Лесной царь

жребий твой.

Быть может, селянин с почтенной
сединою
Так будет о тебе пришельцу говорить:
«Он часто по утрам встречался здесь
со мною,
Когда спешил на холм зарю
предупредить.

Там в полдень он сидел под
дремлющею ивой,
Поднявшей из земли косматый корень
свой;
Там часто, в горести беспечной,
молчаливой,
Лежал, задумавшись, над светлою
рекой;

Нередко ввечеру, скитаясь меж
кустами, —
Когда мы с поля шли и в роще
соловей
Свистал вечерню песнь, – он
томными очами
Уныло следовал за тихою зарей.

Прискорбный, сумрачный, с главою
наклонённой,
Он часто уходил в дубраву слезы лить,
Как странник, родины, друзей, всего
лишённый,
Которому ничем души не усладить.

Взошла заря – но он с зарею
не являлся,
Ни к иве, ни на холм, ни в лес
не приходил;
Опять заря взошла – нигде он
не встречался;
Мой взор его искал – искал —
не находил.

Наутро пение мы слышим гробовое…
Несчастного несут в могилу положить.
Приблизься, прочитай надгробие
простое,
Что память доброго слезой
благословить».

Здесь пепел юноши безвременно
сокрыли,
Что слава, счастие, не знал он
в мире сём.
Но музы от него лица не отвратили,
И меланхолии печать была на нём.

Он кроток сердцем был, чувствителен
душою —
Чувствительным творец награду
положил.
Дарил несчастных он —
чем только мог – слезою;
В награду от творца он друга получил.

Прохожий, помолись над этою
могилой;
Он в ней нашёл приют от всех земных
тревог;
Здесь всё оставил он, что в нём
греховно было,
С надеждою, что жив его
спаситель-бог.

Рыбак

Бежит волна, шумит волна!
Задумчив, над рекой
Сидит рыбак; душа полна
Прохладной тишиной.
Сидит он час, сидит другой;
Вдруг шум в волнах притих.
И влажною всплыла главой
Красавица из них.

Глядит она, поет она:
«Зачем ты мой народ
Манишь, влечешь с родного дна
В кипучий жар из вод?
Ах! если б знал, как рыбкой жить
Привольно в глубине,
Не стал бы ты себя томить
На знойной вышине.

Не часто ль солнце образ свой
Купает в лоне вод?
Не свежей ли горит красой
Его из них исход?
Не с ними ли свод неба слит
Прохладно-голубой?