Убийца из прошлого

– Что ж, спасибо.

– Рад был помочь. – И Прыжов стал натягивать перчатки, показывая, что ему пора вернуться к работе.

Но уходить на подобной ноте Сашеньке было неловко. И вправду – навещает Алексея лишь тогда, когда ей что-то нужно. В гости, что ли, пригласить? Эх, если бы без Натальи… Но что поделать? Поздно теперь огород городить. Ладно, придется пригласить их вместе. Хоть младший сын обрадуется – очень к Наталье Ивановне привязан, до замужества она была его гувернанткой.

– Ах да… Чуть не забыла. Хотим пригласить вас на ужин. Завтра сможете?

– Лучше в субботу.

– Решено. Ждем.

«Бланковая» снимала квартиру в доходном доме на Казанской улице.

– Желейкина у вас стоит?[24 - Проживает.] – спросила Сашенька у швейцара, который, судя по трубке в зубах, некогда служил на флоте.

– Так точно. Только не примет она вас.

– Почему?

– Запретила к себе дамочек пускать. А все из-за недавнего случая. Такая к ней фря заявилась, хоть в лазарет клади: бледная, несчастная, руки дрожат. Выяснилось, ейный муж от избытка чувств к этой… – Швейцар запнулся, не в силах подобрать приличный синоним к емкому и выразительному словцу, едва не сорвавшемуся с языка.

– …к этой Желейкиной, – помогла ему Сашенька.

Швейцар от восторга поднял вверх большой палец:

– …кольцо с алмазом подарил, семейную ценность, наследство бабушки-графини. А фря пожелала пропажу вернуть, а заодно отдубасить паршивку. Но не тут-то было. Кухарка Желейкиной кликнула из окна дворника, тот явился с околоточным.

Швейцар затянулся трубкой и замолчал.

– И что было дальше? – поторопила его Сашенька.

– Фома Фомич заявил, что, ежели Желейкина чего украла, пусть фря пишет заявление, а он тогда затеет дознание. Фря в слезы: «Это не Желейкина, это муж мой украл, но на него писать не стану», а Фома Фомич знай себе в усы смеется. Так и ушла фря ни с чем. Вы, гляжу, тоже насчет визита передумали?

Нет, конечно же, нет. Не таков был у Александры Ильиничны характер, чтобы она отступила. Но с учетом открывшихся обстоятельств план проникновения в квартиру следовало хорошенько продумать. Наградив швейцара за ценные сведения полтинником, княгиня пошла прогуляться.

Опыт общения с подобными особами у Тарусовой имелся. Увы, не самый удачный – чуть под следствие не угодила за попытку подкупа свидетельниц.

Не доходя до Невского, княгиня свернула к Казанскому собору, помолилась там за себя, детей, родителей, Диди… И план, как пробраться к Желейкиной, придумался сам собой. В книжной лавке, что на углу с Малой Конюшенной, Сашенька купила конверт, заклеила его и надписала адрес. Вернувшись к доходному дому, обнадежила сердобольного швейцара, что ее точно пустят, и поднялась на третий этаж. Позвонила в дверь и тут же прижалась к стенке, чтобы отворивший не смог ее заметить. Через несколько секунд дверь осторожно приоткрыли, грубоватый женский голос, явно принадлежавший прислуге, спросил:

– Хто к нам?

Сашенька молчала, стараясь не дышать.

Увидев на лестничной площадке брошенный конверт, прислуга решила, что приходил почтальон, распахнула настежь дверь, вышла из квартиры, чем и воспользовалась Тарусова. Заскочив внутрь, закрыла за собой на засов и двинулась по коридору, заглядывая в каждое помещение. В одной из комнат увидала рослую темноволосую красавицу – сидела на софе с крошкой пяти лет.

– Какая же вы настырная! – воскликнула хозяйка, увидев в проеме женский силуэт. – Я же сказала, кольцо не отдам.