, и вы меня обязаны простить…

«Феодальные княжества» на словах осудили, но они сохранялись. Как же их разрушить, если начальников важных ведомств окружали «свои» люди. Периодически обнаруживались те или иные подпольные структуры оппозиции. В 1930 г. – группа Сырцова – Ломинадзе. В 1932 г. был раскрыт «Союз марксистов-ленинцев» Рютина, его программа признавала подчинение Троцкому и нацеливалась на «устранение Сталина». Затем была выявлена группа Эйсмонта-Смирнова-Рыкова, которую Сталин назвал «пропитанной серией выпивок», «оппозиционной группой вокруг водки». Впрочем, водка-то водкой, но Смирнов во время заграничной командировки встречался с сыном Троцкого Львом Седовым, обсуждал взаимодействие. А потом пересылал Седову письма через Э. Гольцмана. Эти связи обнаружились, было арестовано 89 человек. Но после обычных покаяний их освободили, а потом и в партии восстановили.

В конце 1932 – начале 1933 г. была раскрыта многочисленная и разветвленная подпольная организация, куда входили многие лица, близкие к Бухарину – теоретики и идеологи партии, преподаватели и ученики Института красной профессуры. Но Бухарин опять сумел выйти сухим из воды. Он напрочь открестился от своих сторонников и убеждал Сталина: «Ты оказался прав, когда недавно несколько раз говорил мне, что они «вырвались из рук» и действуют на свой страх и риск…» В общем, одни доказывали, что они совершенно ни при чем, другие, вроде бы, ошибались. С кем не бывает? Сегодня ошибся, завтра осознал, отрекся от заблуждений [146].

Среди оппозиции то и дело попадал на заметку начальник Генштаба Красной армии Тухачевский. В первый раз он мелькнул в политических интригах в 1924 г., после смерти Ленина. Примчался в Москву с Западного фронта и выяснял, кто ему больше даст, сталинисты или троцкисты. В 1930 г. оказался замешан в дело «военного заговора». Показания против него дали два бывших офицера. Сообщали, что: «В Москве временами собирались у Тухачевского, временами у Гая… Лидером всех этих собраний являлся Тухачевский». Что он призывал «выжидать, организуясь в кадрах», а конечной целью виделась «военная диктатура, приходящая к власти через правый уклон». Но Тухачевский, как и Бухарин, сумел «отмазаться». На очных ставках все отрицал, иначе толковал смысл разговоров. Сталин поверил ему, писал Молотову: «Что касается дела Тухачевского, то последний оказался чист на все 100 %. Это очень хорошо».

Хотя в 1932 г., находясь за границей, «чистый» красный военачальник встретился с троцкистом Роммом. Как выяснилось, они были близки. Оба настолько доверяли друг другу, что беседовали предельно откровенно. В частности, Ромм информировал Тухачевского, что Лев Давидович «надеется на приход к власти Гитлера, а также на то, что Гитлер поддержит его, Троцкого, в борьбе с советской властью» [146]. Что ж, это было логично и обоснованно. Лев Давидович надеялся на повторение старого сценария. Если Германию стравят с Россией, услуги Троцкого опять понадобятся. Он будет востребован и займется тем же, чем и в прошлую войну. В конце концов, Гитлера вели к власти те же силы, которые в свое время продвигали Троцкого. Те же силы, которые стояли и за Бухариным, Зиновьевым, Ягодой…

9. Китайский узел

Предпосылки грядущей войны накапливались не только в Европе. Не менее мощный очаг грязи и напряженности образовался на противоположном конце света. Различные державы делили между собой пространства и богатства Китая. В XIX в. его взялись кромсать Англия с Францией. Империя Цин была слишком огромной и многолюдной, чтобы захватить ее воинским вторжением. Но она прогнила, ее подточила коррупция, а европейцы придумали весьма оригинальную стратегию: «опиумные войны». Бомбардировали флотами китайские порты до тех пор, пока правительство не разрешило ввоз опиума и торговлю им. Дальше все пошло великолепно. Китайцев стали превращать в наркоманов, сопротивление подрывалось [119]. А имперских чиновников покупали взятками, отхватывали привилегии, концессии.

