Торговец. Книга I. Операция «Тирольская рапсодия»

Тримаскин снова покопался в ящике стола и вывалил пригоршню презервативов.

Мужики просто покатились со смеху.

– Да вы послушайте! На прошлой неделе был у меня директор одного оборонного завода. Докладывал о планах поставок на экспорт, про нетрадиционную для предприятия продукцию. – Вот, новые образцы. Может, Внешоборонпоставка захочет поторговать кондомами?

Опять громким залпом грянул всеобщий хохот.

– Ну, Тримаскин, чем-чем, но торговать резинотехническими изделиями для интимного использования – это сильно сказано!

– Зря гогочете! – входил в раж Тримаскин. – А вы знаете, как берегут снайперы винтовку от попадания грязи в канал ствола? Все тот же кондом на дуло натягивают… Спецзащита!

– А чего далеко ходить, – заговорил Крылов. – Я тогда еще на полигоне служил, давненько было. Как-то привезли к нам на испытания новую авиационную пушку. С пушкой приехал и ведущий конструктор. А спиртищи привез… мама моя родная! Стали мы стрелять. День бабахаем, второй… На третий день, в пятницу, уже после обеда, наступило время последнего технологического перерыва. Только мы сняли наушники, присели, смотрю, а на полу под пушкой – лужица масла. Дело – швах. Это если составлять акт, то заставят отписываться всю субботу. А кому охота? К тому же, конструктор уже закусь готовит. Но, что больше всего обидно, стрелять-то осталось всего ничего – каких-то выстрелов сто. Подозвали тихонько конструктора, показываем. Он сразу определил, что полетел уплотнитель на гидравлическом амортизаторе отката. Мы его пытаем, что это за уплотнитель? Говорит, резиновое кольцо диаметром сорок, высотой семь миллиметров. Стали репу чесать, где ж нам колечко достать. И тут старина Петрович, наш местный Кулибин, хлопает себя по лбу: – Есть идея! У Кольки Белявского надо спросить, может у него есть пара презервативов. Хотя, парой не обойдешься. Надо больше.

И точно, прапорщик Белявский – бабник еще тот. У него это добро точно должно быть. Послали Петровича… Стал Петрович у Кольки презервативы выманывать. У сундука от удивления даже шапка на шевелюре поднялась:

– Петрович, старый ты хрен!!! Зачем тебе презерватив, колись?

Петрович и так, и эдак… Колян дает ему презерватив. А Петрович-то и говорит: – Одного мало. Давай все.

У Коляна вообще башню сорвало.

– Ну ты, Петрович, гигант! Это что ж за баба такая? Красивая?

Чтоб Колька меньше вопросов задавал, сунул Петрович ему четушку спирта. За спирт Колька отдал ему все, что нашел во всех своих куртках, кителях, брюках, шинелях и бушлатах. С вожделением и благодарностью снова глянул на спирт. «Погоди. – Колян порылся пальцем за подкладкой шапки. – Это последний. Не, ну ты, Петрович, даешь! Вот тебе и дедуля! Везет же людям!»

Мы потом быстро скинули кожух, разобрали полетевший цилиндр. Аккуратненько срезали колечки. Отвернули мы головку, поставили кольца – как будто там они всегда были… Петрович подтянул все, как следует. Продолжаем испытания. Раз стрельнули… Стоят гондоны! Еще бахнули. Смотрим, не течет ли? Стоят, родные! Испытания закончили на ура.

А Колька Белявский потом еще с полгода доставал Петровича: «Что хоть за краля была? Уж больно интересно!»

– Да, в армейском хозяйстве даже презервативу найдется место. Стратегический материал! – философски подметил Тримаскин. – Может, еще и поторгуем ими. А?

Посидели. Подымили у открытого настежь окна. Разлили по последней.

Тут Тримаскин поднялся со стула:

– Господа офицеры!

Все встали, как по уставу, выпятив грудь колесом.

– Во славу русского оружия! Троекратно… – Тримаскин произносил слова четко, выдерживая паузы и интонации, как на параде. – Два коротких… Третий протяжно, с воодушевлением… Только тихо, мать вашу, а то вся контора сбежится! Гип-гип…

Приглушенными голосами дружно рявкнули:

– Ура! Ура! Ур-р-а-а-а!

Ванин стал поглядывать на часы.

Тримаскин понял намек.

– Ладно, напоследок расскажу анекдот про московских бомбил.

Едет как-то по ночному городу таксист. Смотрит, возле ресторана три мужика голосуют. Солидные, в длинных пальто, с крутыми затылками. Притормозил. Куда везти? Те говорят, поехали, тут недалеко – прямо и направо. Только они сели, один достает пушку и командуют, давай, мол, на выезд из города. Таксист от испуга чуть в штаны не наложил, но пушка и в самом деле – жуткий аргумент. Едут. Вот уже проехали черту города. Вот уже лесок пошел. Тот, что с дурой, командует стоять. Выходи, говорит. Мужик вышел, озирается. Снимай, бычара, штаны! – командует. Таксист заартачился, но те его подпнули. Снял штаны, а сам думает, не на геев ли нарвался? А те зажгли зажигалку, и все норовят ему в задницу заглянуть. Таксист взмолился, дескать, побойтесь Бога! А один из них-то и говорит: «Да ты не бзди. Просто мои пацаны ни разу не видели, как очко от страха играет. Вот я и решил им показать».

