Свинцовая воля

В самый последний момент, прежде чем паровоз успел проехать мимо, юный преступник оказался уже по другую сторону движущихся вагонов. Неловко ступая по шпалам и продолжая держать чемодан двумя руками перед собой, он поволок его в закутки разбомбленных пакгаузов с сохранившимися кое-где остовами кирпичных стен.

– Вот Шкет дает! – воскликнул всегда сдержанный Лиходей, несказанно восхищенный его отчаянным поступком, с ухмылкой провожая мальчишку прищуренными глазами.

Машинист дал пронзительный гудок, но заметив, что хулиган не пострадал, вновь стал набирать скорость, погрозив ему из окна грязным кулаком с навечно въевшимся в кожу техническим маслом.

Журавлев метнулся было следом за мальчишкой, но видя, что не успеет, перебегать пути перед паровозом не решился. Он остановился на краю перрона, стараясь разглядеть воришку между мелькавшими вагонами. Пока поезд, стуча на стыках колесными парами, двигался вдоль вытянутого здания железнодорожного вокзала, шустрый мальчишка успел скрыться в развалинах.

– Басурманин! – в сердцах пробормотал Журавлев, от волнения переступая с ноги на ногу, дожидаясь, когда пройдет последний вагон с ликующими от того, что живыми возвращаются домой, солдатами. – Как пацана, вокруг пальца обвел!

Он нетерпеливо соскочил на полотно. Перепрыгивая через рельсы и сразу через несколько шпал, большими прыжками понесся к видневшимся впереди пакгаузам, запомнив место, где в последний раз видел воришку.

Веретено и Лиходей быстро переглянулись и, не сговариваясь, одновременно бросились следом за ним, стараясь все же держаться на почтительном расстоянии. Без жалости выбросив по дороге горсть каленых семечек, Жорик на бегу вынул из кармана пружинный нож, выкинул лезвие и, крепко зажав рукоятку в руке, предупредительно спрятал острое жало в рукаве распахнутого пиджака. Не отставая от своего кореша, Лиходей тоже достал из кармана суконных брюк оружие – кастет с острыми шипами и на ходу надел на правую кисть. Угрожающе размахивая в воздухе увесистой свинчаткой, Лиходей ускорил бег, по-настоящему переживая за дальнейшую судьбу своего юного подельника, если того вдруг заметет за кражу милиция.

* * *

Касаясь коленками блестящих головок рельсов, Илья на корточках пролез под черной вонючей цистерной с мазутом. Поспешно выбравшись с другой стороны, он едва не попал под маневровый паровоз, успев за секунду до столкновения проскочить перед ним на расстоянии каких-то нескольких сантиметров, на миг скрывшись в облаках белесого влажного пара.

– Мудила! – обозвал его грязный от копоти машинист, высунувшись по пояс из окна. – Жить надоело? А еще фронтовик!

Не обращая внимания на продолжавшие раздаваться за спиной грозные матерные окрики, Илья быстро преодолел два десятка шагов, разделявшие его от каменной стены. Сходу влетев под низкие чудом сохранившиеся своды крайнего пакгауза, за которым виднелись полуразрушенные лабиринты кирпичных перегородок, он в растерянности остановился и стал настороженно озираться вокруг. Паровозные гудки и привокзальный шум снаружи сюда доходили приглушенными, зато бетонный пол, усыпанный цементной крошкой, ощутимо дрожал от проходивших мимо тяжелых товарных составов.

– Эй, пацан, – негромко окликнул Журавлев, чутко прислушиваясь к гулкому эху, – выходи! Ведь все равно найду. Если сам вернешь чемодан, тебе ничего не будет. В противном случае в милицию сдам. А вначале самолично по шее накостыляю, – чуть подумав, припугнул он. – Давай, выходи. Не играй на моих и без того расстроенных нервах. Считаю до пяти. Ра-аз, – начал он отсчет, – два-а…

Не услышав ни малейшего звука, ни после пятого, ни после шестого отсчета, Илья, выходя из себя, сердито крикнул:

– Сам напросился!

Журавлев слыл на фронте неплохим разведчиком и имел от командования не одну награду за проведение военных операций в глубоком тылу противника. Он поправил фуражку, чтобы она не свалилась с головы, низко наклонился и осторожно двинулся вперед, зорко высматривая под ногами приметы, оставленные в спешке малолетним преступником. Илья передвигался с настолько кошачьей грациозностью, что даже мелкие хрупкие камешки, густо усеявшие пол после фашистских бомбардировок станции в войну, не хрустнули под подошвами его тяжелых кирзовых сапог. Определить, куда несколько минут назад направился мальчишка, ему не составило особого труда.

