Темные московские ночи
– Посерьезнее, это как?
– С летальным исходом. Убийство, Саня. Так что быстренько собирайся и выезжай по адресу: Гончарный переулок, дом три. Машину за тобой я уже отправил.
Оделся Васильков за минуту. Он глотнул из стакана сладкого чая, предложенного супругой подхватил портфель и выскочил в подъезд.
Машина ждала его под уличным фонарем напротив парадного. На заднем сиденье зевал Олесь Бойко, проживавший на три квартала дальше от Петровки.
– Здорово! – Александр плюхнулся рядом с ним. – Подробности убийства знаешь?
– Да разве же Иван по телефону расскажет? – отмахнулся товарищ. – Приезжай, говорит, все на месте и увидишь.
Ночные улицы были пустынны, до нужного адреса они домчались быстро. Когда машина свернула с Володарского на Гончарный, опера сразу заметили знакомый силуэт служебного автобуса. За ним стояла карета «Скорой помощи» и еще одна служебная легковушка из управления.
Три патрульных милиционера козырнули Василькову и Бойко, вышедшим из машины. Оба сыщика были в гражданских костюмах, но служивые решили на всякий случай поприветствовать их. Мало ли, вдруг пожаловали высокие чины!
Коллеги столпились у края тротуара. Егоров светил фонариком, Старцев, присевший на корточки, что-то рассматривал, штатный фотограф Горшеня ослеплял окрестность яркими всполохами магниевой вспышки. Баранец делал замеры, описывал место происшествия и труп. Медики, помощь которых, увы, не понадобилась, топтались чуть в сторонке, ожидая разрешения вернуться на станцию.
– Привет, Иван Харитонович! – окликнул друга Васильков.
– Ага, приехали. – Тот поднялся, пожал руки подчиненным, указал тростью на тело, лежащее в луже крови. – Вот полюбуйтесь. Сигнал о завязавшейся драке поступил час назад от жильцов ближайшего дома.
Возле бордюра, неловко поджав под себя правую руку, лежал мужчина лет пятидесяти. Светло-зеленый военный китель без погон, темные гражданские брюки, высокие кожаные ботинки черного цвета. Растрепанные седые волосы. На бледном обескровленном лице оскал предсмертного ужаса. Левая кисть так сильно сжала китель спереди, что выдрала пуговицу с куском материала.
– Перерезано горло? – Васильков присмотрелся к жертве.
Иван кивнул и сказал:
– Причем перерезано профессионально, одним быстрым движением. Видно, что убийца – человек сильный и поднаторевший в этих вопросах.
– Обыскали? – поинтересовался Бойко.
– В карманах пусто. Ничего не было, либо забрали все. Ну и что думаешь, Вася?
– На лице имеются небольшие ссадины и припухлости, следы от ударов, полученных во время драки. А темечко рассечено сильным ударом. Видите?
– Есть такое дело. Полагаешь, это действует та же банда?
– Уверен. Останавливают человека на улице, отвлекают, бьют по голове и грабят. Но на этот раз нападение молниеносным не вышло. Этот мужчина успел заметить подвох, и завязалась драка. Двое повисли у него на руках. На запястьях тоже заметны ссадины и гематомы. Преступники обчистили карманы жертвы и сзади полоснули ножичком по горлу.
– Не исключаю такого варианта, – сказал Иван. – Мужик-то нисколько не коротышка, где-то под метр девяносто. Широкоплеч. Кулачищи с противотанковую гранату. Думаешь, их было трое?
– Не меньше трех.
Посовещавшись, сыщики отпустили бригаду врачей. Горшеня сделал своей «Лейкой» два десятка снимков, остальные осмотрели Гончарный и Спасочигасовский переулки, Гончарную набережную и улицу Володарского, прилегающие к месту преступления.
– С рассветом надо подъехать сюда снова, – заключил Старцев.
– Да, Иван Харитонович, впотьмах мы наверняка что-нибудь упустили, – согласился Бойко.
– Тогда возьмешь Баранца. Вместе осмотрите здесь каждую подворотню.
– Понял.
– Василий, на тебе опрос жильцов ближайших домов, – сказал Иван Егорову. – Необходимо как можно скорее определить личность убитого.
– Сделаем, – заявил тот и выключил фонарик.
Старцев дал указания наряду милиции по дальнейшим действиям, после чего половина сотрудников погрузилась в автобус и отправилась в управление.
