Прививка от любви
Последнее время Вика приходила сюда не мечтать, а грустить.
Девушка очень-очень-очень сильно хотела счастья, наверно, как все люди на Земле, но Вселенная отчего-то отказывала ей в везении.
Ощущение себя неудачницей имело эмоциональный окрас, вызванный драматическим образом завершёнными недавно отношениями с любимым.
Они были очень близки, фактически состояли в гражданском браке, только жили отдельно, и вдруг…
Ничего не предвещало такого развития событий. Любимый просто не встретил её однажды с работы, не ответил на звонок. Дома тоже не появился.
Девушка расспрашивала его друзей, но они ничего не знали, ходила к Егору на работу. Оказалось, что он рассчитался, куда-то, вроде, уехал.
Вика отрешённо смотрела на закат, смаковала слово любимый, тесно связанное с именем человека, который её бросил, и беззвучно проливала слёзы.
Она задавала себе и ему вопросы, сама на них отвечала, неизменно замыкая круг виртуального диалога новой счастливой встречей.
Приблизительно через месяц Вика получила от Егора письмо, в котором он извинялся за внезапный отъезд.
“Я не мог, не хотел видеть, как ты страдаешь, думал так лучше. Извини. Я обязательно вернусь, только не знаю когда. Пишу без адреса, потому, что работа связана с непрерывными командировками. Как только освобожусь – дам знать”.
Дальше Егор долго и нудно с массой ошибок в тексте описывал, как сильно соскучился, клялся в любви.
Вика верила, ждала, каждый день по несколько раз перечитывала письмо, хотя знала его наизусть, каждый вечер готовилась к долгожданной встрече, представляла, как она должна произойти в деталях.
Любимый вернулся почти через год.
Выглядел Егор потрясающе: одет с иголочки, гладко выбрит, надушен и горд собой.
В его роскошном облике сквозили аристократическая элегантность, ухоженность и намёк на достаток, граничащий с богатством.
В шикарном ресторане, куда он пригласил Вику, неожиданно выяснилось, когда пришло время рассчитаться, что он забыл кошелёк дома.
Девушка заплатила, хотя для неё такие траты были чрезмерными. Главное, что Егор вернулся.
Её Егор.
Любимый поселился в её комнате, потому, что свою квартиру сдал до конца года, постоянно пропадал на несколько дней, просил денег, объясняя, что на днях на карточку должен поступить перевод.
Ему постоянно было некогда.
Утром Егор куда-то спешил, вечером приходил так поздно, что у Вики не хватало сил дождаться.
И всё же девушка была рада его возвращению. В те редкие минуты, когда удавалось побыть вместе, Вика была беспредельно счастлива.
Егор был галантен, предупредителен, ласков, постоянно говорил о любви, не жалел комплиментов.
Вот только деньги никак не поступали на карточку. Но это такая мелочь.
Потом был звонок на телефон, когда Егор отправился в душ.
Вика нечаянно бросила взгляд на загоревшийся вдруг экран с фотографией улыбающейся женщины, протягивающей вульгарно накрашенные губы, словно для поцелуя, с голым бюстом, который она держала в раскрытых ладонях так, словно предлагала себя, и надписью “Любимая”.
Было ужасно стыдно поднимать трубку, но снимок и название контакта ошеломили Вику настолько, что она ответила.
– Сколько можно мотаться по командировкам, Егорушка? Я устала тебя ждать, любимый. Деньги получил?
– Вы кто, – спросила Вика.
– Как кто? Жена, Лариса Кулагина. А ты, откуда у тебя этот телефон?
– Я Вика, невеста Егора. Он вам обо мне не рассказывал?
– Не болтай, дура, язык выдерну. Дай трубку этому кобелю. Так вот в какие командировки муженёк постоянно мотается. То-то, думаю, работает, работает, а денег нет.
– Давно вы женаты?
– Скоро год.
– Извините, я не знала.
Вика позвала Егора, – жена звонит, ответь.
Любимый нисколько не смутился, – о, привет! Завтра домой еду, жди, – спокойно беседовал Егор в костюме первобытного Адама с готовым к любовной игре аргументом желания, – кому ты веришь, это помощница прикалывается, они здесь все юмористы… какая кобыла, сотрудница. Всё, кладу трубку, у меня важные переговоры.
