Его глаза потемнели. И он явно что-то обдумывал. Это пугало меня. Нельзя допустить, чтобы демон передумал! Наконец, поколебавшись, он заговорил:
– Что если я перекуплю твой контракт? Уберу проклятье. Смягчу его почти до мизерного ущерба.
Отпрянула от него, подскакивая с его колен.
– Это незаконно, Дантэ! Разве ты сам не обязан сдаться в таком случае? Ты каратель!
– Никто не узнает, Марисоль! Никакой печати. Больше никакой тьмы! Я пойду на это ради тебя! Если ты останешься со мной!
Горько рассмеялась. Снова сделка. Снова условия! Он встал и схватил меня за плечи:
– Ты будешь жить! Вечно! И без побочного эффекта в виде чудовища, требующего своей кровавой жатвы.
– И ублажать тебя пока не надоем, так? – покачала головой, вырываясь из его рук. – Как ты не понимаешь?! Я хочу умереть, Данталиан! Хочу! Я это заслужила!
– За то, что убивала против своей воли? Ты в этом не виновата, Мэри. Ты светлая ведьма! Если бы не проклятье, ты была бы не способна обидеть и мухи.
Пристально рассматривала его. Дантэ был так уверен в своей правоте! Со вздохом вернулась на шезлонг, села и обхватила свои колени руками, положив голову на них, поворачиваясь щекой. Ощущая, как слезы потекли из глаз. Душу жгло от воспоминаний. Говорить о них не хотелось, но как иначе убедить его?
– Знаешь, почему я пошла на это? Чтобы спасти своего отца и всю деревню, в которой жила. Долорес угрожала им. И мне пришлось согласиться, ещё не понимая, на что обрекаю себя. Когда мы провели обряд и во мне поселился монстр… не знала, что мне делать. Надо было уйти сразу! Подальше от тех, кого любила. Но мне казалось, что я неплохо справляюсь. Постоянно носила перчатки и никого не касалась. Сдерживалась, как могла. Но потом заболела.
– Ты должна убивать, иначе… – заговорил демон, но я продолжила, перебивая его.
– Да, должна, – подтвердила. – Но тогда мне ещё не было об этом известно. Мне казалось, что побеждаю зло. Но это было не так. Далеко не так. Я мучилась лихорадкой и сводящим с ума голодом, Дантэ. Но об этом никто не догадывался. И… Однажды я проснулась, а все они были мертвы. Мой отец! Мой родной отец, которого так любила! Все, кто жил там. Я убила их всех и даже почти не помнила об этом. Чудовище от голода полностью захватило контроль. Моя так называемая жертва была напрасной. У меня оставались родственники в соседней деревне, но как могла пойти к ним? Ни за что! Потом… я пыталась покончить с собой! Чего только не делала! Как-то пришла в один город, объявила себя ведьмой и меня сожгли! Было так больно, но на следующее утро я проснулась на помойке, куда отнесли моё выжженное практически дотла тело, посчитав, что хоронить ведьму нельзя. И на мне не было ни царапинки! Мне отрубали голову, топили, пытали до смерти.
Воспоминания заполнили мой разум, но вскинув голову, поднялась с шезлонга и подошла к застывшему от моих слов демону.
– Пойми! Моё проклятье это не вечный голод чудовища! Не только! Но и бессмертие! Я хочу умереть так сильно, что готова умолять тебя о смерти, Данталиан!
Схватила его за руки и заглянула в чёрные глаза, полные печали.
– Прошу тебя! Убей! Убей меня! Я прошу тебя об этом, как о самой великой милости, которую кто-либо может для меня сделать! Мой свет еле жив, Дантэ! У меня почти не осталось сил бороться с тьмой.
– Марисоль… – Данталиан тихо произнёс моё имя, с тоской разглядывая меня.
– Я не требую чего-то особенного, – с грустью улыбнулась, сквозь так и текущие слёзы. – Это твой долг. Обещай мне, что сделаешь это!
– Марисоль, – он отрицательно покачал головой. – Я понимаю, что ты чувствуешь, но…
– Нет, тут и не может быть никаких «но», Дантэ! – воскликнула с горячностью, идущей от уставшего сердца. – Ты обязан найти того, с кем я заключила контракт и уничтожить его.
– Мне надо всё обдумать, Мэри, – Данталиан упрямо поджал губы.
– У тебя ещё есть пара дней, – я невесело рассмеялась. – Но предупреждаю сразу, если ты не пойдёшь на это… если оставишь меня в живых, то никогда не увидишь меня. Поверь, моих способностей хватит, чтобы исчезнуть навсегда. А раз так? То нет и резона сохранять мне жизнь.
– Звучит как угроза, Марисоль, – холодно заметил демон, начиная злиться.
– Это не угроза! – покачала головой с усмешкой, чувствуя, как высыхают слёзы. – Это факт. Ты хочешь, чтобы я продолжала трахаться с тобой, возомнив меня своей собственностью, не так ли? Для этого и хочешь перекупить мой контракт. Заиметь себе рабыню, обязанную тебе всем. Так вот… этого не будет.
Холодностью его взгляда можно было заморозить, но мне не было до этого дела. Если надо разозлить его или умолять… я это сделаю. Сделаю всё, чтобы он выполнил свой долг.
Данталиан сделал шаг по направлению ко мне, схватил за волосы и запрокинул мою голову назад.
– Запомни, Марисоль. Навсегда запомни! Ты принадлежишь мне. И только мне решать как, где и сколько ты будешь жить!
– Будь ты проклят! – прорычала, пытаясь вырваться.
– Уже! – выдохнул Дантэ и наклонился, впиваясь в мои губы.
Глава 31
– Так тяжело и горько, когда тебе в лицо швыряют твои же лучшие намерения и доброту!
– Не стоит оправдывать себя. Это не более чем эгоизм с твоей стороны!
Данталиан
Терзая губы Марисоль жёстким, грубоватым поцелуем, я злился. Злился потому что… она права. Права во всём. Но смириться с её потерей? Не желаю и не хочу! Ещё никогда так сильно не радовался собственному эгоизму.
Подхватил её за талию и в два шага оказался рядом с кроватью, укладывая девушку туда, не отрываясь от её губ. Со стоном накрывая маленькое, хрупкое тело своим. Прижимаясь так сильно, что почувствовал биение её сердечка, которое, как и моё, ускорило свой ритм, погружая нас в чертоги страсти. Туда, где нет места размышлениям и угрызениям совести. Только наш мир, где отсутствует кто-либо кроме нас, творящих собственную магию. Магию, затмевающую всё остальное. Столь важное ещё пару минут назад и столь незначительное сейчас.
Как? Как можно добровольно отказаться от этого? С каждым разом становился всё более зависимым от неё. Не отпущу! Никогда не отпущу! Марисоль считает, что я думаю, что она моя собственность? Пусть так. Демоны не созданы для любви. Мы не ангелы, которые дарят всем это светлое чувство, как пасхальные кролики свои чёртовы яйца. Но зато в нас есть инстинкты. И мои говорят мне о том, что если упущу Мэри, то пожалею об этом.
Покрывал её лицо поцелуями, яростно и безжалостно разрывая на ней футболку и скудное нижнее бельё, чтобы ничего не мешало мне любоваться ей! Чтобы спуститься вниз и припасть к белоснежной груди, ощущая под губами стук её сердца. Или моего? Сложно было понять, когда в голове в такт ему, как набатом, стучало слово «моя». Марисоль отвечала мне с диким огнём, бегущим по её венам. Так отчаянно выгибаясь навстречу моему рту. Умоляя… нет, требуя большего! Как она это делает? Один её стон и у меня начинала кружиться голова. Неужели Мэри так сильно хочет отказаться от этого? Отказаться от меня? Ни за что!
Как она может с таким упрямством и целеустремлённостью идти на смерть? Даже несмотря на всё то, что ей пришлось пережить. Мне этого не понять. В ней столько жизни. Пламени, в котором я горю.
Одно то, с какой отзывчивостью поддаётся моим ласкам! Мне страшно признаться себе в том, что разлучаясь с ней, с нетерпением жду следующей встречи. Желаю её. Думаю только о ней. Безумие! Неужели нет выхода? Быть такого не может! Снова поднялся наверх, сливаясь с ней языками в замысловатом эротическом танце. Как мне мало её! Всегда будет мало!
Она сама потянулась к моей рубашке, разрывая её с треском, а затем к ремню, расстёгивая его и снова поднимая ладони к животу, впиваясь в напряжённый пресс ногтями. До боли… до отчаяния!
Я перелёг на спину и осторожно посадил девушку на себя. Обхватывая ладонями её груди и поглаживая нежную кожу. Наблюдать за её искренней реакцией на это простое действие было таким наслаждением. Не было фальши или притворства. Только чистые искренние эмоции. От моих прикосновений соски Марисоль затвердели, превращаясь в сморщенные вишенки, которые так хотел облизать, помня её божественный вкус, от воспоминания о котором пересохло во рту. Она застонала, когда с силой сжал сосок большим и указательным пальцами и, приподнявшись, исполнил своё желание, обхватывая его горячим ртом. Смакуя и слушая, как божественную рапсодию, стон, сорвавшийся с коралловых губ. Мэри начала двигаться на мне, потираясь о мой член, скользя по всей его длине. Дразня не меньше, чем её обнажённое тело. Ощущения от этого балансировали на грани между болью и… удовольствием.
Хотелось, чтобы это длилось вечно. И в то же время не мог дождаться, когда же окажусь в ней. Утону в её сладости.
Марисоль опустила свои руки вниз и высвободила меня на свободу, самолично направляя в своё лоно. Начиная медленно двигаться. Побуждая меня схватить её за бёдра, ускориться и отдаться во власть этому извечному ритму, ведущему нас к удовлетворению. Но она не позволила мне, схватив меня за плечи и откинув назад.
Оставалось только пожирать её глазами, когда Мэри поднималась и опускалась, обхватывая меня как вторая кожа. Постепенно забывая обо всём и отдаваясь своим чувствам без остатка. Мог бы смотреть на это вечно! Её лицо, искажённое чистейшим наслаждением без каких-либо примесей.
Только одна мысль где-то в глубине сознания не давала покоя – о том, что Марисоль хочет убежать. От реальности. От жизни. От меня! Неужели не понимает, что неправа? Что, отказываясь от этого, совершает большую ошибку? Дело ведь не только в страсти, столь ярко полыхающей между нами. Мне нравилась эта девушка. Её сильный ироничный характер. Где-то очень умна, где-то наивна в своём стремлении спасти кого сможет. Любой ценой.
Как побороть ту нежность, которой не должно быть в сердце? Если она уже там и уходить не хочет. Как и сама Марисоль, занявшая прочное место в моих мыслях.
Неожиданно девушка вскрикнула, а я не мог отвести взгляда от Мэри, понимая, что, кажется, теряю себя в ней. Растворяюсь и боюсь её потерять. Как это произошло? Как случилось, что для меня нет никого дороже этой странной ведьмы?
И так ли это важно? Когда она обмякла в моих руках, падая мне на грудь, обнял её, стискивая изо всех сил, но помня о том, какая Марисоль хрупкая.
Я так и не кончил, отвлёкшись на горькие мысли. Но впервые в жизни мне было это не нужно, потому что понимание того, что это сделала она… используя моё тело, доставило мне удовольствие большее, чем всё остальное.