За окнами только начинало светать. Старцев, Васильков и Ким соорудили себе по кружке чаю, съели по куску вчерашнего хлеба. Егоров с Горшеней выясняли фамилию жертвы последнего бандитского нападения. Бойко, Баранец и патрульный наряд милиции обходили дворы и улочки, прилегающие к Гончарному переулку.
– Ну что, приступим, товарищи? – Старцев покончил с чаем и взгромоздился на любимый подоконник. – Я вот чем озадачен. Если в Гончарном переулке орудовала та же банда грабителей, то почему в этот раз они решили прикончить свою жертву?
Первым высказался Васильков:
– Думаю, этот мужик сильно разозлил грабителей, вот они его и наказали за это.
– Разозлил тем, что оказал сопротивление?
– Ну да. Не исключаю, что он покалечил кого-то из бандитов во время драки, – сказал Александр и полез в карман за папиросами. – Других-то пострадавших помнишь? Это женщины либо мужики, но щуплые, забитые и трусливые. А этот вон какой боров!
– Да, мужик был здоровый, – согласился Иван. – Костяшки левого кулака сбиты. Наверное, успел он кому-то из нападавших по зубам съездить. Что ж, годится. Еще версии есть?
– Возможно, он узнал кого-то из бандитов, – подал голос Костя Ким.
– Верно. Москва – город огромный, но исключать такую встречу в темном переулке мы не имеем права. Дальше давайте.
Сыщики по очереди высказывали предположения о причинах жестокой расправы, приключившейся недалеко от левого берега Москвы-реки. Одни версии по различным причинам сразу отбрасывались, другие аккуратно фиксировались Старцевым в блокноте.
Небо над столицей становилось светлее. В начале седьмого в кабинете выключили свет. Версии закончились.
А около восьми утра Старцев попросил:
– Костя, сгоняй в коммерческий.
– В ближайший?
– Да, который в Крапивенском. Или на Краснопролетарской. Разживись какими-нибудь продуктами, а то скоро наши голодные товарищи подтянутся. А мы с Александром пока в архиве покопаемся. Вдруг найдем похожие преступления.
Ким сунул в карман несколько купюр из общей кассы и выскочил за дверь.
Васильков со Старцевым успели взять по стопке дел из первого сейфа, когда в кабинет вошли Егоров с Горшеней. Лица у обоих были озабоченными.
– Что у вас, мужики? – спросил Старцев и замер.
Егоров прямиком направился к чайнику, плеснул в кружку воды, стал жадно пить. Всем было известно, что Василий замыкался в себе и становился неразговорчивым, когда в расследовании появлялся некий раздражающий фактор, непреодолимый тупик, политический подтекст совершенного преступления или необъяснимая жестокость.
– Плохо дело, Иван Харитонович, – поспешил объяснить Горшеня.
Тот вспылил.
– Да говорите вы уже!
– В Гончарном переулке погиб подполковник государственной безопасности Антон Афанасьевич Климентьев.
Примерно через час Старцев вернулся от комиссара Урусова, мрачный и неразговорчивый. Начальник о чрезвычайном происшествии был, разумеется, проинформирован сразу, едва выяснилась личность человека, убитого в Гончарном переулке близ Москвы-реки. Несмотря на раннее время, он моментально примчался в управление и созвал экстренное совещание.
Нападения на сотрудников правоохранительных органов и их убийства в столице случались и ранее. Чем тревожнее было время, тем больше наглели преступники. К примеру, в годы войны в ответ на подобные бесчинства сотрудникам уголовного розыска приходилось организовывать войсковые операции с привлечением армейских подразделений. Банды громили, обезвреживали, после чего трибуналы приговаривали особо опасных негодяев к высшей мере. Получив подобный урок, преступники на какое-то время приходили в чувство и вели себя с благоразумной осмотрительностью, шалить продолжали, но милиционеров обходили за квартал. Потом все повторялось сызнова.
– Вот теперь нам точно ничего хорошего ждать не приходится, – сказал Старцев и плюхнулся на стул. – Все стоят на ушах. Телефонные аппараты в кабинете Урусова не умолкают. При мне он разговаривал с наркомом.
– Дело останется у нас? – поинтересовался Егоров.
– Да. Только теперь, братцы, на расследование нам определили конкретный срок.
– И сколько же?
– Трое суток.
Кто-то присвистнул, кто-то шумно вздохнул, кто-то тихо выругался. Срок оперов не порадовал, если учесть, что до сегодняшнего дня дело о ночных ограблениях ни на шаг не сдвинулось с места.
