Секретная часть
– Эх, Игорь Евгеньевич, – покачал головой подполковник Соколовский, – лучшего места для самоубийства вы, конечно, не нашли. Даже напоследок нагадили.
Ахнула секретарша. Она нашла в себе силы дойти до порога, оперлась на косяк, но это не спасло. Закатились глаза, подломились ноги, женщина картинно упала, откинув руку.
Разочарование было неописуемым. Кольцов не верил своим глазам. Снова начинать все заново? Ведь предупреждал еще вечером: куй железо, пока горячо! Нельзя тянуть. Поляков, покинув место встречи, возможно, ничего не подозревал. Но его куратор Паттерсон все понял, что мешало позвонить сообщнику, предупредить? Сразу надо было брать! Рылеев и Беликов выступали против – нельзя без санкции свыше. Всего лишь до утра подождать. Дом Полякова под наблюдением, до работы его доведут сотрудники 7-го управления (и, кстати, довели). Куда он денется? Как выяснилось, одна лазейка все же осталась…
Секретарше поднесли под нос нашатырь, привели в чувство. Женщину сотрясали рыдания. Видимо, с покойником ее связывало нечто большее, чем служебные отношения. Хотя и меньшее, чем совместная работа на ЦРУ, – типаж был не тот. Она сообщила, что вечером Игорь Евгеньевич на работе не задержался, покинул кабинет в шесть часов (его ждал Паттерсон у Ботанического сада). Никаких отклонений в поведении не было – казался немного озабоченным, но не более того. Улыбнулся перед уходом, пошутил, оценил новую кофточку (мог бы и утром оценить, для кого старалась?) Но сегодня явился – как подменили. Бледный, согбенный, слова не вытянешь. Смотрел в пространство с непередаваемой скорбью. «Дома что, Игорь Евгеньевич?» – спросила секретарша. Он не понимал, что она спрашивает, потом поставил в известность, что его ни для кого нет, закрылся в кабинете. Она было сунулась с рабочим вопросом, но он так посмотрел… Потом этот выстрел… То, что Полякова пришли арестовывать, до нее, похоже, не доходило.
Посторонних на этаж не пускали. Прибыли санитары, увезли тело. Но слухи поползли, утаить очевидное было невозможно. Сослуживцы гадали, что это могло быть: неурядицы в семейной жизни, третья стадия рака, вызывающая боли, которые подполковник не мог выносить? В любом случае его поджидало место на одном из лучших кладбищ столицы, чувственные речи коллег, вечная память в умах и сердцах. Слухи о его предательстве не должны были просочиться.
Следственная группа пребывала в растерянности. План дальнейших мероприятий не просматривался. Генерал-майор Беликов свою вину в случившемся не признал и умыл руки. Группа Кольцова выполнила возложенную на нее задачу: выявила «крота» в 3-м управлении. Враги в других структурах волновали генерала в меньшей степени. Полковник Рылеев убыл за инструкциями и пока ничего дельного не сообщил.
После обеда Кольцов со своими сотрудниками навестил безутешную вдову. Проживал подполковник в Столешниковом переулке, недалеко от нового здания Института марксизма-ленинизма. Дом с оригинальной архитектурой строился еще при царе. Безразмерная квартира на третьем этаже перешла к Полякову от отца – важного чина в системе НКВД, чудом избежавшего репрессий. Интерьеры позолотой не блистали, но мебель была заграничная, пол устилал паркет.
В квартире находилась убитая горем супруга – болезненно худая блондинка с вытянутым лицом. О смерти мужа ей сообщили три часа назад. Детей, по счастью, мама забрала еще позавчера. Женщина сидела на кухне за барной стойкой, тянула из бокала виски и бессмысленно смотрела в стену. Махнула рукой: садитесь куда-нибудь. Пьяной она не казалась, но в движениях чувствовалась заторможенность.
– Выпейте, если хотите, – пробормотала женщина. – Здесь такой бар, на пятилетку хватит.
– Спасибо, Ирина Яковлевна, мы на службе. Примите соболезнования.
– Как он умер? – блондинка повернулась.
– Самоубийство. – Смысла утаивать подробности не было. Самый близкий человек должен был знать правду. Женщина побледнела еще больше, стиснула граненый бокал с золотистым содержимым. Присутствующие тактично молчали. На подоконнике сиротливо лежал детский вертолет с механизмом-«дрыгалкой» для запуска – игрушка сыновей. Вадик Москвин разглядывал ее исподлобья: видимо, пытался сообразить, куда уходит детство.
– Какой ужас, – прошептала Ирина Яковлевна. – Когда я смогу его увидеть?
– Это не к нам, извините, медики скажут. Можете ответить на несколько вопросов, Ирина Яковлевна, или вам нужно время, чтобы прийти в себя?
– Конечно, спрашивайте, зачем я буду вас гонять лишний раз? Все же понимаю…
Судя по всему, муж не посвящал ее в свои дела. Иначе она вела бы себя по-другому. Потеря близкого человека выбила из колеи, начиналась апатия.
– Вы работаете, Ирина Яковлевна?
– Нет… – она помедлила. – Раньше работала инженером по системам автоматизированного управления… Когда родился первенец Володя, по настоянию Игоря ушла с работы, занималась домашним хозяйством, растила ребенка… Когда родился Сережа, все планы по возвращению на работу пришлось свернуть… В этом не было необходимости, Игорь нас полностью обеспечивал… Вы точно не хотите выпить?
– Мы бы с удовольствием, Ирина Яковлевна. Но не положено. – Михаил строго покосился на Вишневского – нашел время облизываться. – Вспомните, как вел себя Игорь Евгеньевич вчера и сегодня.
– Он сделал что-то незаконное? – женщина вздрогнула, стала вглядываться в лица присутствующих, словно только сейчас их заметила.
– Ни в коем случае, – успокоил Михаил. – Но мы должны выяснить, что толкнуло его на такой шаг.
Большой любви там, похоже, не осталось. Игорь Евгеньевич был далеко не образец супружеской верности, супруга это подозревала. Просто не хотела ничего знать. В любом случае, потеря кормильца – тяжелый удар. Где теперь возьмешь второго такого: надежного, представительного, работающего на ответственной должности в самом грозном ведомстве страны?
Поведение мужа стало меняться месяца два назад. Он стал задумчивым, нервным, вздрагивал от посторонних звуков. Грешила на новый адюльтер, но вроде не похоже: зарплату приносил в полном объеме, даже больше, нательное белье менял не чаще обычного. Иногда был нормальным, иногда погружался в оцепенение или мог вспыхнуть словно спичка.
Вчера утром ушел на работу абсолютно нормальный. И вернулся нормальный – правда, поздно и уставший. Сослался на внеурочную работу. Духами от него не пахло, пятен от помады не было. Ирина приготовила ужин, накормила мужа. Пока не зазвонил телефон в прихожей, все было обычно.
«Паттерсон», – догадался Кольцов.
Игорь Евгеньевич закрылся в коридоре, взял трубку. Больше, правда, молчал. Ирина Яковлевна даже не подслушивала. Окончив разговор, Поляков вернулся в гостиную – бледный как привидение. На вопрос «что случилось?» только отмахнулся. Заперся на кухне, кружками пил кофе, пару раз звякнуло богемское стекло. С женой он при этом практически не разговаривал. Вышел из кухни, шатался по квартире сомнамбулой. Супруга снова что-то сказала – он наорал на нее. Потом опять закрылся в прихожей, кому-то звонил. Говорил приглушенно, но пару раз звучало имя «Наталья Прокопьевна». Голос мужа срывался, он что-то взволнованно частил. Ирина Яковлевна обиделась и ушла спать. Пришел муж, лег рядом.
«Дура, – прошипел он. – Это по работе, а не то, что ты подумала».
Будучи безвольной и мягкотелой, Ирина Яковлевна решила помириться, но муж отвернулся. Ночью она спала чутко – слышала, как Поляков ходил туда-сюда, пахло табаком. Когда она проснулась, рассвет уже серебрил крыши домов в Столешниковом переулке. Полуодетый супруг стоял неподвижно у окна, затянутого тюлем, смотрел вниз.
«Заметил слежку за домом, – предположил Кольцов. – И потерял последнюю надежду».
Уходил на работу какой-то обмякший, понурый, надел один из лучших костюмов. Посмотрел на супругу с грустью, сделал попытку улыбнуться. А через два часа ей сообщили страшную новость…
Работали по горячим следам. Преступники нервничали, действовали не по протоколу, и это давало шанс. Раскалились телефоны, отправлялись гонцы по отделам кадров определенных учреждений и организаций.
