Сыщики из третьей гимназии и Секрет медальонов

* * *

Кешке с большим трудом удалось уговорить мать не сбывать всё украденное сразу.

– Но почему? – возмущалась та по дороге. – Ведь как люди тогда заживем. Комнату снимем. А то и квартиру.

– Ага! И ты пригласишь туда своих дружков и за три дня пропьёшь все деньги. Нет! Если заклады сбывать потихоньку, этих денег нам на год хватит. А то и на два.

– А где их хранить?

– Как где? В сундуке, на котором спим. Кто в него полезет?

С прежней, более сытной жизни у Фроськи остался большой деревянный сундук, в котором когда-то лежало её приданое: два платья и перина. На нем, подложив вместо подушки под голову полено, Фроська с Кешкой и спали.

Перейдя Ново-Каменный мост, крючочники свернули направо и наискосок вышли на Воронежскую улицу. Миновав по ней три извозчичьих двора, они поднялись по черной лестнице на самый верх каменного четырехэтажного дома, в котором обитали. Комната была маленькой, большую её часть занимал портной Иванов с женой и тремя детьми. Прокормить своим промыслом такую ораву он не мог, поэтому был вынужден делить жилище с Фроськой и её сыном.

– Что-то вы рано сегодня, – буркнула жена портного Наталья, постоянно кашлявшая из-за душившей её чахотки.

– Так воскресенье. Работать грех, – парировала Фроська.

– Зато не грех заплатить за угол.

– Не бойся, получишь сегодня по полной. Да ещё вместе с авансом. Гляди, что в Чубаровом переулке нашла, – Фроська, желая похвастаться, сунула Наталье в руки икону Смоленской Божией Матери, украденную у Чванова. – Видишь, какой оклад богатый: тут тебе и серебро, и жемчуг. Как думаешь, сколько за неё дадут?

– Ну, если заложить…

– Заложить – только деньги терять. Хорошо, если полцены дадут. Продать хочу…

– Тогда червонец, не меньше.

– Вот только кому её сдать?

– Так Чванову, – предложила Наталья.

Фроська невольно вздрогнула:

– Нет, он в прошлый раз меня надул.

– Тогда Сарайкину на Боровой. Знаешь его?

– Конечно.

– Только я с тобой пойду, – сказала неожиданно Наталья.

– Это ещё зачем?

– А то ты как деньги получишь, сразу в трактир завернешь и все пропьешь.

– И я с вами пойду, – заявил Кешка.

Мальчик тоже был уверен, что мать на радостях прогуляет все деньги. А ему очень хотелось есть – ведь со вчерашнего вечера, когда Наталья из жалости сунула ему вареную картофелину, у него росинки маковой во рту не было.

Сарайкин долго торговался, в результате сошлись на восьми с полтиной. Три рубля – оплату за угол за текущий и следующий месяц забрала Наталья, четыре – после небольшого скандала достались Кешке: на двадцать копеек он сытно поел в Обжорном ряду, а остальные решил припрятать. Оставшиеся полтора рубля Фроська пошла прогуливать в кабак.

Отобедав, Кешка отправился на лужайку, что за домом, к старому дубу, в дупле которого у него был тайник. Там завернутыми в тряпицу хранились самые дорогие вещи: оловянный солдатик без ноги, лубочная картинка с Аникой-воином и обгорелая страница из книжки, на которой щеголяла пушистыми иголками рождественская елка. Все эти сокровища он нашел на свалках, но они так ему приглянулись, что припрятал их от матери. Убедившись, что никто за ним не наблюдает, он взобрался по стволу и веткам наверх и сунул в дупло медальон и отобранные у матери деньги.

Глава вторая

Отправленный за подмогой городовой вернулся в квартиру на Коломенской через час вместе с изящно одетым господином с франтоватыми усиками.

– А, Арсений Иванович, наконец-то, – поприветствовал его пристав.

– Что удалось вам выяснить?

– Кухарка Дарья Павлухина вышла из дома, как обычно, в одиннадцатом часу утра и отправилась на Кузнечный рынок. Дверь на черную лестницу закрыл за ней сам хозяин. Когда Павлухина вернулась, то обнаружила эту дверь открытой, что показалось ей странным, потому что барин, опасаясь грабителей, всегда закрывал её на крюк, когда кого-то впускал в дом. Кухарка рискнула зайти в квартиру, где и обнаружила труп своего работодателя господина Чванова Александра Ивановича, дворянина Курской губернии, тридцати трех лет, подпоручика в отставке.

– И чем же господин подпоручик занимался после отставки? – уточнил сыщик, тростью указав на витрины. – Неужто ростовщичеством?

– Да-с, господин Яблочков, вы правы, – подтвердил участковый пристав. – Причем деньги ссужал за бешеные проценты. Последнюю рубашку сдирал с бедолаг, имевших несчастье к нему обратиться.

– То есть, врагов у него вагон и тележка. Давайте-ка взглянем на покойничка, – предложил Яблочков.

Один из городовых сдернул с трупа простыню.

– Так, так, так. – Сыщик наклонился и аккуратно вынул из раны кинжал. – Какой необычный ножик: узкий, легкий, а заточен-то как остро!

– Я у горцев такие видал, – сообщил пристав, служивший некогда на Кавказе.

– А это ещё что?

– Где?

– Да под трупом. – Сыщик приподнял правую руку покойного и вытащил из-под неё револьвер.

– Хм, а я, признаться, его и не заметил, – сказал пристав. – Откуда он взялся?

– Предположу, что господин Чванов держал его в руках, но грабитель исхитрился первым ударить его кинжалом, и револьвер выпал из рук покойного, который на него и упал. Так, так, так… и где кухарка?

– На кухне, плачет.

– Приведите-ка её сюда.

Пристав жестом отправил за кухаркой одного из городовых. Тем временем чиновник для поручений сыскной полиции Яблочков обшарил карманы в халате убитого.

– Ага! Несколько рублей, мелочь, связка ключей.

Он вытащил её и, подойдя к одной из разбитых витрин, быстро нашел ключ, который её открывал.

– Хм, зачем же её разбили?