Иван Харитонович открыл папку с надписью «Личное дело» на белой бумажной табличке, принесенную с собой.
– Сейчас зачитаю данные Климентьева. Кстати, Игнат, фотографии с места преступления готовы?
– Лаборатория обещала сделать за час-полтора.
– Дуй к ним и хватай за горло. Скажешь, дело на контроле у самого наркома!
– Понял. – Горшеня сорвался с места.
– А Бойко не звонил? – Иван глянул на Василькова.
– Нет.
– Что-то он задерживается.
– Так там и район будь здоров. Пока всех обойдет.
– Тоже верно. Значит, так. Начинаем. Климентьев Антон Афанасьевич, восемьсот девяносто шестого года рождения. Уроженец города Моршанск Тамбовской губернии. Отец – рабочий суконной мануфактуры, мать – домохозяйка. Шестеро родных братьев и сестер. Окончил семь классов уездной гимназии. В четырнадцатом году призван в армию, участвовал в Первой мировой войне в составе Юго-Западного фронта. Рядовой, унтер-офицер, фельдфебель, подпрапорщик. Ранение, демобилизация, лечение в Петербурге, работа в типографии. Октябрьскую революцию принял с воодушевлением и поддержал. Печатал революционные листовки, плакаты. В восемнадцатом году записался добровольцем в Красную армию. Командовал взводом, ротой, батальоном. В двадцать третьем году переведен на работу в НКВД.
Старцев повернул раскрытую папку к свету и монотонно прочитывал строчку за строчкой. Это был обычный биографический материал, сухой, чисто канцелярский, изобилующий датами и событиями. Вряд ли он мог пролить свет на причины трагедии, приключившейся в темном переулке. Однако, как говорят в уголовном розыске, информация лишней не бывает. А вдруг вылезет подозрительный штришок или какая-нибудь зацепочка?
Он закрыл личное дело, хотел что-то сказать, но скрипнувшая дверь отвлекла его.
В кабинет вошли Бойко и Баранец. Оба выглядели уставшими.
– Пусто, Иван Харитонович. Обошли все переулки, улицы и набережную. Следов в прилегающих дворах много, но все давнишние, – доложил Олесь. – Пятен крови тоже нигде нет, если не считать места, где произошло убийство. Подозрительных предметов не найдено. В общем, мы зря потратили три часа.
– Было бы странно, если бы эти паскуды наследили. Уже и так ясно, что мы столкнулись с опытными бандитами, – проворчал Старцев и кивнул на столовку. – Подкрепитесь. Там Костя сухари с консервами прикупил.
Срок на расследование убийства начальство определило небольшой, поэтому работа кипела, если можно было так назвать то, чем занимались подчиненные майора Старцева. Трое изучали архивные дела, искали похожие убийства.
Егоров вспомнил о нескольких подобных случаях, произошедших в Московской области до войны, и отправился к старому сыщику Петру Платову, ныне находящемуся на пенсии. Те давние преступления так и остались не раскрытыми. Платов принимал участие в расследовании. В разговоре с ним Василий надеялся выяснить обстоятельства и подробности.
Капитан Бойко бегал по коридорам управления, снова отлавливал сотрудников других оперативно-разыскных групп. Среди них имелось немало опытных специалистов. Вдруг кто-то из них владеет ценной информацией?
Васильков сидел за своим рабочим столом и внимательно рассматривал фотографии, сделанные Горшеней. Он то поворачивался к свету, то вооружался увеличительным стеклом и подолгу нависал над каждым снимком.
– Хреновые картинки, – пробурчал он и наконец-то распрямил. – Не видно человека. Ни лица, ни волос, ни одежды не разобрать. Только фигура и общие черты.
Горшеня искоса глянул на Старцева и виновато протянул:
– Да я сколько твержу начальству о том, что фотоаппарат пора менять. Объектив поцарапан, затвор барахлит, барабан пленку плохо прокручивает.
– А я тебе сколько раз отвечал! Напиши на мое имя докладную записку, – парировало начальство. – Я ее подсуну Урусову, когда он будет в хорошем настроении. Чиркнет комиссар на ней резолюцию, и появится у тебя новый аппарат. Ясно?
– Так точно!
Иван подошел к Василькову и спросил:
– Совсем ничего не разобрать?
– Вот посмотри. – Тот подал снимки. – Пара штук неплохо вышла, как раз с перерезанным горлом. А остальные…
– Да уж. На остальных все как в молоке. А тебя что, собственно, заинтересовало?
