Князь Барятинский. Ближний Круг

– Костя, – пробормотал мужчина. – Костя, прошу, выслушай…

Он напрасно старался. Я понятия не имел, кто такой Костя.

Теперь я уже знал, к чему стремлюсь, и рванулся снова, на этот раз верно рассчитав приложение сил.

Ремень с треском порвался, я сел на алтаре. Схватился за другой ремень, удерживающий ноги.

И тут послышался стук. Кто-то колотил в, судя по звуку, обитую железом деревянную дверь – она находилась у меня за спиной. Да ещё и кричал женским голосом, только вот слов было не разобрать.

В тот миг, когда я разорвал второй ремень, за спиной как будто взорвалась ручная граната.

Я, вместо того чтобы кинуться на старика, скатился с алтаря на пол и уставился в дымящийся проём, из которого вылетела искорёженная дверь.

По ступенькам быстро сбежала, придерживая юбки, молодая женщина. За ней, как ни странно, не было роты солдат, так что складывалось впечатление, будто дверь вынесла она сама.

– Что тут происходит?! – закричала женщина, глядя то на меня, то на старика, которого я хоть и оставил сзади, но старался не выпускать из периферического зрения. – Что ты делаешь, дядя?!

– Ниночка… – дрожащим голосом сказал старик. – Я всё тебе объясню. Вам. Вам обоим… Костя…

Теперь не было никаких сомнений, что он обращается ко мне.

– Я не Костя, – сказал я. И поднялся на ноги.

– Прошу прощения… – пробормотал старик. – Ты… Вы не хотели бы прилечь?

Женщина, старик. Ни оружия, ни агрессии. Что за подвал? Что за фарс со мной происходит? И… кто я?!

Я посмотрел вниз. На мне были одни лишь трусы, и те – не мои. Белые, из тонкого полотна, с вышитой шёлком монограммой «КБ». Впрочем, тело тоже было явно не моё. Ни одного шрама. С рук и ног как будто убрали мышцы, и теперь руки дрожали после невероятного для них напряжения – разорванного кожаного ремня. А следом подкосились и ноги.

Я успел сделать шаг, не упал – но для этого пришлось привалиться к алтарю. Выдохнул:

– Возможно…

Мужчина и женщина приблизились ко мне, как к невзорвавшейся бомбе. И вдруг раздался третий голос, от той же двери:

– Ой, Нина Романовна, что это случилось с дверью? Хотите, чтобы я слесаря позвала?

– Иди к себе, Китти! – крикнула, не оборачиваясь, женщина. – Оставь нас, это – семейное дело!

– Слушаюсь! – пискнуло в ответ, и до меня донесся удаляющийся топот бегущих ног.

Две женщины, одна из которых может вынести капитальную дверь, не помяв платья. Старик, который называет меня Костей. И то существо, которое я уничтожил, прорываясь к этому телу.

Что-то начинало вставать на свои места…

Глава 1. Семья

Место, где я очутился, производило впечатление древнего особняка. «Древними» дома бывают в двух смыслах: в хорошем и плохом. В хорошем смысле – это богатые дома, в которые регулярно вливаются деньги. Они поражают роскошью и великолепием, не чуждо им и удобство.

В плохом смысле – это скрипящие, разваливающиеся на части лачуги, которые можно только снести и выстроить взамен что-то поприличнее.

Особняк, в который меня занесло непонятно каким ветром, находился где-то в середине пути от хорошего смысла к плохому. На высоких окнах ещё висели бархатные шторы с золотой бахромой, но бахрома и бархат уже помутнели, а стёкла покрылись пылью. Полы ещё не скрипели под ногами, но видно было, что их давно не натирали, и деревянные плитки зашоркались, разбухли от влаги.

Всё это я машинально отмечал, пока Нина Романовна вела меня в «мою» комнату, поддерживая под руку, чтобы не упал. Я не то чтобы был слаб, просто… «надел» это тело и ещё не успел с ним освоиться. От непривычных ощущений голова кружилась так, будто я хапнул чистого кислорода после пары месяцев в промышленном секторе.

К тому же не так-то просто принять, что вся твоя прошлая жизнь закончилась. Нет ни твоих достижений, ни побед, ни друзей, ни врагов, ни даже тела. Осталась лишь память – которая, наверное, вскоре тоже развеется, не найдя, на что опереться.

«Моя» комната оказалась такой огромной, что кровать стояла посередине. Как будто грузчики, устав, бросили её там, где остановились. Я понимал, что это, наверное, вариант нормы здесь, но внутри всё напряглось от чувства протеста.

Я не привык – так. Не привык быть открытым со всех сторон. Если я ложусь спать, за спиной у меня должна быть стена – надёжная, как боевой товарищ. Но это я решу после, когда лягу спать. Пока мне всего лишь необходимо отдохнуть.

Однако едва я присел на кровать, как до меня дошёл один неприятный факт. Я сидел перед дамой в одних трусах. Можно было бы, конечно, завернуться в одеяло, но я вдруг резко перестал чувствовать себя уставшим.

– Где… – начал было я.

– Это будет нелегко принять, – перебил меня старик. – Ты покинул свой мир и покинул его навеки. Сейчас ты находишься в иной вселенной.

Он замолчал, пытливо вглядываясь в меня, ожидая реакции на своё заявление. Я кивнул так же, как кивнул бы в ответ на какой-нибудь малозначительный доклад от адъютанта, и начал снова:

– Где моя одежда? Или мне придётся добыть её в бою? Как тут у вас заведено?

Кажется, ни старик, ни девушка не поняли, что я не шутил. Может быть, оно и к лучшему. Пусть пока не знают, что за чудовище призвали на свои головы.

– Пижама. – Нина Романовна, указав на стул рядом с кроватью, внезапно всхлипнула и, достав откуда-то платок, промокнула глаза. Что, у меня настолько грустная пижама?..

Я развернул белое подобие куртки с широкими рукавами, такие же широкие штаны. Ну, для начала – уже неплохо. Лучше, чем расхаживать голым, да к тому же – в женском обществе.

– Так кто вы такие и зачем мне нужны? – спросил я, натягивая пижамные штаны.

– Мы – твоя семья, – дрогнувшим голосом произнесла Нина Романовна. С непонятной надеждой посмотрела на меня.

А я мысленно повторил произнесенное ею слово.

Семья.

Это было… странно.

Своих родителей я не знал. Вырос в приюте, как многие мои ровесники, зачатые и рождённые по федеральной демографической программе. По достижении четырнадцати лет я должен был встать к производственному конвейеру или отправиться на сельскохозяйственные работы. Если бы мне повезло, к тридцати годам сумел бы накопить денег на первый взнос по ипотеке. Возможно, даже жениться… Но я никогда не ждал милостей от судьбы.

Я бежал из приюта, когда мне было десять. Год спустя присоединился к подпольщикам. В пятнадцать лет, после смерти командира, возглавил один из отрядов Сопротивления. А в двадцать два года получил прозвище Капитан Чейн.

– Что ж, рад познакомиться, – медленно произнес я. – Даже не знаю, как правильно по этикету в такой ситуации – представиться самому, или подождать, пока представитесь вы?

– Тебя зовут Костя, – с нажимом сказал старик. Несмотря на годы – крепкий, осанистый, с идеально прямой спиной. – Чем скорее ты привыкнешь к новому имени и забудешь старое, тем лучше.

– Я не намерен забывать старое имя, – отрезал я, завязывая штаны. – То, что я оказался здесь, не означает, что готов забыть своё прошлое.

Старик и женщина переглянулись. Кажется, я что-то сказал не так.