Саломея. Танец для царя Ирода

– Ему помогли скрыться.

– Но если он утверждает, что Бог уже здесь, тогда он должен назвать себя пророком Илией. А Рахель сказала, что он запрещает так себя называть. Значит, он лжет. Раввин Авраам тоже говорил, что мы не должны верить этому бродяге, потому что он не соблюдает основных законов. Рахель видела, что он ест хлеб немытыми руками и зовет каяться в субботу, – покачал головой Натан. В его голосе звучало осуждение.

– Все говорят, что он вершит чудеса покаяния. Но никто до сих пор их не наблюдал. – Иосиф вздохнул. Юноше было жаль, что никто до сих пор не обнаружил доказательств чудес.

– Позволь мне пойти с братом. Интересно посмотреть на крестителя. Я вернусь и расскажу тебе! – произнес Иосиф, и глаза его загорелись.

– Нет, ты не пойдешь. И раввин запретил тебе. Ты наберешься дурного! Давай лучше отнесем эту корзину торговцу, – сказал Натан, давая понять, что разговор окончен. Крикнув Симону, что они уходят, Натан нагнулся и взялся за ручку корзины. То же самое сделал Иосиф. Правда, при этом огорченно вздохнул.

– Ты должен слушать меня и нашего раввина, – поучал Натан сына, пока они шли к лавке торговца. – Он правильно растолковывает нам Священное Писание и законы Моисея. Так было с древних времен. И так будет всегда. У добропорядочного еврея не может быть много учителей и наставников – только один Бог. А раввин говорит о Боге.

Натан гордился сыновьями, особенно Иосифом. Его гордость разделял и раввин Авраам. Несколько месяцев назад, когда Натан пришел в синагогу, раввин подозвал его к себе и сказал, что хочет помочь Иосифу овладеть законоведением и юриспруденцией, потому что он умный и пытливый юноша, прилежно изучающий науки. Натан был очень растроган похвалой и только кивал в знак согласия. А раввин, продолжив разговор, неожиданно упрекнул его в том, что он не смотрит за старшим сыном, Симоном.

– Скажи, Натан, почему твой сын всегда ходит по городу с кинжалом под платьем? – поинтересовался раввин. Его глаза строго блестели из-под лохматых бровей и нависшей на лоб кипы.

Рыбак пришел в замешательство. Его и самого настораживал этот факт. Однажды он даже спросил Симона о кинжале. Но тот в ответ улыбнулся и объяснил, что кинжал висит для защиты и красоты. А он-то, старый дурак, поверил и успокоился. Но, оказывается, не он один это заметил. И не только заметил, но и сделал плохие выводы. Вконец расстроенный Натан смотрел на раввина и растерянно вздыхал. Заметив, какое впечатление произвели на взволнованного отца его слова, раввин смягчил тон и заботливо прибавил:

– Не хочу тебя упрекать, Натан. Ты достойный и уважаемый в городе человек. У тебя хорошая семья. К сожалению, когда дети вырастают, они перестают нас слушать. И поступают так, как им кажется правильным. Но часто ошибаются, потому что молоды и не всегда могут отличить добро от зла. Присмотрись к сыну повнимательнее. Сдается мне, что он примкнул к секариям[1 - Зелоты – религиозное течение в Иудее, сформировавшееся во второй половине I века до н. э., в эпоху Маккавеев. Их основная цель заключалась в том, чтобы любыми способами упразднить эллинистическое влияние и свергнуть римскую власть. Секарии, относящиеся к зелотам, считались фанатиками. Они ревностно защищали древние иудейские законы и чистоту иудейской крови, убивая тех, кто, по их мнению, совершал святотатство или нечто противное духу иудаизма.]. То, что он чтит наши законы, – это хорошо. Однако методы, которыми эти люди добиваются их соблюдения, – ужасны. Я знаю многих зелотов. Это уважаемые среди фарисеев и книжников люди. Но секарии – это уже зло. Они организуют заговоры и поднимают восстания. Ты же понимаешь, как это опасно! Если твой сын не одумается, ищейки Ирода Антипы рано или поздно поймают и казнят его.

В тот день Натан вышел из синагоги с тяжелым чувством и твердым намерением приглядеть за Симоном и поговорить с ним.

Будучи фарисеем, книжник Авраам правильно угадал принадлежность Симона к секариям – и фарисеев, и зелотов отличало ревностное и щепетильное отношение к строгому и формальному соблюдению законов иудаизма.