– Хотел повнимательнее рассмотреть тело, – ответил Александр. – Мы ночью приехали на место последние и толком ничего не успели разглядеть.
– Тогда дождись Василия. Он дольше других его осматривал. Либо поезжай в морг, – посоветовал Иван, вдруг встрепенулся и спросил: – Кстати, Костя, одежду и обувь убитого привезли?
– Нет. Я весь день в кабинете. Никто не приезжал.
Старцев тихо выругался и заявил:
– Паразиты! Сказал же доставить в управление!
– Я съезжу, – успокоил товарища Васильков. – Осмотрю тело, заодно прихвачу шмотки.
– Действуй.
Васильков сгреб со стола папиросы, подхватил свой портфель и направился к выходу.
В дверях он неожиданно остановился и спросил:
– Иван, а что ты решил по юным мстителям?
Старцев на секунду замер, шлепнул себя ладонью по лбу, усмехнулся и сказал:
– Хорошо, что напомнил. Замотался я и забыл про них. Попроси дежурного, чтоб привели всех пятерых в наш кабинет.
– Сделаю.
Глава 4
Пятеро парней от пятнадцати до семнадцати лет отроду стояли в самой середине кабинета. Оперативники, за исключением Старцева, занимались своими делами, но изредка, пряча улыбки, поглядывали на мстителей. Вид у тех был довольно жалкий. Все помятые, чумазые, с торчащими вихрами.
Иван хмыкнул и поинтересовался:
– Ну и как вам первая ночь на нарах? Удобно было? Клопы и мухи не кусали?
Парни понимали воспитательную подоплеку колких вопросов, поэтому молчали.
– На самом деле, молодые люди, меня интересует один-единственный момент. – Старший оперативной группы прохаживался перед ними, опираясь на тросточку. – Мне хотелось бы знать, как вы сами расцениваете свои поступки.
Старцев и большинство его подчиненных ожидали услышать раскаяние, просьбу простить, обещание ходить по струнке. Ведь показательная ночь в камере в таком юном возрасте – не шутка. Но нет, не тут-то было.
– Все равно буду давить гадов, – пробурчал Цетлин, у которого фашисты погубили всю семью.
– И я не отстану, – поддержал его Величко.
– Даже если срок дадите, не передумаю, – сквозь зубы процедил Калугин.
– А по мне, так мало мы этим подонкам по шеям надавали.
Ивана удивило это юношеское упрямство. Он остановился и хотел было что-то сказать, но его опередил Эдик Хрусталев.
– А я когда школу окончу, к вам в милицию подамся! – вдруг заявил тот. – И всех до одного переловлю! Слово даю!
Только что Старцев готов был вскипеть и взорваться, но теперь взгляд его потеплел.
Он подошел к Эдуарду, хлопнул его по плечу и заявил:
– Ну вот, хоть один умный среди вас затесался! – Майор резко повернулся, схватил со стола фотографии, сунул их в руки Цетлину. – Вот полюбуйтесь! Гляди внимательнее! И товарищам покажи!
Цетлин один за другим просмотрел несколько снимков. На тех, где был отчетливо виден мужчина с запрокинутой головой и перерезанной глоткой, он на несколько секунд задерживал взгляд. Затем парень передал фотографии другу, стоявшему рядом.
Просмотр внес в сплоченные ряды молодых людей некое оживление, граничащее со смятением. Одни не скрывали потрясения от увиденного, другие пытались держать марку.
– Кто это? – наконец-то спросил кто-то из них. – Что за человек на снимках?
– Какая разница, как его звали при жизни, какую он носил фамилию, кем работал, – задумчиво глядя в окно, ответил Старцев. – Это был советский человек, такой же, как и любой из вас. Его убили несколько часов назад. Это сделали матерые бандиты, за которыми Московский уголовный розыск охотится несколько лет. Вначале они просто нападали по ночам и грабили людей. Теперь, как видите, начали убивать. Мы не спим сутками, ищем, пытаемся вычислить их, предугадать каждый шаг и как можно быстрее обезвредить подонков. Дорога каждая минута, ибо они способны на все. А тут вы со своей местью! Мы из-за вас потеряли несколько суток! Соображаете?!
Речь Старцева, спокойная, проникновенная вначале и эмоциональная, исполненная праведным гневом в финале, подействовала подобно ушату ледяной воды. Парни опустили головы, глядели под ноги и подавленно молчали.