С первого взгляда трудно было поверить, что этот подвижный, необыкновенно коммуникабельный человек, кладезь несметного количества всяких шуток и прибауток, был танкистом от Бога, кавалером серьезных боевых наград, прошедший Афган.

Но таков уж он, полковник Тримаскин.

Глава 2. Легенды, мифы и картинки

Стоял март месяц. Шел мелкий, совсем не по сезону холодный, липкий дождь.

Ванин был в Нюрнберге не первый раз и хорошо в нем ориентировался.

Любил в редкие свободные минуты, поддавшись лирике мыслей и чувств, побродить один по Старому городу. Массивные каменные стены, брусчатка, бойницы, мосты. Ров, некогда наполненный водой, давно засыпан. По вечерам по всей округе разносится звон колоколов многочисленных церквей и соборов.

В Германии ощущается сытость и основательность.

Несмотря на то что здесь тебе никто и никогда не задаст грубого вопроса вроде «зачем ты здесь? что ты тут делаешь?», – все же чувствуешь свою ограниченность. Не в пространстве и даже не столько в действиях, а скорее, в чувствах. Как бы ты ни знал немецкий язык, для тебя он всегда останется иностранным, даже если научишься на нем думать. О России думать по-немецки – абсурд. О России думается только по-русски. Здесь, за кордоном, кажется, что душа твоя упрятана в казематы. Но ведь тело и мысль работают! Не то чтобы по инерции, а в ответ на внешние раздражители. Примитивно, как у амебы, или рационально?

Внешнее впечатление, будто ты хорошо адаптировался к жизни за границей, ни внешностью, ни речью, ни повадками не отличаешься от ихних аборигенов – это всего лишь признаки хорошо отработанной роли. Времени на знакомство с достопримечательностями не хватает. Днем – работа. Вечером – продолжение переговоров, встречи с клиентами. Вечная гонка наперегонки с собой.

Не столько из интереса, а как дань конформизму, культовые места он все же посещал: музей Альбрехта Дюрера, музей германской истории и культуры, узкие торговые ряды.

У кого-то из современников прочел: «Ценности, собранные в одну кучу, не восхищают». Редкостная жемчужина, с трудами поднятая со дна моря, – это экстаз. Вот потому Ванин не любил музеи и картинные галереи. Глазеть на шедевры в толпе скучно. Хотелось уединения, но для людей его профессии уединение – большая и непозволительная роскошь.

Жизнь хороша, когда отдаешься ей сполна – умом, сердцем, переживаниями. Динамика жизни, мобилизация всего себя в одной точке времени и пространства – вот истинное призвание, которое судьбой предписано Алексу Ванину. Это – вызов, жизнью брошенная тебе перчатка.

Твоя вторая жизнь – калейдоскоп картинок, мало понятных для непосвященных.

…Это было достаточно давно, в пору учебы. После специального конкурса Алекса отобрали на дополнительный курс военного перевода. Занятия проводил отставнои? полковник – бывшии? сотрудник военнои? разведки. Звали его Сергеи? Иванович Иванов. Полковник Иванов прекрасно знал свои? предмет, а по-англии?ски и по-немецки говорил как на своем родном языке. Проводя занятия, преподаватель часто и с легкостью переключался с одного языка на другой, при этом умышленно избегая русской речи. Это двуязычие было очень полезно для изучающих продвинутый немецкий и английский.

Своих немногочисленных курсантов учил он разным тонкостям ремесла. «Вы – профессионалы, и для вас в вашем втором и даже третьем, ставшим почти родным, языке мелочеи? нет. Иногда ошибка может стоить вам жизни», – говорил бывшии? фронтовик. В качестве иллюстрации рассказал такую быль.

Во время вои?ны, когда уже был открыт второи? фронт, немецкая разведка успешно внедрила своего сотрудника в тыл американцев. Лазутчик был специалистом своего дела, и хотя янки сразу почувствовали, что у них завелся «крот», пои?мать его не могли, несмотря на все старания контрразведки.

И вот однажды к пункту заправки топливом подкатывает Willys с американскими номерами, недавно введенными командованием. За рулем, судя по униформе, – капитан Армии США. На груди поблескивала новехонькая Медаль почета. Все как в учебнике, не подкопаешься.

Подрулив к сержанту, офицер на англии?ском языке с хорошим американским произношением обратился к младшему по званию:

– Сержант, мне нужно пять галлонов бензина.

Высоченного роста чернокожии? сержант неторопливо осмотрел машину, задержав придирчивый взгляд на номерах, заглянул внутрь.

– Мне следует позвонить командиру и получить разрешение на выделение топлива сверх плана.

Сержант зашел в помещение и стал лениво крутить диск телефона. Хорошо скрывая внутреннее напряжение, офицер поглядывал на часы: «Пусть смотрит. Номера сделаны – комар носа не подточит».

Сержант вновь появился: