Зеркала

Шаг.

Один.

Не громкий, не тяжелый. Но точно в прихожей. С тем легким тянущимся эхом, которое бывает только на узком пространстве, где стенам есть от чего отразить звук.

Она села. Не помнила, как встала. Просто уже шла к двери спальни, держа руку на стене. Свет включать не хотелось. Она выглянула в коридор. Фонарики на зеркале были выключены. Это было невозможно. Она не выключала их. В темноте зеркало казалось черной дверью, которой в этом доме никогда не было.

Она щелкнула выключателем. Лампочка под потолком вспыхнула резким белым светом. Гирлянда загорелась сразу, все лампочки ровным сиянием. Но первые доли секунды, пока глаз еще не успел привыкнуть к свету, ей показалось, что в зеркале она видит совсем не свою прихожую. Что там глубже, чем тут. Что за первым слоем стен идет второй, темный, и в нем кто-то стоит.

Это ощущение ушло так же быстро, как пришло. Она сделала пару шагов к зеркалу. В отражении была она сама, бледная, с синяками под глазами, в растянутой футболке, и за спиной у нее закрытая дверь. Все замки на месте, цепочка висит. Все правильно, все как надо.

Она подошла ближе. Сколько раз уже она тут стояла, рассматривая свое блеклое лицо. Сколько раз сама себе говорила, что надо наладить сон, купить витамины, начать нормально питаться, разобраться со своим ментальным здоровьем. Сколько раз смотрела себе в глаза и не видела там ничего, кроме усталости.

Сейчас она увидела другое. Отражение на долю секунды не совпало с движением. Она подняла руку, а в зеркале рука чуть дернулась с опозданием. Как при плохой связи в видеозвонке. На секунду, меньше. Но этого хватило.

Она резко вдохнула. Холод из зеркала был таким плотным, что в голове на секунду потемнело. Ей показалось, что свет в прихожей стал плоским, как картонная декорация, а где то в глубине стекла медленно поворачивается воздух, собираясь в воронку. Она хотела отойти, сделать шаг назад, но тело не послушалось, как во сне, когда ноги становятся ватными, тяжелыми и неподъемными.

В отражении она стояла чуть ближе к зеркалу, чем в реальности, шея была наклонена под другим углом, волосы лежали аккуратнее, чем она их помнила. Эта чужая аккуратность почему то встревожила сильнее, чем любые звуки и шаги. Внутри вспыхнуло простое, почти детское желание: просто отвести глаза и не смотреть больше на это. Но взгляд уже лип к стеклу, как к нему иногда липнут пальцы.

Отражение смотрело прямо на нее. Чуть внимательнее, чем человек обычно смотрит на самого себя. Уголки губ в стекле едва заметно дрогнули и сложились в осторожную, почти вежливую улыбку. Так могут улыбаться не знакомому, а узнаваемому. Улыбка была такой слабой, что ее можно было бы списать на игру теней, если бы не ощущение, что улыбается не лицо, а само стекло.

На миг она почувствовала легкий толчок, как в лифте, который трогается вниз. Ничего вокруг не изменилось: та же прихожая, та же лампочка под потолком, те же фонарики над зеркалом. Только сердце вдруг оказалось где то в горле, а пальцы на ногах перестали ощущать пол, словно опора ушла на сантиметр вниз. Это чувство длилось совсем недолго, меньше секунды, как если бы она просто моргнула и на мгновение провалилась в темноту между вдохом и выдохом.

Ей даже показалось, что она действительно моргнула и все закончилось.

Она очнулась стоя. Это было страннее всего. Не было привычного ощущения тяжелого тела, которое валяется на диване или в кровати. Просто сразу стояла, босая, в своей прихожей. Только эта прихожая была какой то не той.

Гирлянда над зеркалом висела, но не горела. Все лампочки мертвые, матовые. Света не было вообще. Ни из спальни, ни из кухни. Лампочка под потолком не реагировала на выключатель. Тишина стояла такая, что звенело в ушах.

Она подошла к двери и попробовала замок. Рука сама туда потянулась, автоматическим движением. Замок не сдвинулся. Как будто был нарисован. Цепочка казалась настоящей, но пальцы соскальзывали как будто она мыло трогала, а не холодный металл. Она отдернула руку, вдохнула поглубже и повернулась к зеркалу.

