– Забавно, – парень подался вперед, жадно вглядываясь с матовое покрытие ногтей. – Что это вообще?
– Шеллак, – мурлыкнула я. – Стойкая краска для ногтей.
– Краска? – Бог задумался. – А это разве не вредно?
Я замешкалась и с сомнением посмотрела на собственные руки.
– Знаешь, – наконец, проговорила я, – все зависит от самих ногтей. Некоторые могут испортиться и начать ломаться, когда другим все будет нипочём.
– Вот как, – медовые глаза заблестели, а по волосам пробежала более жаркая волна пламени. – Расскажи-ка мне поподробнее!
– Что, тоже накраситься хочешь? – усмехнулась я, и таинственные искры в его глазах подсказали, что мое предположение убежало не так уж и далеко от реальности. – Ну, даже не знаю, с чего начать, – я развеяла иллюзию, вернув обыкновенную ногтевую пластину, и начала вспоминать, попутно создавая маленькие картинки. – Сначала наносится специальное гелевое покрытие. Оно очень крепкое и помогает удержать ноготь от поломки, но вначале исполняет только функцию базы, – и, видя непонимание в глазах, добавила. – Это первый слой, на которой наносят основной лак.
– А какой у него состав? – полюбопытствовал Гио, и я рассмеялась.
– Думаешь, я знаю? – хмыкнула я. – Никогда не интересовалась.
– Жаль, – покачал парень головой. – Иначе мог бы попробовать создать что-то подобное.
– Серьезно? – я заинтересованно наклонила голову набок. – А зачем, если есть иллюзии? С ними даже проще.
– Более сильный маг запросто развеет твою иллюзию, а мне вообще приходится напрягаться, чтобы увидеть ее.
– Да? – расстроилась я, вспоминая уроки эльфов.
– Что дальше? – поторопил меня Бог, и я продолжила. – Поверх геля (или шеллака) накладывается пара слоев цветного лака, затем его покрывают еще одним слоем геля и сушат в специальной сушилке с ультрафиолетовым излучением. В других обстоятельствах он не застынет.
– А рисунок?
– Его рисуют поверх последнего слоя, – я вернула на ногти иллюзию и довольно взглянула на результат.
– А как стирают такой лак?
– Или спиливают, или заворачивают пальцы в фольгу, предварительно смочив вату в жидкости для снятия лака.
– А она не вредная?
– Да нет, – хмыкнула я. – Но и полезного в ней ничего нет.
– Забавно, очень забавно! – пораженно покачал головой Бог. – Что же у вас за мир такой интересный? А что еще есть?
– А что тебя интересует? – хитро прищурилась я.
– Что насчет музыки?
– О-о-о, – протянула я, оживившись, и в огненных глазах блеснуло предвкушение. – В моем мире огромное количество музыки, – я замешкалась, не зная, как передать словами то, что я хотела рассказать, и робко спросила. – А ты можешь заглянуть в мои мысли?
– А можно? – заметно оживился Гио, и я напряглась, надеясь, что он не полезет, куда не надо. Заметив тень на моем лице, парень поспешно проговорил. – Я просто последую за тем, что ты хочешь показать мне. Обещаю!
– Хорошо, – я улыбнулась, и мне самой стало интересно, что же из этого получится. – Что делать?
– А ничего, – огненный продолжал улыбаться. – Просто думай о том, что хочешь показать.
Медовые глаза блеснули, и меня начало затягивать в их пламенную глубину. С усилием приведя себя в чувство, я опустила веки, и мысли скользнули в прошлое. Для писателей представить что-то, словно наяву, не было проблемой. Только закрыв глаза, я погрузилась в мир собственного воображения, раскрашивая пространство ярчайшими красками, какие только существовали в природе, но были они ярче, насыщеннее, гуще, великолепнее! Все ожило перед глазами, заиграло и заискрилось, мысли потекли бурной рекой, кружась вокруг картинок, изображений и фотографий. За долю секунды через меня протекло столько информации, что я скорее почувствовала, чем услышала восхищенный вздох Гио. А потом включилась музыка. Я просто вспомнила какой-то мотив, как он вдруг ожил и окружил со всех сторон. Слова, мелодия – все прошло сквозь меня, играя в глубине души, и я улыбнулась, наслаждаясь такими любимыми песнями.
