Но Андре Северен уже не мог ничего ему ответить. Он был мертв.
Глава 4
Воронье
1. Из дневника Армана Лефера
Вновь я обмакиваю в чернила стальное перо, чтобы продолжить мой рассказ о странных событиях того странного дня. С чего же мне начать? С бледного лица Эдмонды Бретель? Но об этом я уже писал. Описать утренний завтрак, на котором впервые несколько мест оказались пустыми? Или боязливые косые взгляды и перешептывания слуг?
Да, пожалуй, начать следует с последнего.
За завтраком не произошло ровным счетом ничего заслуживающего внимания, и я удалился к себе – отрабатывать один удар, который мне никак не давался. Не прошло, однако, и пяти минут, как на пороге появилось постороннее лицо. Это был Антуан Лабиш, дворецкий.
– Можно поговорить с вами, месье? – спросил он.
Я не принадлежу к тем людям, которые считают, что лучшее в обращении с прислугой – ледяная надменность и едва скрываемое пренебрежение. Если я вижу, что имею дело с приличным человеком, я и обращаюсь с ним соответственно, но если слуга или служанка слишком многое себе позволяет, я немедленно ставлю его (или ее) на место. Что же до Антуана, то я уже давно решил для себя, что он принадлежит к первой категории. У него благородное лицо с орлиным профилем, обрамленное двумя полумесяцами бакенбард. Не знай вы о его профессии, вы бы почти наверняка приняли его за какого-нибудь герцога или потомка старинного рода. Впрочем, в наше время слуги все больше похожи на аристократов, а аристократы – на нашкодивших лакеев. Возможно, это следствие того, что они частенько меняются отцами. Последняя мысль, честно говоря, немало меня позабавила, но ради Антуана я поторопился согнать с лица улыбку. В сущности, он славный малый, и я не хотел бы, чтобы он плохо обо мне думал.
– Входите, Антуан, – сказал я. – О чем вы хотели поговорить со мной?
Дворецкий опасливо оглянулся, после чего шагнул в комнату и с тщательностью, немало меня озадачившей, затворил входную дверь.
– Среди прислуги ходят разные слухи, месье, – кашлянув, начал он. – Особенно после того, что произошло сегодня с мадам Бретель.
А-а, понятно. Стало быть, речь опять пойдет о привидениях.
– Граф Коломбье считает, что у нее не в меру разыгралось воображение, – заметил я.
Мне показалось, что Антуан колеблется.
– Дело в том, месье, – наконец проговорил он, – что это началось вовсе не сегодня. И даже не вчера.
Я положил шпагу и медленно подошел к креслу. Что, черт возьми, он имеет в виду?
– Садитесь, Антуан, – сказал я. – И расскажите мне то, что знаете.
Дворецкий не замедлил воспользоваться моим приглашением. Он опустился на стул возле меня и, подавшись вперед, едва различимым шепотом поведал мне о том, что уже несколько месяцев творится в замке. О том, что многие из прислуги слышат разные шумы, стуки и голоса, причем люди, вовсе не склонные к суевериям и тому подобным вещам.
– Поначалу, – шептал Лабиш, – я и сам полагал, что все это глупости. Ну, старое здание, может, ветер залетел в какую-то щель и шумит, а горничным кажется, что кто-то стонет. Но потом, – голос дворецкого упал до почти неслышного шепота, – однажды осенью я увидел в коридоре его.
– Кого? – прошептал и я, против воли завороженный его рассказом.
Антуан покачал головой.
– Я не знаю, месье. Он был в черном и скользил по полу, как тень. Как безмолвная темная тень. Лишь в одном я готов поклясться, хоть на Библии, – это не был кто-то из слуг или кто-то из тех, кто живет в замке. И, только между нами… я уверен, что он вообще был неживой.
– Значит, вы тоже его видели, – пробормотал я. – Как и Люсьен.
В глазах Антуана мелькнул страх. Нет, я не ошибся: именно страх.
– Не только видел, месье Лефер, – проговорил Лабиш. – Я еще и слышал его.
– Что вы слышали? – изумился я.
– Как он плачет. – Дворецкий облизнул пересохшие губы. – Это было ночью, месье. Я проснулся… и услышал ужасные звуки. – Рассказчик содрогнулся. – Он рыдал, как может рыдать только неприкаянная пр?оклятая душа. Ни одному человеку не под силу произвести такие звуки.
Я немного подумал.
– Может быть, лила слезы какая-нибудь служанка? Кто-то, чья комната располагается рядом с вашей?
Антуан решительно покачал головой.
– Нет, месье. После того как умерла моя жена, комната слева пустует. А справа ничего нет, там глухая стена.
Я откинулся на спинку кресла. Антуан пришел ко мне не просто так. Он надеялся, что, может быть, я сумею отыскать всему происходящему какое-нибудь рациональное объяснение, до которого не мог додуматься он сам. Ведь, что ни говори, старый дворецкий вовсе не отличался легковерием, и его не так-то легко было испугать. Однако он сидел передо мной, зажав руки между коленями, и в его лице плескался страх.
Что же происходит в замке, в самом деле?
– Ты говорил с графом о том, что слуги слышат и видят что-то непостижимое?
Антуан несколько раз моргнул.
– Нет, месье.
– А с графиней, конечно, говорить бесполезно. – Я потер подбородок. – Скажи, ты знаешь легенду о четырех замурованных тамплиерах?
Дворецкий кивнул:
– Да, месье, я ее слышал. Говорят, тамплиеры занимались в Иссервиле всякими делами, которые были неугодны богу. Некоторые не пожелали раскаяться, и тогда их замуровали в стене замка, когда король Филипп уничтожил орден.
– Думаешь, это они и есть? – напрямик спросил я.
– Если бы вы слышали, как он рыдает ночью, вы бы тоже в это поверили, – твердо ответил Антуан. – А кровавая надпись? Она ведь появилась не просто так.
– Пожалуй, – помедлив, согласился я. – И еще странное исчезновение судьи…
– Но судья никуда не исчез, – запротестовал дворецкий. – Кучер Альбер доложил мне, что на конюшне не хватает одной кареты. Значит, месье Фирмен просто отправился покататься…
Он хотел добавить еще что-то, но не успел. В коридоре послышались быстрые шаги, и в следующее мгновение дверь распахнулась. На пороге стояла смертельно бледная Матильда. Она запыхалась и прижала руки к груди.
– Господа, – умоляюще прошептала она, – господа… Я не знаю, что мне делать. Он мертв, о господи, он мертв! Его убили!
Мы с Антуаном и сами не заметили, как оказались на ногах.
– Кто мертв, мадемуазель? – пролепетал дворецкий. – О ком вы говорите?
Матильда в отчаянии заломила руки.
– Андре Северен, химик… Его застрелили!