Когда Натан и Иосиф вернулись обратно на берег, они увидели, что Симон сидит на корточках возле разложенной на песке сети и о чем-то оживленно спорит с Иаковом, сыном рыбака Хаима. Заметив их, юноши примолкли и принялись сосредоточенно перебирать разложенные сети, выискивая в них прорехи.

– Здравствуй, Иаков. Что-то я сегодня не видел твоего старика. Как он? Здоров? – спросил Натан.

– Спасибо, дядя Натан. Отец здоров. Сегодня его очередь торговать на базаре. А я ловлю, – живо откликнулся Иаков и кивнул головой на пустую лодку, покачивающуюся неподалеку. Ему было около двадцати четырех лет. Высокий, сильный и выносливый, он не уступал Симону по характеру – был таким же решительным и твердым.

– Где же рыба, которую ты наловил? – хитро прищурившись, спросил старый рыбак, намеренно усомнившись в честности Иакова.

– Я кидал сеть. Но поймал мало и уже все отнес, – снова охотно пояснил Иаков.

– Ну хорошо. А что же ты теперь сидишь без дела?

– Как без дела? – удивился Иаков. – Я помогаю Симону.

– Спасибо, сынок, – ласково ответил Натан, – но мы с Иосифом вернулись, и особой нужды в твоей помощи больше нет. Иди-ка ты лучше к отцу. Думаю, ему ты пригодишься больше.

После разговора с раввином Натан в каждом товарище сына видел опасного заговорщика. Иаков понял, что отец его друга почему-то не хочет, чтобы он оставался. Он встал и вежливо попрощался.

– Будем ждать тебя сегодня в Зеленой роще, – многозначительно бросил он напоследок Симону. – Там и поговорим.

С этими словами он удалился.

– Зачем тебе нужно идти в Зеленую рощу? И о чем это он собрался с тобой разговаривать? – подозрительно поглядел Натан на сына, когда они остались одни.

– Это касается только меня! – неожиданно дерзко и вызывающе ответил Симон, и его лицо вспыхнуло. Он вскочил, скрестил руки на груди, отвернулся и уставился на море. Вид у Симона был крайне независимый.

– Что это значит? Ты дерзок, – начал свою отповедь Натан. – Ты мой сын и не должен так поступать!

– Ты прогнал моего товарища. Что плохого он тебе сделал? Ты обидел его, а значит, и меня. – Симон взглянул на отца, потом на брата, словно ища у того поддержки.

– Правда, папа, – встрял в разговор Иосиф, который сидел на корточках и ловил каждое слово, – мне тоже показалось, что ты был несправедлив к этому доброму юноше. Видишь, пока нас не было, Иаков помог Симону заделать все прорехи в сети. Я не нашел ни одной.

– Вот вы как… Вдвоем против отца, – укоризненно покачал головой рыбак. – Нечего сказать, молодцы. Уж ты-то, Иосиф, должен понимать, почему я переживаю за твоего брата. А ты его поддерживаешь.

– Постойте! – удивленно переспросил Симон. – Не могли бы вы объяснить, о чем вы говорите? С чего вы решили за меня переживать?

Лицо его стало серьезным.

– Эх, сынок. Не надо делать вид, что не понимаешь мои слова. Разве это не ты стал секарием? – спросил Натан, и в его голосе прозвучало осуждение.

Симон нахмурился и встревоженно огляделся. Берег был пустынен. Лишь вдалеке возле лодок стояли и разговаривали о чем-то рыбаки. Ветер дул в другую сторону, и вряд ли до них долетели неосторожные слова отца. Увидев, как изменилось лицо сына, Натан понял: раввин Авраам не ошибся. Сердце рыбака сжалось от тревожных предчувствий.

– Неужели это правда? – Старик замолчал. Ему хотелось, чтобы сын весело рассмеялся и заверил, что его тревога напрасна. Однако Симон продолжал молчать, хмуро глядя под ноги.

– А что же ты молчишь? Скажи, это правда? – переспросил Натан, уже догадываясь, какой получит ответ.

– Да, – нехотя буркнул Симон и поднял взгляд на отца. В его глазах промелькнула тоска.

– Вот видишь, сынок, что получается. Твой отец последним узнал о том, что ты примкнул к разбойникам и убийцам. Знаешь ведь, как это опасно?! – воскликнул старик.