– «А танцы? – раздались слова прямо в голове. – Покажи мне ваши танцы!».
И я вспомнила все, что знала о танцах. Мелькнули воспоминая о вальсе и ему подобных, танго и сальсе, румбе, балете и даже о простых зажигательных вечеринках, и именно это заинтересовало Бога больше всего. Выходил он из моего сознания с сияющими глазами, даже пламя ярче пылало в его волосах.
– Невероятно! – выдохнул он. – Твой мир удивителен! Столько музыки, столько танцев, столько эмоций! Как бы я хотел услышать и увидеть все это наяву!
Я развела руками в стороны и улыбнулась.
– Но я рад, что смог заглянуть в твои воспоминания, – Бог слегка заискрился и, ойкнув, погасил сияние. – Спасибо вам за вечер! – он встал, по очереди одарив нас с Даром внимательным взглядом. – К сожалению, мне пора, но, возможно, мы еще увидимся, – подмигнув, он растворился в всполохах пламени, и пространство словно выцвело. Ушел бархатный уют, исчезло душевное тепло, и я поежилась от пронизывающего ветра, вдруг ворвавшегося на поляну.
– Потрясающий чел… Бог, – выдохнула я, и эльф усмехнулся.
– Боги – странные создания. Никогда не знаешь, что у них на уме.
– Но Гио невероятный, ты же согласен? – я слегка дернула парня за рукав, и тот хохотнул.
– Пламени легко втереться в доверие. Смертные души слишком уж тянутся ко всему теплому, настоящему и искреннему. Ты же заметила, как изменилось пространство вокруг него?
– О да, – широкая улыбка осветила мое лицо. – Хочу еще раз его встретить! Он такой… такой…
– Живой, – подсказал Дариэль, и я воскликнула:
– Да!
– Только помни, что он все же Бог, бессмертная сущность. Как бы не сгореть в его Пламени.
Я моргнула, приходя в себя, и уверенно улыбнулась:
– Все будет хорошо!
– На все воля случая…
***
Разлепив по утру глаза, я недовольно потянулась, разминая затекшие за ночь мышцы. Все-таки ночевки в лесу – это нечто, я никогда к ним не привыкну! Понятие палаток в этом мире, видимо, не существовало, и спали мы в импровизированных спальниках, представляющих собой два утепленных полотна, одно из которых было наполнено чем-то вроде ортопедической пены. Не думаю, что местные ученые могли изобрести подобный материал, но был он точно таким же мягким и эластичным. Однако мне все равно было неудобно. Я, дитя современности, привыкла к теплу и комфорту, а тут же даже мягкая пена не могла скрыть иной раз неровности земли, что уж говорить про одеяло, которое так и норовил сдуть вредный ветерок. Да и сама ночевка на открытом воздухе была еще тем удовольствием. Лес вокруг и тишина, нарушаемая ночными звуками: то зверь какой завопит, то листья зашумят, то ветка хрустнет, то орда насекомых атакует. И это при том, что я сразу никогда не засыпаю! В общем, кошмар!
А утром еще и умыться негде. Как же я скучала по своей личной купальне во дворце Повелителя, по мягким полотенцам, теплым полам, вкусным завтракам… здесь же об этом можно было только мечтать! С утра встал, скатал в рулон спальник, умылся ледяной водой из ручья, от которой едва зубы не сводит, пожевал что-нибудь безвкусное, запрыгнул в седло и вновь в небо.
Размышления прервало противное жужжание, и Дариэль чертыхнулся сквозь зубы.
– Ринэль, щит! – раздался отрывистый приказ, и я, не тратя время на расспросы, испугано окутала нас полупрозрачной защитой.
– Что такое? – спросила, наконец. – Что за звуки?