Зоны английского и французского влияния ширились, у иностранцев в Китае появились свои города, кварталы, районы, причем покорение не требовало расходов, а приносило баснословные барыши от продажи наркотиков. Вслед за англичанами и французами в Китае появились немцы, американцы, итальянцы, японцы. Кто-то влезал хитростью, кто-то войной. Появились и русские. Почему же нет? Если другие прибирают сферы интересов, разве мы хуже? Царское правительство приструнило аппетиты японцев, пытавшихся захватить слишком много, а китайцы за это выделили Ляодунский полуостров с военной базой Порт-Артур и портом Дальний, были проложены экстерриториальные Китайская Восточная Железная Дорога (КВЖД) и Южно-Маньчжурская железная дорога.

Но обострялось и соперничество. Усиление России на Дальнем Востоке встревожило и англичан, и американцев. Для противовеса западные державы принялись подпитывать Японию. Ей выделяли крупные займы, технических специалистов. Япония смогла построить современную промышленность, создала великолепный флот, многочисленную армию. А в войне с русскими взлетел и гонор японцев, взыграла самурайская гордыня. Они выиграли! Одолели величайшую державу, до сих пор громившую всех врагов. Японская империя после этой войны заметно выросла. В ее владение перешла Корея, Россия была вынуждена уступить ей Южный Сахалин, свои базы в Китае – Порт-Артур с Дальним, Южно-Маньчжурскую железную дорогу (КВЖД осталась совместным, российско-китайским, а потом советско-китайским предприятием).

Но засилье иноземцев под ветхим прикрытием империи Цин возмущало многих китайцев. Создавались революционные организации. В них на роль лидера выдвинулся молодой врач (впрочем, он быстро переквалифицировался в профессионального революционера) Сунь Ятсен. Он подвизался в подпольных кружках Союза возрождения Китая, потом создал свою партию, Гоминьдан. Пытался объединить недовольных военных, подпольные кружки интеллигенции, тайные буддийские общества, крестьян. Сам Сунь Ятсен происходил из очень бедной семьи, но был чрезвычайно талантливым человеком и совсем не простым. Он сумел породниться с самой богатой семьей Китая, Сун. Глава этого дома, Сун Цзевынь, являлся крупнейшим промышленником и банкиром, его сестра Сун Айлин вышла замуж за другого богатейшего бизнесмена, Кун Сянси. А Сунь Ятсен женился на второй сестре, Сун Цинлин.

Кроме того, его поддержали американские банкирские дома и Япония [111]. Удивляться этому не стоит. «Старые» хозяева Китая, англичане с французами, давили местных предпринимателей, а для американцев и японцев они были соперниками. Почему было не подвести мину? Революция в 1911 г. была быстрой и успешной, на сторону Гоминьдана переходили и чиновники, и армия вместе с командующим Юань Шикаем, империя Цин рухнула. Сунь Ятсена избрали президентом, но войска подчинялись Юань Шикаю! Он бесцеремонно отодвинул Сунь Ятсена в сторону и уселся править сам. А цели революции, по сути, остались невыполненными. В правительство Юань Шикая перетекли те же деятели, которые фигурировали в империи. При них сохранили силу те же зарубежные круги.

Новые противоречия добавила Первая мировая война. Немцы очень надеялись, что Япония выступит на их стороне, чтобы поживиться британскими владениями в Китае. Однако японцы остались верными союзу с Англией. Они объявили войну Германии. Ей в Китае принадлежал Шандунский полуостров с мощной крепостью Циндао, ее называли «немецким Порт-Артуром». Но японцы воевали умело, после месячной осады город капитулировал. Это еще больше окрылило политиков и военных «Страны Восходящего солнца». Их десанты принялись захватывать тихоокеанские острова принадлежавшие Германии – Каролинские, Марианские, Маршалловы. Нацеливались прибрать к рукам и остальные немецкие владения в этом регионе – Соломоновы острова, Самоа, Новую Британию, Новую Гвинею. Да и Китай перетянуть под собственное влияние!

В январе 1915 г. Япония предъявила Юань Шикаю «Двадцать одно требование». Не только отдать ей владения, отнятые у Германии, но и предоставить под контроль часть Маньчжурии, Внутренней Монголии, ряд китайских рудников, заводов. Для строительства железных дорог и предприятий Пекин отныне должен был обращаться только к японцам. Мало того, его обязывали принять японских советников для реорганизации своей армии, финансов и политической системы. В Токио надеялись, что в условиях войны западные державы не захотят оттолкнуть союзницу, согласятся. Отчасти так и вышло. Англия, Россия и США вели переговоры, кое-как уломали Японию отменить требование насчет советников. Остальное Юань Шикаю пришлось принять [27].