Результат появился к вечеру, после того как перебрали тысячи персоналий. Помогло не очень распространенное отчество. Наталья Прокопьевна Гончарова – майор Советской армии, служила в центральном аппарате 12-го Главного управления Министерства обороны СССР. Солдат в атаку не водила, занимала канцелярскую должность в режимном отделе. Похоже, генерал Беликов и здесь не ошибся – 12-е управление МО было в деле.
Это был настоящий монстр – столп ядерной безопасности Советского Союза, отвечающий за ядерно-техническое обеспечение и безопасность. В секретных воинских частях, разбросанных по стране, осуществлялась сборка ядерных боеприпасов, их хранение, обслуживание. Из этих частей боеприпасы доставлялись в секретные части ракетных войск стратегического назначения, несущие боевое дежурство. Для работы управления были задействованы огромные материальные и человеческие ресурсы. Цепочка вырисовывалась очевидная: Минсредмаш – 12-е ГУ МО – военная контрразведка (читай – 3-е управление КГБ). И везде у потенциального противника были свои люди. Не удивительно, что секретная информация уходила на Запад эшелонами…
– Наталья Гончарова? – удивился Вишневский, листая личное дело. – Вы серьезно? Александр Сергеевич ничего там в гробу?..
Звучное имя фигурантки дополняла яркая внешность. С фотографии смотрела привлекательная особа тридцати семи лет – немного скуластая, с умными глазами. Коренная москвичка, выпускница физико-технического института, поступила на военную службу одиннадцать лет назад. Приличная семья. Что с ней было не так? По работе связана с шифрованием секретных данных, проходящих через структуры управления.
Замуж выскочила рано, рано и развелась. Детей нет – все силы и нервы отдавала любимой работе на благо социалистического Отечества. Член партии, морально устойчива, нетерпима к врагам Советского государства. Взысканий нет – сплошные поощрения, грамоты, награды.
Михаил недоверчиво разглядывал миловидное лицо, пытаясь отыскать в нем что-то вражеское. Потом раздраженно захлопнул папку.
– Что смотрим и глазам не верим? – он вскинулся на впечатленного Вишневского. – Связаться с телефонной станцией, выяснить, был ли вчера звонок из квартиры Полякова на квартиру Гончаровой.
Выяснили быстро. Звонок был. Примерно в то время, о котором говорила Ирина Яковлевна. Или это ничего не значило? Поляков, расстроенный новостью, поступившей от Паттерсона, мог позвонить старой любовнице – просто чтобы отвлечься. Или нет? Конечно, нет, глупо и неуместно. Наталью Прокопьевну надо брать, не ждать, пока она пойдет по стопам своих предшественников.
Рылеев не возражал. Вопрос следовало утрясти с руководством 12-го управления Минобороны, а это значит, что возникал риск утечки.
– Перебор, майор, – поморщился полковник, – у тебя шпиономания. Будь осторожен, эта штука заразная. В руководстве 12-го управления шпионов нет.
– Это они вам сами сказали? – проворчал Кольцов. – В руководстве 3-го управления КГБ шпионов тоже не было…
– Так, закрывай агитпункт, – рассердился Рылеев. – Да, я понимаю твои опасения. Попрошу генерала Светина тихо переговорить с товарищами. Брать Гончарову будешь без помпы, надеюсь, она не станет устраивать скачки с преследованием. Зайди через два часа, получишь полный расклад. Не думаю, что товарищи в лампасах вцепятся в эту особу – не та птица.
Фигурантка проживала на улице Измайловской, в недавно сданном в эксплуатацию квартале. Жилые дома тянулись в небо, состояли из нескольких секций, крылья зданий связывали замысловатые галереи и переходы.
Машину оставили у соседнего дома, шли поодиночке. Москвин остался на улице, остальные потянулись в подъезд. Ошибки прошлого старались учесть. «В самом деле, зачем совершать те же ошибки? – бурчал под нос Вишневский. – Будем совершать новые».
Лифт взмыл до десятого этажа. Осторожно спустились на нужный девятый, расположились за простенком вблизи благоухающего мусоропровода. О гибели сообщника из «тройки» Наталья Прокопьевна могла и не знать – слишком мало времени прошло. Или знала. Но никак не предполагала, что на нее выйдут так быстро (благодаря хорошему слуху безутешной Ирины Яковлевны). На этот раз исключали риски.
Наталья Прокопьевна вышла из квартиры в половине восьмого – видимо, припозднилась, спешила. Закрыла дверь на два замка, убрала ключи в сумочку, а когда повернулась, над душой уже висели три прилично одетых субъекта с самыми решительными намерениями. В глазах женщины мелькнул испуг. Реальное лицо не уступало фотографии – стройная, большеглазая, с копной завитых, аккуратно уложенных волос. Военную форму она носила только по особым случаям, сегодня надела немаркую, но элегантную тройку – юбка, жакет, безрукавка.
– Наталья Прокопьевна Гончарова? – сухо осведомился Кольцов, предъявляя служебное удостоверение. – Вы задержаны, следуйте за нами.
– Что за чушь? – женщина хрипло засмеялась, но в глазах уже мерцал тоскливый огонек. – На каком основании? Что вы себе позволяете? Немедленно освободите дорогу, я опаздываю на работу! – У нее был приятный запоминающийся голос, и был бы еще приятнее, не сорвись он в истерике.
– Подождет ваша работа, Наталья Прокопьевна. Давайте не качать права и не оскорблять работников при исполнении. Все кончено, гражданка Гончарова. Вы же понимаете, о чем речь? Прошу вас.
Она презрительно задрала нос, но нижняя челюсть уже дрожала. Лифт угнали в самый неподходящий момент! Загудело в недрах шахты, тяжелый подъемник со скрежетом отправился вверх. В доме проживали и другие люди. Пришлось спускаться пешком – разницы, собственно, не было.
Женщина шла неуверенно, оступилась, чуть не подвернула щиколотку, оперлась ладонью о стену. Пальцы на руках были ухожены, ногти покрыты прозрачным лаком. Она прекрасно выглядела, в отличие от большинства заморенных бытом советских женщин, являлась украшением своего сурового мужского коллектива. В какой-то момент Гончарова обернулась, хотела что-то сказать, но передумала, закусила губу.
На площадке восьмого этажа Вишневский остановился, ждал отстающих. Каверзы не ожидали – задержанная казалась смирной и подавленной. И вдруг она с силой толкнула Вишневского! Григорий отшатнулся, ударился спиной в дверь квартиры! Метнулся обратно, получил по голове дамской сумочкой. Такое ощущение, что там лежал кусок стальной трубы. Григорий впал в замешательство. Дорога вниз оказалась свободной, Наталья Прокопьевна пустилась в бегство, перепрыгивая через ступени. Каблуки не мешали, изящные стопы украшали туфли на сплошной подошве.
Ахнув, Швец бросился за ней, споткнулся о Вишневского – получилась заминка. Скрипя зубами, Кольцов оттолкнул их обоих, вцепился в перила, помчался через ступени. Какого черта она задумала? Невозможно сбежать от физически крепких мужчин! А у подъезда еще один!
Но голова у преступницы, похоже, отключилась, ее гнал страх. Мелькали пятки. Она спрыгнула на площадку седьмого этажа, обернулась, бросила под ноги преследователю сумочку. Почему ее не забрали?! Михаил споткнулся – вашу мать! Но вроде устоял, хотя и потерял секунды. Преступница сменила направление, припустила по галерее, связывающей корпуса жилого комплекса. А вот этого они не учли, местная география оказалась запутанной и непредсказуемой.
Беглянка оторвалась метров на двадцать. Она была в отличной физической форме. Михаил бежал следом, путались ноги. В какой-то момент она стала отрываться – просто позорище! Уйдет, затаится в каком-нибудь конспиративном логове…
Она выбежала из галереи, бросилась к двери, дернула – заперто. А это наши коммунальщики любят – запирают практически все запасные выходы… Женщина развернулась, бросилась вверх – там оказалась еще одна лестница. Не было у нее никакого плана – лишь бы оторваться!
Михаил бросился наверх, перепрыгивал через ступени. Дыхалка шалила. Они промчались несколько этажей, наверху хлопнула дверь. Кольцов подбежал, высадил ее плечом – мог и не стараться, дверь была не заперта – и вывалился на верхний уровень. Это была еще не крыша, а один из ее элементов, ограниченный бетонными стенами. Наверху завывал ветер, открывался вид на соседние здания. Женщина заметалась, потом поняла, что бежать некуда, остановилась. Сбилась прическа, забегали глаза. Она отступала к краю крыши. Бортик на краю бездны был символический, несложно перешагнуть. Строители явно пожалели бетона. Кольцов медленно подходил, она пятилась.
– Здесь короче, Наталья Прокопьевна? Зачем вы так? Как маленькая, право слово…
– Не подходите, – выдохнула Гончарова. – Я прыгну, видит бог, прыгну…
Просто эпидемия какая-то…
– Плохая мысль, Наталья Прокопьевна. Кому вы хуже сделаете? Представьте, что от вас останется, некрасивая будете лежать в гробу, что люди подумают?
– Мне плевать. Остановитесь, я сейчас прыгну…
Мелькнула мысль: а ведь действительно может прыгнуть. Здравый смысл в такие моменты отключается. Набрала воздух в легкие, отступила на шаг. Может, так и лучше – без подготовки, без мучительных раздумий, без коньяка, сигарет, опасных для здоровья…
Михаил кинулся, схватил женщину за руку, стал оттаскивать от края пропасти. Она вдруг вздумала сопротивляться, уперлась ногой. Тяжело дышала, страх сочился из глаз. Но продолжала отступать, сместился центр тяжести. Бездна уже надвигалась, пришли в движение тополя, карусель на детской площадке. Он где-то допустил ошибку, а соперница оказалась сильнее, чем казалась… С негодующим воплем подлетел Вишневский, схватил начальника за шиворот, удержал от падения. Появился Швец, обнял женщину за талию, поволок в безопасную зону.
– Зла на вас не хватает, товарищ майор. – Григорий заикался от волнения. – Постоянно из дерьма вытаскиваем… А представьте, однажды нас рядом не окажется, что тогда?
– Ваши ошибки, между прочим, исправлял… – бормотал майор. – Кто не уследил, позволил сбежать? Ладно, все нормально, спасибо, что в очередной раз вытащили…
Голова еще не встала на место, во рту образовалась горечь. Гончарову уволокли в здание, особо не церемонясь, у нее подкашивались ноги. Несостоявшуюся беглянку прислонили к стене. Слезы текли по ее щекам.
– Неразумно, Наталья Прокопьевна, очень неразумно, – наставлял преступницу Швец. – И чего вы добились? Теперь нам не стать ближе и роднее. Что за спорт такой, объясните – прыжки без парашюта? Григорий, держи ее, мы, кажется, теряем сознание…
Допрос начался только после обеда. К этому времени Наталья Прокопьевна пришла в себя, отдохнула. В комнате приглушенно работал вентилятор, шелестела магнитная лента. Михаил всматривался в лицо задержанной. Бездна еще качалась перед его глазами. Ощущения – не самые приятные. Впечатлительным он каким-то стал.
Арестантка успокоилась, насколько смогла, высохли слезы. На лицо легла маска равнодушия и безучастности.
– Зачем вы это делаете? – спросила Гончарова. Голос сел, потерял выразительность. – Я не совершала ничего противозаконного. Мне бы даже в голову такое не пришло. Я честный человек, несу военную службу, занимаю должность в серьезной организации. Вы представляете, какие у вас будут неприятности, когда эта история всплывет?
– Понимаю, Наталья Прокопьевна, у вас влияние и положение, заслуги и связи, ваше начальство сотрет меня в порошок… что еще? Кстати, зачем вы пытались покончить с собой, если невиновны? Разве это логично? Еще и меня с собой потянули.
Женщина молчала.
– Вы импульсивны, подвержены сиюминутным порывам? Об этом в вашей характеристике ничего не сказано. Отчаянный шаг – от обреченности, от безысходности, с этим соглашусь. Наказание за измену Родине – крайне суровое. Но явка с повинной и чистосердечное признание пока еще чего-то стоят. Это можно оформить. Будете запираться – сами же себя загоните в угол.
– Что вы мне инкриминируете? – вздохнула женщина.
– Вы передавали секретные материалы представителям иностранных спецслужб.
– Я никому ничего не передавала.
– А вот Игорь Евгеньевич Поляков утверждает обратное. Он полностью признался и уже подписал показания. Ваша роль в преступной цепи, Наталья Прокопьевна, может, и не определяющая, но очень важная.
Это был блеф чистой воды. О смерти сообщника Наталья Прокопьевна могла и не знать. Она трудилась в другом ведомстве, жили фигуранты в разных районах Москвы. А утечку информации о смерти Полякова, как могли, ограничили.
Выстрел оказался точным! Наталья Прокопьевна уже не могла сохранять самообладание, задрожали пальцы с маникюром.