Не выдержав укоризненного отцовского взгляда, Симон виновато опустил голову.

– Посмотри на меня. Я не буду тебя ругать. Ни к чему это. Ты уже взрослый, хотя порядочному сыну не подобает скрывать от отца правду, – сказал Натан. – Дай мне слово, что бросишь это опасное занятие и порвешь с ними! Прошу тебя! Сделай это ради меня, матери и брата!

В его голосе слышалось отчаяние. В глубине души старик знал: уговоры бесполезны, сын был упрям и не отступит.

– А ты что молчишь? Или тебе нравится, что делает твой брат? – набросился он на младшего сына.

– Нет, папа, что ты! – воскликнул Иосиф и обернулся к Симону: – Можешь не бояться, что я или отец выдадим твою тайну. Но он прав. Тебе лучше бросить этих людей и их движение. Они разбойники и присвоили себе право ударами кинжалов доказывать свою правоту и убеждения. Они отнимают жизни. Но наш Господь не ждет от людей подобных искупительных жертв.

Симон сердито посмотрел на отца и брата и твердо ответил:

– Вы призываете меня отречься от моего движения и идеи? Я не сделаю этого никогда. Я присягнул отдать жизнь за чистоту веры и святость и, если понадобится, сделаю это без сожаления. Господь есть единственный и истинный царь всех людей! Но фарисеи лицемерны и не способны оказать сопротивление усиливающемуся Риму. Кто поможет иудеям соблюдать святость и чистоту древних законов?! Отвечу: никто, кроме нас – зелотов и секариев. Мы освободим Галилею от поправших нашу свободу римских легионов. Римляне – наши враги. Их легионы поработили мир. Но Галилея рано или поздно будет свободной. Мы будем сопротивляться и поднимем на борьбу все народы.

– Пожалей отца, брат! – воскликнул Иосиф. – Посмотри на него. После того как он узнал твою тайну, он места себе не находит. Знай, я не буду осуждать тебя за то, что ты оступился и стал жестоким фанатиком, готовым за малейшую провинность отнимать дарованную Господом жизнь.

Симон прочел в глазах Иосифа сожаление и грусть. Так смотрит на несмышленого ребенка взрослый человек, который видит его ошибки и всем сердцем желает помочь.

– Ты? Да как ты можешь меня осуждать! – с иронией усмехнулся он. – Перестань лицемерить, Иосиф. Ты у фарисеев самый благочестивый послушник. Ты чтишь наши законы, но, как и остальные, покорился идолопоклонническому Риму. Почему ты не ропщешь против того, что Рим завоевал Галилею и попирает законные права иудеев? Потому что все, что происходит вокруг, ты принимаешь за дар Господа. Да ты просто ханжа! Ты готов подчиняться любому насилию, лишь бы тебя не трогали, и не способен бороться против завоевателей.

Да, я – зелот. Я – секарий! И никогда не стану ничьим рабом! Нельзя мириться с тем, что римляне и их вассал угнетают иудейский народ. Отец Ирода Антипы взошел на престол благодаря Риму. Разве не он казнил сорок пять членов синедриона? Не он ли мстил всем приверженцам Антигона и хасмонейской династии? Не он ли изгнал из страны многих знатных иудеев и членов синедриона, отняв у них имущество? Не он ли окружил себя греками и римлянами, раздав им важнейшие государственные должности? А Ирод Антипа, тетрарх, идет по стопам своего отца. Он также присягнул на верность римским завоевателям и этим попрал наши законы. Этот потомок эдомитов намеренно отстраняет иудеев от власти и управления страной. Он запятнал свое имя и наши древние законы кровосмешением: живет с женой брата. Ирода надо судить по заслугам! И именно мы, секарии, избавим нашу страну от правителя, завладевшего высшей властью с помощью римской диктатуры, предательства и обмана. И потом, с чего ты взял, Иосиф, что я боюсь твоего осуждения? Наш Господь милосерден и готов простить любое прегрешение. А нашими руками он карает людей за несоблюдение законов и идолопоклонничество.

Закончив свою пламенную речь, этот ревностный сторонник сопротивления всему римскому скрестил руки на груди и презрительно смотрел на притихшего Иосифа.

Тем временем старый рыбак, потрясенный речью сына, в ужасе схватил его за руку и воскликнул: