Московский дневник

Данная книга охватывает двухмесячный период пребывания Беньямина в Москве середины 20-х годов. Холодная русская зима, снег, лед, дефицит, становление коммунистического строя, новая экономическая политика, еще пока малоэтажная застройка, храмы, музеи, расцветающая самоцензура среди населения - все это автор описывает на страницах своего дневника. Наряду с тем, на фоне этой, уже советской, действительности развиваются отношения Беньямина с его возлюбленной, её будущим мужем, деятелями искусства того времени и другими людьми. Очень любопытно наблюдать, как переплетается исторический антураж и абсолютно частная история одного конкретного человека, со всеми его чувствами, мыслями (как о великом, так и о чем-то своем, исключительно личном). Совокупность суровых внешних условий, в которые поставлен автор и он же главный герой этих дневников, и внутренней драмы, бессилия, разочарования, которыми буквально пронизаны строчки, вышедшие из-под его пера, производят довольно угнетающее впечатление.…Далее

Наверное, это одна из самых моих любимых книг из жанра автофикшн. В своем московском дневнике автор сравнивает Москву с крепостью, а самого Вальтера Беньямина можно сравнить с отчаянным рыцарем. Автор обращается к повседневности тихого и заснеженного города, где терпит любовную неудачу. Его состояние, на протяжении всего путешествия, напрямую зависит от Аси Лацис, его возлюбленной. В “Московском дневнике”, как ни в одном другом тексте Беньямина чувствуется неизбежность одиночества.

Дневник путешествия знаменитого немецкого культуролога в Москву: декабрь 1926 - январь 1927 оказались для Беньямина временем неудач в профессиональной и любовной жизни. В Москве его никто не знает, попытки устроиться немецким корреспондентом русской прессы оканчиваются провалом, любимая женщина (Ася Лацис) говорит ему, что он прошляпил свой шанс стать её мужем. Картины московской нищеты, холода, повальной "осторожности" в выражении собственного мнения (в послесловии Рыклин, удачно цитируя место из дневника, называет её "осторожность здесь") даются в мелочных, избыточных описаниях. Беньямин лишён голоса (он не знает русского), поэтому вынужден полагаться на зрение. В этой мелочности, вещности, в этом внимательном вслушивании (всматривании?) в язык вещного мира и раскрывается метод Беньямина, возможно, полнее, чем в его философских работах. Мне не хотелось бы писать в связи с дневником о сексуальности мысли Беньямина или о том, как в дневнике отражены темы его поздней философии, но о пол…Далее

Что бы вы делали в прошлом, если бы предоставилась возможность отправиться туда? Я говорю не о нашем прошлом, личном прошлом каждого присутствующего, а о том прошлом, ставшем коллективным достоянием. Куда бы вы отправились? Что бы вы там делали? Можно представить себя героем, вершащим историю и спасающим президентов, убивающим палачей, изобретающим прививку от чумы в Средневековой Европе. Деятельные люди будут деятельны в любом времени. Однако что можно взять с такого домоседа и ленивца, как я? О, я хотела бы отправиться в прошлое, чтобы просто там побыть. Как неверно наше представление о прошлом, как все зыбко и недоказуемо. И что есть прошлое или, говоря по другому, история? Высоколобые мужи не могут определить до сих пор, споря о том, что является историей, а что еще нет. Сошлись на среднем, что надо выждать поколение. Не очень-то твердая единица измерения. Вроде как за поколение вещи должны представать в другом ключе, становиться прозрачнее и яснее. Кажется, что все логично. Однако…Далее