Иван Харитонович гулко тюкнул тростью о паркетный пол и продолжил:
– Я воевал сам, поэтому знаю совершенно точно, что никто из фронтовиков не одобрил бы вашего поведения. Мы с вашими отцами и старшими братьями бились с фашистами насмерть не для того, чтобы вы вершили самосуд. По ночам, как шайка трусливых бандитов. Значит, так. Исключительно из уважения ко всем тем, кто не вернулся с войны, уголовного дела на вас я заводить не стану. Но зарубите себе на носах! Еще раз присвоите право вершить правосудие, помешаете нам работать, и я сам, лично впишу ваши фамилии в протокол! Тогда не взыщите! Все выходки припомню одним разом! Ясно?
– Так точно! – ответил за всех мстителей Хрусталев.
Цетлин шмыгнул носом и добавил:
– Больше не повторится. Обещаем.
– Чтоб никому ни слова о нашем разговоре. Марш по домам! – Старцев указал тростью на дверь. – Костя, выпиши им пропуска и проводи до выхода.
Прошло около пятнадцати часов из первых суток расследования, но даже о промежуточных результатах говорить пока не приходилось. Из приличной стопки уголовных дел сыщики выбрали и отправили обратно в архив те, что были связаны с деятельностью юных мстителей. Стопка сделалась пониже, однако легче от этого не стало. В оставшихся делах все одно черти мутили воду. Так говаривали сотрудники МУРа, когда не за что было зацепиться.
Егоров вернулся в кабинет и рассказал о встрече со старым московским сыщиком Петром Платовым. Ветеран поведал ему много интересного, но опять же все вокруг да около. Главных действующих лиц давних преступлений он так и не поймал, в глаза их не видел.
В архивах и среди справочной информации, хранящейся по шкафам и сейфам кабинета, также не отыскалось ничего похожего. Не было такого, чтоб вот так запросто. Сперва ограбили, потом ножичком по горлу полоснули. Бандиты забивали жертвы до смерти тяжелыми предметами, закалывали заточками и ножами в сердце. Но шеи от уха до уха прежде не полосовали.
Побывал Старцев и в квартире убитого, встретился с пожилой вдовой, поговорил. Умываясь слезами, та уверяла, что муж всегда носил на левом запястье часы, недорогие, но хорошие, надежные. На пальце у него было золотое обручальное кольцо. В кармане портсигар, а также небольшая сумма денег в пределах пятидесяти-шестидесяти рублей. Плюс спички, платок, расческа, монетная мелочь.
Ничего из перечисленного женщиной при убитом Климентьеве обнаружено не было.
– Значит, так, товарищи, – устало произнес свою коронную фразу Старцев. – Теперь у нас нет причин сомневаться в том, что произошло убийство с целью ограбления. Ведем расследование в этом направлении. Ну а ежели упремся лбом в стену, то придется запрашивать архивный материал из области.
– Не уложимся в отведенный срок, – констатировал Егоров. – Там объемчик не меньше московского.
– А что делать? Пойду на поклон к Урусову, попрошу накинуть еще пару суток. Разделим фронт работ. Кстати, а где Саша?
Бойко напомнил начальнику:
– Ты же сам его в морг отправил.
– Ах да. Неужели он до сих пор там? Скоро уже стемнеет.
Васильков вернулся через четверть часа.
– Здесь одежда и обувь убитого, – сказал он и положил на стол объемный сверток.
– Ага. Хорошо. – Старцев уселся на подоконник, подпалил папироску и спросил: – Труп осмотрел? Что скажешь?
– Ничего, – отмахнулся Александр. – Кроме одной незначительной детали.
– Какой же?
– У Климентьева отсутствуют две фаланги указательного пальца правой руки.
– И что с того? Василий еще утром при осмотре отметил этот изъян, а Баранец включил его в описание трупа, – проговорил Иван и пожал плечами. – Вон у нашего Олеся тоже не все пальцы, правда, на левой руке.
– Ну, во-первых, я не знал об этом изъяне у убитого Климентьева, а Баранец вносил описание в дело позже. Во-вторых… – Васильков запнулся.
Старцев пыхнул папиросой.
– Что – во-вторых?
– Пришла мне тут в голову одна странная аналогия, – неуверенно начал майор.
– Посмелее, Саня. Расследование наше буксует, так что сейчас все сгодится. Даже самые шальные аналогии.
– Тогда слушай.