– Да меня вроде не пришлось уговаривать, – сказала Вика, едва сдерживая слёзы, когда разговор закончился, – будем считать, что командировка завершилась провалом агента. Ты уволен. Счёт за постой и обслуживание по какому адресу выслать?
– Вика, я всё объясню. Это недоразумение. Хочешь, покажу паспорт. Нет у меня никого.
– Верю. Но не уважаю. Я была о тебе лучшего мнения. Десять минут на сборы и адью. Ты мне противен.
– Я её брошу, ей бо! Да не нужна она мне, я тебя люблю.
– Вот и люби дальше. А ещё Ларису люби и всех-всех, к кому в командировки мотаешься. Скверная у тебя служба, Егорушка, мерзкая, гадкая, грязная. Слава богу, что правда открылась. Погорюю и забуду. Вот ты значит какой, северный олень…
Вика болела.
Вирус любви крепко вцепился в её нежную сущность, заставлял страдать, проваливаться в пессимизм и меланхолию. Она не спала ночами. Когда удавалось заснуть, воспалённое сознание начинало крутить в мозгу кошмарные видения.
Девушка понимала, что это не любовь – зависимость, но ничего не могла с собой поделать. Спасти её мог только он, Егор.
Закат сегодня был на редкость восхитителен, но не радовал. Вика даже закрыла глаза, чтобы красота не мешала галлюцинациям.
Она представляла, как держит Егора за руки, как смотрит в его удивительного оттенка тёмно-коричневые глаза, как прижимается к его горячей груди, как кладёт голову на плечо… и забывалась.
Вике мерещился запах любимого, жар прикосновений, вкус поцелуя. Она почувствовала его присутствие внутри себя.
Сколько времени продолжались грёзы, девушка не знала. Очнулась она с головной болью, когда совсем стемнело.
На неподвижной глади озёрной воды отражалась лунная дорожка. Где-то невдалеке жутковато ухал филин. Кто-то или что-то хрустело в кустах.
Вика напряглась, ей стало страшно, хотя робкой и пугливой её сложно было назвать.
Нужно возвращаться домой.
В темноте захрустело ещё сильнее.
Девушка вскочила, спряталась за ракитовый ствол, но ничего не увидела, пока ей не посветили прямо в глаза фонариком.
– Что вы здесь делаете в такое время, – спросил поджарый юноша, скидывая на землю рюкзак.
– Любуюсь Луной, разве непонятно.
– Как бы… неожиданно, странно. В этот жуткий час…
– Засиделась, задумалась.
– Нет, не спорю – Луна великолепна, погода что надо, звёзды, но время… Вам что, совсем не страшно?
– А вам?
– Я привык. Постоянно, знаете ли…
– В командировках? А жена дома ждёт не дождётся. Понимаю. Мой тоже так врал.
– Поэтому вы здесь? Дайте угадаю… несчастная любовь, подлость, коварство, измена. Понимаю, даже сочувствую. Нет, я никогда не был женат и меня никто не ждёт. Я волк-одиночка. Мне комфортно в палатке, у костра, в пути. Люблю, знаете ли, преодолевать лишения, трудности, заключать с судьбой пари, встречать неизвестное.
– Вы авантюрист, мечтатель, романтик? Собираетесь всю жизнь искать и метаться? А смысл? Хотите отличаться от толпы, найти философский камень, преодолеть комплекс неполноценности, познать предел прочности духа и тела? А когда найдёте, чем будете восхищать и вдохновлять своё эго?
– Я так далеко не заглядывал. Думаю, смысл жизни в самой жизни. Нужно что-то делать, к чему-то стремиться. Люди утомляют. Им всегда плохо, всего мало. Мне же достаточно быть в гармонии со своим внутренним собеседником.
– Так не бывает.
– А вы проверьте. Забудьте о том, что вам плохо, поговорите с собой, со мной. Уверен – вам есть, чего рассказать и вы знаете, чего именно хотите услышать. Давайте, я вам спою. У меня гитара. Музыка пробуждает воображение, успокаивает. Разожжём костёр, вскипятим чайник. Увидите, это совсем не скучно. Вместе встретим рассвет. А утром я вас провожу, куда скажете.