В зеркале была ее квартира. Та самая, настоящая. В прихожей горел свет. Фонарики на зеркале мягко светились, переливались, как ей и хотелось. Из спальни тянулся теплый прямоугольник. На кровати лежала она. Ее же лицо. Ее же волосы. Ее же пижама. Мрак свернулся рядом, как черная запятая.

Она подошла ближе. В отражении ее "я" спала спокойно, даже слишком ровно, почти неподвижно. Потом дернулась, села. Посидела немного на краю кровати, как будто прислушиваясь к тишине. Она видела каждое движение, как в кино без звука. Фигура поднялась, прошла в коридор. Вышла к зеркалу. Стала перед ним.

Они оказались лицом к лицу.

Та, по эту сторону, ощутила, как по позвоночнику медленно ползет лед. Девушка в отражении выглядела, как она, но была какой то более гладкой. Лицо спокойное, глаза пустые, как будто в них убрали весь лишний шум, оставив только функцию. Она подняла руку, провела ладонью по волосам. Движение было привычным, но в нем не было ни капли жизни, только отрепетированный жест.

Потом отражение медленно улыбнулось. Уже не легкой полуулыбкой, а шире. Уголки губ поползли выше, чем надо, как будто кожу тянули невидимые пальцы.

Она поняла, что кричит, но звука не было. Зеркало, в котором теперь находилась она, не пропускало звук наружу.

Оболочка отвернулась и ушла в ванную. Через несколько секунд свет загорелся уже там. В зеркале прихожей было видно немного двери, но она все равно не могла отвести взгляд. Ей казалось, что если она сейчас моргнет, случится что-то еще хуже.

Оболочка вернулась, держа в руке красную помаду. Встала прямо напротив зеркала, развернула тюбик. Красный цвет показался абсурдно ярким, почти черным на том холодном белом свете, который всегда делают в ванных. Она медленно, не спеша начала обводить губы. Линия получалась ровной, очень аккуратной, как у тех женщин, которые всегда все делают правильно.

Потом подняла глаза.

Сейчас она смотрела не сквозь, а прямо в нее, вглубь, туда, где она стояла по другую сторону стекла. Взгляд был точным, прицельным, никакого расфокуса. Оболочка словно окончательно заметила ее, признала, что та существует.

И улыбнулась.

На этот раз губы не просто растянулись. Красная помада легла так, что улыбка стала чуть шире, чем позволяла анатомия, и на долю секунды показалось, что под кожей что-то шевельнулось, как у таракана, который лежит на спине и перебирает невозможными ногами.

Она попробовала отступить, но за спиной оказался не коридор, а черная стена, в которой не было ни двери, ни света. Зеркало перед ней было единственным окном в мир, куда она еще несколько недель назад шла с такими радужными ожиданиями. Теперь там жила другая.

Через неделю ее оболочка так же, как тысячи других людей, ехала утром в метро. Варежки зажаты в руках, на коленях сумка, в ушах наушники. Легкая красная помада на губах, практичный тональный крем, аккуратные стрелки. Ничего лишнего, идеально собранный облик офисного человека.

Рядом на сиденье устроилась девушка в светлой куртке, с яркими голубыми глазами и мягкой широкой улыбкой. Та самая. Та, что когда то ночью стояла у ее двери и не могла попасть "домой". Они сели рядом так, как садятся каждый день тысячи людей. Ноги параллельно, сумки между колен, плечи почти касаются.

Обе достали телефоны. Экраны вспыхнули одним и тем же холодным светом. Пальцы обеих начали листать ленту в одном и том же ритме.

Они не посмотрели друг на друга ни разу.

В окне вагона мелькали темные стены туннеля, и на какие то секунды стекло превращалось в зеркало. В этих коротких отражениях их лица выглядели немного иначе. Глаза там были глубже и темнее, чем следовало бы, а улыбки похожи на те, которые появляются у людей, которые наконец то нашли свое место.

В вагоне было тесно, но по ту сторону стекла было еще теснее.