– В чем дело, Наталья Прокопьевна? Зарплаты не хватает? Пошли против системы по идеологическим соображениям? Из партии вас, насколько знаю, не исключали. Уговорили, не буду вас мучить. Другим расскажете, что вас подвигло на измену Родине – лично мне глубоко плевать. Будете говорить?
Блеф сработал. Бывшая военнослужащая держалась из последних сил. Несколько ремарок – про господина Рона Паттерсона, про чиновника из Минсредмаша Лавровского, о гибели которого она, к сожалению, знала, но это уже не влияло на общую картину. Бастионы пали, женщина сломалась, новые слезы заблестели в глазах.
Михаил ее почти жалел. Хотя зачем ее жалеть? Девочка уже большая, своя голова на плечах, законы знает.
– Каким образом вы получали секретную информацию и кому ее передавали? Лично Паттерсону? Через Полякова? Каким образом вам удавалось получать секретные сведения с мест – с объектов вашего 12-го управления?
Информация, согласно данным внешней разведки, стекалась в полном объеме: места расположения хранилищ ядерных боезарядов, характеристики сборочных цехов, объем и номенклатура выпускаемой продукции, информация о поставках боеприпасов в части РВСН – когда, куда и в каком объеме.
– У меня нет возможности получать с мест секретную информацию… – Женщина опустила голову. – Этим занимается другой человек… Я могу лишь ее расшифровать, систематизировать и безопасно вынести из здания…
– Продолжайте, Наталья Прокопьевна. – Кольцов сменил тон. – Помните, вас спасет только полное признание и сотрудничество со следствием. Если ваша вина незначительная, суд это учтет, и наказание будет не столь суровым.
Гончарова говорила, не поднимая головы. Она не получала сведений из первых рук, хотя весь поток секретной информации с объектов 12-го управления МО проходил через нее. Схема доставки данных заинтересованным лицам была сложна. Начальным звеном, по крайней мере, в столице, являлся некий Владлен Жарковский – ее коллега. Данный субъект возглавлял отдел научно-технической информации, расположенный в отдельно стоящем здании на улице Горького. В его обязанности входила систематизация данных, хранение и обеспечение их безопасности. Проще говоря, что охраняешь, то имеешь. Контуры преступной группы, наконец, проявились. Гончарова получала «посылки» от Жарковского и передавала их Полякову. Последнее передаточное звено – дипломаты из американского посольства, которые щедро оплачивали работу предателей. Система доставки секретных данных была запутанной, но так требовали американцы, в первую очередь для собственной безопасности. Определенная логика в этом имелась – система усложненная, но в случае провала трудно выявить все звенья цепи.
– Вы хорошо знакомы с Владленом Жарковским?
– Ну… так, – Гончарова сделала неопределенный жест. – В личной жизни с подобными субъектами стараюсь не связываться. – Она смутилась и даже зарделась.
– Хорошо, об этом поговорим позднее. Сейчас ступайте в камеру, через некоторое время мы снова поговорим.
Хватило нескольких часов, чтобы собрать информацию о Жарковском, не потревожив его самого. Полковник Рылеев поворчал, но надавил на нужные кнопки. Фигура была в высшей степени любопытная. Формально Жарковский имел звание подполковника, но форму, как и Наталья Прокопьевна, носил редко. Структура, в которой он служил, была предельно засекреченной, в официальный перечень отделов и секторов даже не входила. Название организации не отражало суть ее деятельности.
Со своими обязанностями Жарковский справлялся, во всяком случае, так считалось. К зданию подключались коммутационные сети, то, что по ним текло, имело двойную степень шифрования. Здание неназойливо охраняли офицеры секретного подразделения.
Жарковский считался ценным, хотя и молодым работником, имел связи и покровителей на улице Знаменка, водил знакомства с влиятельными лицами. Поступающая информация не могла не удивлять. В рабочее время – собранный, деятельный товарищ, в свободные часы – свой в доску парень (опять же, в определенных кругах), любитель вечеринок, плейбой, повеса. Стройный красавчик с блестящим чувством юмора, весельчак, обходителен с дамами – именно то, что нравится женщинам в мужчинах. Семьи нет – и немудрено с таким образом жизни. Любитель выпить, посудачить на отстраненные темы, хорош в любой компании – от кордебалета до партсобрания. На работе всегда свеж, строг с подчиненными, компетентен. Как человеку это удается – загадка. Богата страна талантами.