– Соблазняете? А если вы маньяк?
– Ну, знаете! Как хотите, уговаривать не стану. В таком случае придётся отвести вас домой прямо сейчас.
– Можно я подумаю?
– Мне некуда торопиться. У вас фонарик есть? У меня только один. Нужно валежник собрать, костёр разжечь, воды принести, палатку поставить.
– Вы что, всё уже за меня решили? Тогда несите дрова, кипятите чай… замёрзла совсем. Я Виктория, а вы?
– Оденьте вот эту куртку, завернитесь в плед, я быстро. Предлагаю перейти на ты. Я Глеб. Глеб Егорович Кретов. Мне двадцать семь лет, я биолог, руковожу маленькой исследовательской лабораторией, живу один, люблю путешествовать, охотиться, ловить рыбу. Немного играю, сочиняю стихи и песни. Кажется всё. О себе позже расскажете, когда устроимся. Я правильно понял, вы остаётесь?
– Заинтриговали вы меня, то есть ты. Надеюсь до утра доживу. Удивительно, но с тобой интересно. Я даже забыла о самой главной проблеме своей жизни.
– Потом, Виктория. Не будь торопыгой. Сначала костёр. Это ритуал, сакральное действие. Вглядишься в огонь, объяснишь ему причину своей боли. Я научу, как предают огню негативное прошлое. Мне помогает.
– Значит и у тебя…
– Не без этого. Жизнь – не фестиваль, не праздник. Проблемы, это то, что делает нас живыми.
Сидя у костра с кружкой горячего чая, вслушиваясь в лирические аккорды, в приятно расслабляющий голос Глеба, Вика почти задремала.
– Удивительно, думала она, – я его совсем не знаю, а мне с ним хорошо. Какую струну души задел этот странный мужчина, чего от меня хочет, зачем старается понравиться? Неужели я им увлеклась?
Так они и просидели до самого утра. Смотрели в огонь, на звёзды, молчали о чём-то очень важном. Под утро залезли в палатку, укрылись мягким пуховым спальником, обнялись, чтобы быстрее согреться.
Проснулась Вика от нежного прикосновения к щеке.
– Извини, Виктория, мы не успели договориться. Не хочу, чтобы ты обиделась, что не разбудил на рассвете. Чай и уха из карасей готовы. Можно приступать к главному блюду – встречать начало нового дня. Или ещё поспишь?
– Ну, уж, нет! Хочу рассвет. А ещё хочу сказать большое спасибо. Ты меня спас.
– От чего же? Неужели ты собиралась… из-за состояния, которое по ошибке приняла за любовь? Я же говорил, что живой огонь поглощает боль. Это был катарсис, Ты почти выздоровела. Пора начинать новую жизнь.
– Кажется… нет, это точно, я готова. Скажи, Глеб, как ты смотришь на то, чтобы преодолевать трудности вдвоём?
– Я тоже об этом думал.
Невезуха
Не унывайте, если не везёт,
Отбросьте груз печали непомерный,
Однажды невезение пройдёт
И канет в лету!
Вы же не бессмертный?
© Андрей Олегович
Есть люди, которых трясёт и плющит от слов удача и гарантия, потому, что их по жизни преследует невезение.
Самое интересное – им тоже кто-то завидует. Но об этом позже.
Ефросинья Аристарховна Плещеева, девушка приятной наружности, но слегка пухленькая по причине хорошего аппетита и невозмутимого характера (про таких девиц обычно говорят: куда положишь, там и лежать будет) росла в многодетной семье.
Лениться в семье Фросиных родителей было не принято. За невыполненные в срок задания и обязанности тятька наказывал жестоко, несмотря на то, что была она девушкой на выданье.
Ровесницы давно уже хороводились, ей же было не до того: приходилось вставать "ни свет, ни заря" и приниматься за хозяйские заботы.
Девочка была старшенькой, потому отвечала за всё и за всех.
С раннего утра до позднего вечера суетилась Фрося, исполняя тяжёлую крестьянскую работу, а в перерывах обихаживала ребятню.
Попадало ей часто.
Девочка постоянно хотела спать. Дремота могла её настигнуть в самое неподходящее время, даже за едой.
Нянькой Фросю определили года в четыре, когда та сама еле стояла на ногах.
Мамка всё рожала и рожала, иногда каждый год, а смотреть за детишками не имела возможности: работала на скотной ферме, дома держала живности до десяти и больше голов, не считая полусотни кур да гусей. Ещё сенокос, огород, ручная стирка.
К братьям и сёстрам, которых теперь вместе с ней было девять душ, Ефросинья относилась с любовью – родная кровь, но для себя твёрдо решила, что, ни при каких обстоятельствах не будет рожать.
Мечтала девушка о том времени, когда выпорхнет из родительского гнезда, когда освободится от нудной обязанности подтирать зады и носы, когда отоспится всласть.
Ни-ка-ких детей. Ни-ког-да. Ни-за что!
После восьмого класса Ефросинья Аристарховна намылилась улизнуть от постылых забот на учёбу в торговый техникум, но не тут-то было.
Отец как прознал про коварный план “хитромудрой” дочурки, рассвирепел. Хлестал со всей дури вожжами куда ни попадя, не обращая внимания на то, что побоями может порушить детородную функцию.
Перестарался, дубина стоеросовая. Но функция не пострадала.
Фроська неделю с лежанки встать не могла, хотя мамка ветеринара приводила. Тот уколы делал, мази целебные оставил.
Ребятня жалела сестрёнку. Собственно, это и понятно: она для них и отцом, и матерью была.
Девушка не плакала, терпела боль, сцепив зубы. Несмотря на мази, кровавые рубцы воспалились.
Время от времени она впадала в забытьё.
Фросе снилось, как выходит замуж, как навсегда уезжает из опостылевшего дома, от бессердечного тятьки, век бы его не видеть, супостата.
Девчоночка, несмотря на небольшой избыток веса, выглядела соблазнительно: румяная, мяконькая, белокожая, с очаровательными ямочками на щеках, обворожительной улыбкой.
Мальчишки в школе наперебой пытались завоевать её сердечко, но тщетно. Отец следил за добродетелью и скромностью дочери, в каждом мальчишке видел лиходея и татя.
Подружки наперебой невестились, начиная с тринадцати лет, а Фросе не было дозволено выходить со двора, кроме хозяйственной надобности и учёбы.
Ефросинья дневник завела, куда определяла заветные мечты и умные, как ей казалось, мысли.
К пятнадцати годам внутри девочки созрела потребность любить, которую она изливала на страницах тетради.
А ночами грезила.
Но дети… теперь она твёрдо решила не иметь детей.
Так она и Лёшке Пименову сказала, когда тот признался ей в любви, тайком провожая её домой.
В тот день отец уехал в район по неотложным делам.
– Лёшь, ты целоваться умеешь, – спросила девочка, прикусив от смущения губу до крови, едва не умерев от страха.
– Не знаю, не пробовал.
Фрося закрыла глаза, сделала губы слоником.
– Пробуй!
– С ума сошла, а тятька?
– Всё равно от него убегу, пусть хоть до смерти запорет. А рожать никогда не буду. И в техникум поступлю.
– Давай вместе убежим?
– Не теперь. Целуй скорее, пока никто не видит.
– А куда?
– Ты дурак, да? В губы целуй.
– Тогда глаза открой.
– Боюсь.
– Ага! Мне тоже страшно.
После они уединялись при каждом удобном случае, что бывало довольно редко.
Оказалось, что всяких разных поцелуев великое множество.
В конце девятого класса Фрося почувствовала, что внутри происходит нечто незнакомое.
Посоветоваться, понятное дело, было не с кем.
Беременность обнаружилась на шестом месяце, когда форму живота невозможно было объяснить полнотой.
Ефросинья читала и перечитывала записи в дневничке, где чёрным по белому было написано: “я ни-ког-да не буду рожать”.
Бить дочь отец побоялся, хотя по щекам отхлестал до крови. Зато Лёшке досталось не по-детски.
Учёбу в десятом классе пришлось отложить: Фрося родила в положенный срок двойню, точнее близняшек.
Такой странной свадьбы в деревне никогда прежде не видывали: у жениха и у невесты на руках было “по ребятёночку”.
Жить в семье отца Фрося наотрез отказалась.
Свёкор принял в свой дом пополнение с энтузиазмом.
