Рассказы, военные песни сборника «Солнце и щит»

Властителям мира подобны,
Помазаны болью земной,
Вы будете править безмолвно
Всем сердцем державы родной.

И будет подобна державе
Та горстка земли в кулаке,
Что вы перед смертью держали
В своей охладевшей руке.

В обеих руках предстоит вам
Священные знаки беречь:
Держава покоится в левой,
В деснице – сверкающий меч.

На серые ваши колонны
Никто не посмеет напасть.
Душой повинуясь закону,
Вы примете тайную власть!

Тем временем солдаты достигли края озера и опустили носилки, прогибавшиеся под тяжестью пышных еловых венков, на землю. И как только вода наступала на побережье и касалась зеленых ветвей, мертвые солдаты поднимались со своих носилок и молча вступали в сумрачные ряды серых братьев. Теперь их, умерших в рождественскую ночь, можно было отличить от других товарищей лишь по еловым венцам, обвивавшим их мертвенно бледные виски. Однако как только песнь, изливавшаяся из глубин земли, умолкла, можно было снова ясно услышать скрытое от глаз журчание наполнявшихся водой источников. От этого у бедной женщины вновь стало невыносимо тяжело на сердце, а ее мальчика охватил такой непостижимый ужас, что он припал к ее коленям, ища защиты. Серый командир, не говоря ни слова, взял женщину за руку и увел прочь. Однако стоило ей обернуться, как она услышала позади себя непостижимо сладостные звуки и почувствовала, что водная гладь озера озарялась рассветом ярче и сильнее, чем когда-либо прежде. Над лучезарными волнами чистые души распевали свою песню:

У брата на могиле
Явилось чудо мне:
Две птицы там кружили
В небесной вышине.

Одна на серых крыльях,
Другая – как заря.
На тех холмах могильных
Бывал сегодня я.

У нежити крылатой
Поганые уста:
«Не станут домом брату
Враждебные места!»

Другая песнь привольна,
Прекрасна и чиста:
«Где брат уснул спокойно,
Священны те места!»

Прогнал я злую бестью
На сумрачных крылах.
«Твоя не смеет песня
Тревожить милый прах!»

Паек сухой и пресный
Надламываю я
Для странницы небесной,
Прекрасной, как заря.

Пускай дорогу знает,
Хоть путь сюда непрост,
Пускай она летает
На сумрачный погост.

Пусть голоса чужие
Нам не тревожат слух.
Мы в песнях наших живы,
И жив немецкий дух!

Январь взмахнул крылами,
Бесшумно падал снег.
А песенка над нами
Звенит из века в век…

«Прости меня за мою жестокость», – тихо попросил богатый крестьянин некоторое время спустя бедную женщину. «Я знаю, ты была у тайного короля в самом сердце земли. Я знаю это, потому что один из его серых посланников был у меня в эту ночь и рассказал мне обо всем. Отныне ты можешь жить вместе со своим сыном в доме твоего мужа. Я хочу отдать этот дом вам, чтобы бог не припомнил мне потом мое черствое сердце». Вслед за этим он взял бедную женщину и ее ребенка за руку и проводил обоих до самого порога их нового дома, чтобы они и впредь жили там и хранили хлеб и кубок для ребенка и его потомков, как хранят реликвии в благочестивом храме. Такова была воля тайного короля, стоявшего на посту в глубинах земли.

Лик Валленштейна

Перед лагерем генералиссимуса, который был разбит на командной высоте Старой Горы (прим. пер.: «Alter Berg»), невзирая на поздний час собралась группа старших офицеров. Все они были взволнованы. Несмотря на то, что даже громкие слова, заглушаемые сильным ветром, который с шумом раскачивал верхушки осенних деревьев, с трудом могли проникнуть через толстую и серую, как пыль, палаточную парусину, разговор вели тихо и прерывисто. Тяжелые, почерневшие от сотен дождливых ночей тросы, которыми палатка закреплялась на пнях и могучих еловых стволах, были туго натянуты и время от времени пронзительно скрипели с почти настойчивой периодичностью, натирая влажную древесину.

«Как бы сильно мне ни хотелось это знать, мы этого никогда не узнаем!»

Подполковник Ванглер бросил осуждающий взгляд на говорящего. «Ты слишком рано причисляешь мальчишку к мертвым, Бредов! Он сам нам все расскажет еще раз, если на то будет воля божья». Он замолчал и устремил взор в беспросветную тьму, туда, где над шатром развевалось знамя. Этот флаг в тот самый момент звонко ударился о влажный шест, на котором он был закреплен. Этот звук был весьма похож на короткий и резкий приступ смеха.

«Мальчишка держался молодцом, он заслужил такую смерть. Господи, пусть он не будет жить калекой!» – сказал в свою защиту полковник Бредов и гневно потер мизинцем свой колет (прим. пер.: куртка без рукавов из кожи, которую носили солдаты в целях защиты)

Что же так обеспокоило этих господ? Произошел инцидент, который мог иметь самые роковые последствия для императорского войска. Валленштейн за два часа до этого, по своему обыкновению, проводил полночный обход форпостов. Его сопровождали лишь полковник Мор фон Вальд и телохранитель по имени Франц. Когда они втроем пересекали лесную прогалину, произошло нечто неслыханное: мальчишка резким и на первый взгляд неуклюжим движением преграждает генералиссимусу дорогу и остается стоять перед ним. Мор фон Вальд не церемонится с юношей и ударяет его по плечу. «Вперед, болван!» Однако в этот момент Франц, неслышно вздохнув и накренившись назад, падает на колени. Когда генералиссимус подхватил падающего юношу и, склонившись над ним, посмотрел на него, он увидел, что по юному лицу ручьями течет багряная кровь. Вокруг по-прежнему царит безмолвная ночь.