Александр устроился на подоконнике, тоже закурил и принялся рассказывать, как его разведгруппа пыталась добыть языка в густых лесах между Рыльском и Казачьей Каменкой, где, по мнению советского командования, расположился штаб 13-го армейского корпуса 2-й армии вермахта.
Слушая рассказ друга, Иван подчас забывал о реальности, искренне сопереживал каждой неудаче, каждому рискованному повороту в короткой истории. Он словно перенесся во времени и пространстве, снова окунулся в военное лихолетье, шел в разведку, прикрывал товарищей и высматривал добычу на лесной рокаде.
Шансов на удачную зацепку и быстрый успех в расследовании преступления в Гончарном переулке с каждым часом становилось все меньше. Вероятно, офицеры оперативно-разыскной группы еще и поэтому с интересом выслушали рассказ о злоключениях фронтовых разведчиков.
Но вот когда Александр закончил повествование, Олесь Бойко со свойственным ему скепсисом покачал головой и заявил:
– Давненько это было, в июле сорок третьего. К тому же там действовал фашистский фельдфебель. Сомневаюсь, что эти два происшествия как-то связаны.
Однако Старцев не обратил внимания на замечание Бойко и продолжал с интересом расспрашивать товарища:
– Стало быть, это произошло после моего ранения?
– Ну да, недели через две или три. Точно не помню, – ответил Васильков.
– Языка взять не вышло?
– Тогда мы едва унесли ноги. Да и дома досталось нам за то, что вернулись пустыми. Начштаба дивизии топал ногами и грозил мне трибуналом. Короче, отоспались и через сутки опять пошли за линию фронта. Со второй попытки взяли, приволокли.
– Выходит у этого… Точилина тоже не было двух фаланг на правом указательном пальце? – подключился к обсуждению Егоров.
Александр кивнул.
– Точно не было. Он когда пришел проситься ко мне в роту, мы поздоровались за руку. Вот я и обратил внимание на этот недостаток. Дескать, как же ты стреляешь? Мол, с левой приноровился. Позже я проверил. Он и вправду отлично владел оружием.
Бойко прохаживался по кабинету и по-прежнему сомневался:
– У обоих нет двух фаланг на пальцах, и оба погибли от того, что им перерезали горло. Полагаете, то и другое – дело рук одного преступника? Нет, братцы. Не верю я в такие совпадения. Честное слово. Боюсь, мы просто потеряем время.
– Я тоже боюсь, Олесь, – сказал Старцев, подхватил трость и спрыгнул с подоконника. – И тоже не очень-то верю во взаимосвязь, но мы обязаны проверить факты. Получим отрицательный ответ, тогда и вычеркнем эту версию.
– Тем более что других у нас пока нет, – поддержал начальника Егоров.
– А Точилин не рассказывал, как потерял половину указательного пальца? – вновь обратился к товарищу Иван.
– Нет. Он по большей части с Курочкиным общался.
– Может, Курочкин знает?
– Не исключаю. А ведь у него та же самая история с пальцем!
– Да, хорошо бы его найти. Откуда наш сержант родом, не помнишь?
– Родом он с Урала, но перед войной, по-моему, перебрался в Рязань. Женился там, что ли.
– Так это ж рядом! Возьми, Саша, кого-нибудь в помощь и займись его поисками.
– А ты куда? – Васильков посмотрел вслед другу, хромавшему к двери.
– Пойду на поклон к начальству, буду просить пару дополнительных дней на расследование. Иначе не уложимся и огребем по служебному несоответствию.
Когда шальная пуля ранила здоровяка-одессита Петра Сидоренко, Васильков понял, что в одиночку Иван с ним не справится, нужна помощь. Он тотчас приказал двоим бойцам ползти назад.
Они не успели. В кромешной тьме июльской ночи грохнул взрыв противопехотной мины.
Все невольно пригнули головы, вжались в теплую землю и сделали это не зря. Лучи немецких прожекторов заметались по бескрайнему полю, застучали пулеметы, отовсюду потянулись огненные трассы.
В темноте разведчики разбираться не стали, кого нашпиговало осколками, а кого Бог миловал. Стонали оба, обоих они и потащили к своим окопам. По их головам и спинам неоднократно скользили ярко-желтые лучи, рядом с противным свистом в землю впивались пули, вздыбливая фонтанчики грунта. Но бойцы упрямо двигались к позициям советской пехоты. Добравшись до первой линии окопов, они передали Сидоренко и Старцева санинструкторам.