Характер у него оказался мягкий, покладистый. Детишек в Лёшкиной семье обожали.
Жизнь Ефросиньи изменилась полностью. Сам муж и его родня пылинки с неё сдували.
Лёшкина мама обучила невестку женским премудростям, позволяющим мужа ублажать и не залетать.
Народный опыт – хорошо, посчитала девушка, а медицина надёжнее.
И приняла дополнительные меры: съездила в районную женскую консультацию, выписала некое патентованное противозачаточное средство, а чтобы с гарантией не беременеть вдобавок вживила новомодное средство – внутриматочную спираль.
Когда обжигаешься горячим молоком, невольно начинаешь дуть и на холодную воду, поэтому на тайном семейном совете, начавшемся в самый неподходящий момент сладострастия, когда Лёшка собирался финишировать, Фрося предъявила ультиматум: извергаться отныне будешь в тряпочку, кроме безопасных дней, просчитанных гинекологом в графике.
Лёшка спорить не стал. Зачем рожать голытьбу? Тем более, что Фрося ещё тогда, до первых поцелуев, предупреждала, что никаких детей не будет.
Нет, так нет. Близнецов бы до ума довести.
Так и любили друг друга, огородившись всеми возможными способами от судьбы Фросиных родителей, которым дети были в тягость, тем не менее, их рожали конвейерным способом, лишь изредка пропуская какой либо год.
Фрося следила за графиком безопасных дней, незадолго до близости с мужем тайком помещала внутрь противозачаточную мазь Фермекс, принимала гормональные препараты, после секса немедленно спринцевалась.
Когда близнецам исполнилось полтора года, у Фроси случилась задержка циклического кровотечения. Это насторожило, но поверить в то, что опять случилась то, чего никак не могло произойти, было попросту невозможно.
В этот самый момент со свёкром случилось несчастье: сорвался на ходу с прицепного устройства трактора, попал под сеялку.
Порвало его основательно.
Пришлось ухаживать ещё и за ним.
Не до подозрений было, тем более, что даже самый агрессивный сперматозоид не мог преодолеть многоступенчатую противозачаточную защиту.
И всё же это случилось.
Врачиха пожимала плечами, ссылалась на некую пятипроцентную статистику, когда медицина, даже самая современная, бессильна.
Фрося рыдала, заламывала руки, грозилась покончить с собой.
Делать аборт было поздно. Да и не пошла бы она на такой шаг – убить собственное дитя.
Почему, почему не везёт именно тому, кому не нужны дети?
Вон соседка, Люська Самойлова, седьмой год по клиникам шляется, по святым местам ездит, к знахарям и колдунам, а детишек нет, хотя доктора говорят, что патологии отсутствуют.
Чего только бедолага не делает – ни-че-го.
А у Фроси…
У Фроси снова родилась двойня. Две девочки, два голубоглазых ангелочка с кудрявыми волосиками.
А ведь она думала отдать мальчишек в ясли и учиться пойти в торговый техникум.
Или в медицинский. Чтобы раз и навсегда исключить проблему нежелательного деторождения.
Можно конечно решить эту проблему радикально – не давать, но тогда…
Тогда вообще вся жизнь наперекосяк.
Отчего так-то?!
Гинеколог в консультации, видя, как она страдает от нежелательной беременности, нашептала ей на ушко, что есть ещё одно средство, стопроцентное, но оно мужское.
Зато наверняка.
Необходима операция на семенных канатиках яичек, вазэктомия называется.
Мужская физиология, мол, от этой процедуры не пострадает, потенция и желание тоже. Спермии будут рассасываться, не встречаясь с яйцеклеткой, значит…
Если только непорочное зачатие.
Лешка артачиться не стал. Перекрестился и бесстрашно лёг под нож вивисектора.
Что такое непорочное зачатие, супруги узнали спустя год.
Теперь опять ждут пополнения.
– Фроська, твою мать, ты у меня как Мария Магдалина. А если снова двойня?
– Изыди, изверг! На что намекаешь? Нагуляла, мол? Ты во всём виноват. Вот кастрирую как-нибудь ночью, посмотрю, как запоёшь.