Воришку Илья разыскал минут через пять. Он сидел в глубокой пыльной норе, образованной обвалившимся бетонным перекрытием и кирпичной аркой. Вжавшись изо всех силенок спиной в прохладную стену, мальчишка тяжело дышал, вздымая худенькие плечики, испуганно таращил блестевшие в полумраке глазенки и крепко зажимал двумя руками нос, чтобы случайно не чихнуть.

– Вылезай, постреленок, – обратился к нему Журавлев непривычно ласковым для себя голосом, стараясь еще больше не напугать и без того несчастного мальчишку. – Вылезай на свет божий.

Но тот отрицательно замотал головой на тонкой хрупкой шее, да с такой отчаянной решимостью, что того и гляди она у него оторвется; свернулся в крошечный комочек и еще сильнее вжался в стену, подобрав худые ноги в рваных на острых коленках штанишках.

С невыносимой болью в душе, глядя на грязное тело, видневшееся в прореху, Илья по-доброму предложил:

– Вылезай, брат, не бойся, я тебя в обиду не дам. Пошутил я насчет милиции…

Мальчишка надул губы и вдруг навзрыд заплакал, выдувая слюнявые пузыри, мелко-мелко качая отрицательно головой.

– Ну, брат, это не дело, – поморщился Журавлев, с тяжелым вздохом протянул руку, цепко ухватил мальчишку за костлявое плечо. – Говорю тебе, что ничего не будет… – уже сердясь, сказал он и стал насильно вытягивать воришку наружу из его убежища, будто зверька из норки.

– Дяденька, – внезапно звонким голосом заверещал мальчишка, – не бейте меня, я больше не буду. Простите меня-а-а!

– Ты чего? – опешил Илья и ослабил захват. – Я же, наоборот, хочу тебе помочь. Вылезай, говорю…

И тут мальчишка, изловчившись, больно укусил Журавлева за указательный палец.

– Вот негодяй, – отдернул руку Илья, рассматривая отметины от острых зубов и выступившую капельку крови. – А ну вылезай, – потребовал он, придя к окончательному для себя выводу, что мальчишка просто так не сдастся, – не тот характер.

– Убиваю-у-ут! Карау-у-ул! – совсем нечеловеческим голосом завизжал хитрый воришка, отбрыкиваясь ногами и руками от протянутых пальцев Журавлева, что со стороны можно было и вправду подумать, что его режут заживо. – Помогие-е, кто може-е-ет!

– Что ж ты за человек такой! – воскликнул с досадой Илья, и в этот самый момент что-то холодное и тяжелое обрушилось на его потный затылок, с которого в пылу борьбы с малолетним преступником свалилась военная фуражка; в ту же секунду острая невыносимая боль пронзила мозг, и Илья потерял сознание.

Удар был такой силы, что легковесный Лиходей перелетел через грузно опрокинувшееся тело Журавлева и едва устоял на ногах. Прижимая подрагивающую руку с кастетом к тщедушной волосатой груди с синими наколками, на которой была распахнута рубашка, он быстро восстановил устойчивость, развернулся всем корпусом и вновь подскочил к военному. Замахнувшись в очередной раз, чтобы ударить его в висок, Лиходей вдруг увидел, как из-под головы лейтенанта медленным бугристым валом выползает темная густая кровь.

– Готов, – сказал он, злобно ворочая налившимися дурной кровью глазами. Пнув носком ботинка в бок лежавшего на бетонном полу парня, Лиходей пренебрежительно сплюнул в сторону, обернулся к пацану и глухо спросил: – Ну как ты, Шкет? Все ништяк?

Мальчишка, который минуту назад размазывал по смуглому лицу горькие слезы и зеленые липкие сопли, теперь был на удивление спокоен. Он задом наперед выбрался из своего убежища, вытягивая двумя руками за крепкие бельевые веревки, туго перетягивающие крест-накрест пухлый чемодан, украденную им крупную добычу, из-за которой претерпел столько лишений. Опасливо косясь на распростертое тело военного, он брякнул чемодан под ноги Жорки-Веретена.

