Во власти пламени

Княгиня нахмурилась и отпустила прислужницу:

– Хорошо, иди.

Раздраженно швырнув на кровать щетку из слоновой кости, Элесбед поднялась. Усилием воли потушила в себе внезапную вспышку ярости, вернув на лицо привычную маску. Спокойная и невозмутимая – такой она всегда представала перед сыном. Облачившись в легкое домашнее платье, брошью-камеей скреплявшееся на груди, Элесбед вышла из спальни, торопясь разыскать Амана и задать ему один-единственный вопрос, что сейчас не давал ей покоя: почему он вернулся без алианы.

Князя Каррая, унаследовавшего этот титул после смерти отца, она перехватила в галерее второго этажа. Тальден направлялся в свои покои и, к досаде Элесбед, не собирался отчитываться перед ней.

– Где девушка? – окликнула сына женщина.

– Победы на турнире в Жемчужном городе вашей светлости недостаточно? – даже не думая замедлять шаг, чтобы остановиться и поприветствовать мать, бросил тальден и, наоборот, зашагал еще быстрее.

– Аман!

– Я заберу ее позже, мама. Еще не время.

– Аман, – уже мягче проговорила женщина, уловив в голосе тальдена злость и раздражение, – мы и так ждали слишком долго. Смотри, как бы она не досталась какому-нибудь другому дракону.

– Я же сказал: еще не время! – не сумев совладать с собой, прорычал Огненный.

– Сын, – Элесбед ускорила шаг, пытаясь его нагнать, – пойми, я ведь о тебе и Клер беспокоюсь. Ты дал клятву и, если ее нарушишь…

– Я не собираюсь ничего нарушать. Девчонка будет здесь к концу месяца цветения. Просто доверься мне.

Сквозь ажурные ставни, оплетенные вьюнками с крупными алыми цветами, в галерею проникали яркие солнечные лучи. Элесбед поморщилась. Здесь всегда было слишком много света. Особенно в начале лета. Уроженка севера, она предпочитала свету тьму, а удушливой жаре холод Сумеречной империи.

– Ты проверил, она тебе подходит?

– Подходит, – обронил Аман и помрачнел еще больше, невольно возвращаясь мыслями к зеленоглазой строптивице.

Было бы проще, если бы Риан не откликнулась на его силу. Но даже короткого поцелуя оказалось достаточно, чтобы убедиться в обратном. Осознание этого вызывало в Огненном гнев и досаду. Их сочетаемость могла усложнить все еще больше. А может, даже все испортить.

Ее светлость сосредоточенно кивнула:

– Неприятная, конечно, новость, но я об этом позабочусь.

– Я в этом не сомневался, мама, – усмехнулся тальден и остановился, чтобы обдать ее столь не свойственным Огненному дракону холодом. – Ты еще что-то хотела?

Элесбед заставила себя улыбнуться:

– На этом все. Пока что.

Развернувшись, Огненный отправился в свои покои, а княгиня Каррай осталась стоять посреди галереи и смотрела ему вслед, досадуя и хмурясь. В последнее время Аман только так с ней и разговаривал: из последних сил сдерживая раздражение, цедя слова сквозь зубы.

Успокаивало одно: он дал клятву, которую не посмеет нарушить. А если нарушит…

Элесбед тряхнула головой, отгоняя нежеланную картину возможного будущего. Нет! Кто угодно, но только не ее сын! Аман Каррай никогда не отступает и никогда не проигрывает. Он добьется своего, как добивался всегда.

И Риан-Илара Анвэри не станет исключением.

Глава 3

Месяц спустя

Резкий поворот, руки взлетают к небу, отпуская на волю полупрозрачный лоскут тончайшего шелка. Одно из многочисленных таири – легких, воздушных тканей, что коконом оплетают мою фигуру. Защищают от жадного взгляда моего жениха, Шахира Тейрана.

Придушить его одной из этих тряпок – моя заветная мечта.

– Продолжай, Риан, мне нравится, – звучит самодовольный голос драконогада.

Я мысленно ругаюсь и, покорная его воле, выгибаюсь в спине, кончиками пальцев касаясь бархатистой травы.

Она щекочет мне кожу, как щекочет мне нервы этот мужчина, сейчас вальяжно развалившийся в кресле с бокалом вина. Он сидит под сенью дерева, пока я извиваюсь перед ним на солнцепеке. Утешает одно – это последнее испытание, и завтра Огненный выберет себе ари. Супругу, иными словами.

– Говорят, ты лучшая танцовщица Жемчужного города. – Взгляд дракона скользит по моей фигуре, замирает на груди, отдаваясь в ней неприятной тяжестью и дрожью в коленях, а потом опускается ниже.

Я продолжаю танцевать: подаюсь к Шахиру и резко в повороте отступаю назад.

Он прав. В искусстве танца я действительно первая. Вот только все во мне восстает и противится танцу перед этим драконом. Да я бы лучше сплясала перед ордой тагров, чем вытанцовывала перед ненавистным Тейраном!

Еще один лоскут, соскользнув с бедра, подхваченный ветром, уносится в чистое, без единого облачка, небо. Невыносимая жара. И ветер, вместо того чтобы освежать, опаляет тело. Как опаляет взгляд сидящего в нескольких шагах от меня тальдена.

Одно движение танца незаметно вплетается в другое. Совсем скоро на мне останется лишь полупрозрачная юбка и то, что язык не поворачивается назвать блузкой. Когда избавлюсь от последнего таири.

Медленно повожу бедрами из стороны в сторону, незаметным движением пальцев отцепляя невесомый лоскут, и слышу:

– Как думаешь, на ком я остановлю свой выбор?

Надеюсь, что не на мне.

– На самой достойной. – Руки извиваются змеями, кожа блестит на солнце от бриллиантовой пыли, которой служанки покрыли все мое тело. На радость его несравненности. – Но я не уверена, что вхожу в число достойных.

Снова прогибаюсь, запрокинув голову, а выпрямившись, замечаю, как темнеют глаза мужчины.

– Откуда столько скромности?

– Вы не будете со мной счастливы. – Я подаюсь к дракону, и он салютует мне бокалом.

– Угроза? – усмехается Тейран.

– Предупреждение.

– Странно, что привязка на тебя практически не действует…

Практически? Усмехаюсь мысленно.

Каждую алиану перед началом отбора привязывают к жениху любовными чарами. Вот и меня тоже привязали. И если бы не помощь моей названой матери – правительницы Сумеречной империи, императрицы Анны, все прошедшие недели у меня бы мозги были не на месте. Но ее хитрость сработала, и я не чувствую к сыну советника никакой симпатии.

Одну лишь стойкую антипатию.