– Да люблю я тебя. Двойня, так двойня. Пусть даже тройня. Только в толк не возьму: как же в тебя живчики проскочили, если во мне семя заперли.
– Кормить-то чем всю эту ораву будешь, дурачина-простофиля? Уйду я от вас, в монастырь уйду. Нет мне покоя. Теперь уже немного до мамашиного рекорда осталось. Нарожаю тебе полную хату и уйду. А насчёт охреневших живчиков разбираться нужно. А-а-а, они опять отговорятся какой-нибудь статистикой. С них как с гуся вода, а мне каково?
– Справимся, мать. Где четверо – там и десять. Голодными не оставим. Батька уже выздоровел. Поможет.
– Невезучая я, Лёшь, несчастная. Согрешила наверно, только не пойму, когда и где. Наверно от мамаши напастью многоплодия заразилась.
– По мне, так напротив – ты самая счастливая. Я где-то слышал, что невезение, это ироничная разновидность удачи, которую покровительствующее тебе провидение доставляет в форме гротеска, потому, что некоторые люди сами не знают, чего на самом деле хотят. Ведь ты ни разу не попыталась избавиться от плодов любви.
– Неужели меня можно заподозрить в способности убивать. Они ведь живые.
– Так и я о том же.
Душа рыдает незаметно
– Вот и осень, и дождь в окно стучится, – невыразительно бубнил себе под нос Сергей, неохотно тренькая на гитаре, хотя очень любил инструмент и пение, – вот и осень, и улетают птицы…
Глаза мужчины влажные, мысли мутные, состояние сумеречное, болезненное, сродни наркотическому опьянению.
Сергей не был пьян. Ему было плохо оттого, что жизнь преподнесла непонятный сюрприз, к которому он не был готов.
Странное, необъяснимое и причудливое всё-таки у мужской физиологии чувство юмора. Так иногда посчмеётся, что заплачешь.
С Викой, теперь уже бывшей женой, Сергей был знаком с детского сада. В школе учились в одном классе.
Любви вроде не было, скорее дружба, но крепкая.
Парочка была неразлучна: вместе гуляли, учили уроки, ходили в музыкальную школу и танцевальную студию.
Однажды из любопытства и интереса поцеловались.
Понравилось.
Эротический досуг и связанные с ним эмоции ещё больше сплотили друзей.
Теперь они не представляли себе жизнь отдельно друг от друга.
Ребята слились воедино в обыденных делах и поступках, в сокровенных занятиях и мыслях.
Мечты и планы тоже объединили. Именно поэтому выбрали один институт и общую профессию.
Разговоров о любви никогда не возникало.
Зачем, когда жизнь и без того кажется нескончаемым праздником?
Сейчас Сергей не мог припомнить, каким образом и когда они решили стать семьёй.
Кажется, эти вопросы совсем не обсуждались.
Просто в один из дней нашли подработку, чтобы было, на что снять комнату и стали жить вместе.
Также, между делом, подали заявление. Обыденно, без торжеств и церемоний зарегистрировали брак.
Свадьбы тоже не было.
Ни к чему, решили они, привлекать постороннее внимание, которого самим не хватает на удивительную и насыщенную событиями жизнь.
Родителей в факт создания семьи тоже не посвятили.
Мимоходом, между бытом, учёбой и сексом, несерьёзно, вскользь, с изрядной долей оптимизма и юмора упоминались возможные планы на выбор места работы, перспективы карьерного роста, вероятность случайной беременности, появления детей.
Сначала, считали супруги, нужно заработать на квартиру. Всё прочее не стоит того, чтобы занимать драгоценное время и забивать проблемами голову.
Супруги понятия не имели, что такое семейные дрязги, разногласия, не говоря уже про измену. Для прелюбодеяния и непристойных мыслей не было ни малейшего повода: они всегда и везде были вместе.
Сергею и Вике с лихвой хватало эротики и секса, которые оба имели в избытке в любое время суток.
Про точку G, чувствительные интимные зоны, технику возбуждающих ласк, эротическую стимуляцию, альтернативные классическим методики наслаждения и прочие пикантные мелочи супруги знали в теории и основательно изучили на практике.
Даже тот факт, что у ребят был разный сексуальный темперамент, несходство понятий о норме активности в постели и потребность в близком контакте, не вызывал проблем.