– Ну, малой, ты сегодня и отличился. Век воли не видать, – поощрительно заметил Веретено, с неохотой вынул из бокового кармана пиджака блестящую лакированными частями зажигалку и протянул своему юному подельнику. – Бери, заслужил.

– Мне бы еще сигареточку, – попросил мальчишка, заметно гордясь своим преступным ремеслом и по-блатному, как давеча Лиходей, цвиркнул сквозь зубы слюной на грязный пол. – А то ухи опухли без курева, – сказал он, как видно, подражая кому-то из взрослых.

Через минуту он уже умело курил, ловко пуская колечки дыма, все ж время от времени с беспокойством поглядывая на Илью, очевидно, не совсем еще уверенный, что военный теперь для него совсем не опасен.

Разрезав ножом веревки, Жорик, предвкушая богатый улов, торжественно откинул крышку. Увидев содержимое чемодана, он разочарованно присвистнул, а его лохматые брови от удивления взметнулись под самый козырек ношеной кепки.

– Из Германии… трофеи… часы… золотишко, – четко отделяя каждое слово, со сдержанной яростью в голосе произнес он, передразнивая Лиходея. – Бодягу мне разводил тут. Баки забивал. А тут голяк чистый. Даже башлями не разжились.

– Кто ж знал, – виновато развел руками Лиходей, исподлобья, настороженным взглядом ловя каждое движение своего подельника, державшего в руках выкидной нож. В споре с противником перо было особо действенным аргументом, и на его памяти оно еще ни разу не подводило своего дурковатого хозяина: особенно в Мордовских лагерях, где они и скорешились. – Теперь-то чего базланить об этом.

Веретено вывалил поношенные, но зато аккуратно починенные и выстиранные вещи военного на бетонный пыльный пол, брезгливо поворошил лезвием ножа, сказал, злобно ощерив желтые прокуренные зубы:

– Парень не с фронта возвращался, а должно быть, из деревни приехал… Может, к родственникам, а может, и на работу устраиваться…

– Теперь-то чего зря базланить, – вновь повторил Лиходей и перевел хмурый взгляд на Илью, с затаенной надеждой, но, как видно, сильно сомневаясь, что они смогут в этот раз чем-то разжиться, вяло пробормотал: – Карманы не мешало бы обшарить… Вдруг да подфартило нам…

– Ты и обшаривай, – злым донельзя голосом ответил Веретено и, кивнув на ворох бесполезных в хозяйстве вещей, осклабился: – Мне какие есть башли, а тебе кальсоны.

Лиходей недобро покосился на него, но предусмотрительно промолчал, чтобы не вызвать у своего кореша очередного приступа ярости, когда ожидать от него можно все что угодно. Он стянул с напряженных бледных пальцев кастет, сунул его в карман. Пошевелив затекшими пальцами правой руки, на полусогнутых ногах приблизился к Илье. Присев на корточки, осторожно, стараясь не испачкаться кровью, которая уже лужей растеклась вокруг бездыханного тела, принялся обшаривать одежду военного. Нащупав в нагрудном кармане несколько сложенных пополам шуршащих банкнот, Лиходей стал лихорадочно вывертывать карман наизнанку: у него даже потухшие было глаза и те алчно заблестели от непредвиденной удачи, а на лице возникла довольная улыбка.

– Башли, – обрадованно сказал он. – Жорик, ты не поверишь, но кое-что нам перепало.

– Ништяк, – отозвался Веретено хриплым, но уже более мягким голосом. – Сколько?

Но ответить Лиходей не успел, потому что в эту минуту Илья неожиданно застонал и сильно ухватил его за руку окровавленными пальцами. Не ожидавший подобного бандит испуганно отпрянул назад и опрокинулся на спину. Не подавая виду, что в этот момент неслабо струсил, Лиходей быстро вскочил и стал вытаскивать из кармана кастет, как назло зацепившийся за подкладку.

– Не тронь, – распорядился Веретено.

Илья с трудом поднялся, упираясь руками в пол, сел, облокотившись на согнутые колени, обхватил свою голову ладонями. Морщась от невыносимой боли в голове и от непрекращающегося звона в ушах, он невнятно произнес спекшимися от кровавой корки губами:

– Что ж вы, сволочи, делаете?

– Ты кто? – в свою очередь спросил Веретено. – Что-то не похоже, что ты с фронта возвращаешься?

Сквозь кровавую пелену в глазах Илья обвел присутствующих бандитов рассеянным взглядом, задержав его на мальчишке.