– Но она все же еще моя, я ее никому не уступлю! – уперся Кирюшка.
– Молчать, холоп!
Это был тот же безапелляционный, повелительный тон, что и у его отца. Кирюшка примолк и злыми глазами следил только за тем, как Илюша с помощью веревки осторожно притянул к себе обвитый ею пучок осоки и принялся выщипывать из пучка травку за травкой. Чтобы облегчить брату задачу, Юрий опустил в воду грузило – увесистый камень, после чего лодку уже не уносило теченьем. Не прошло пяти минут, как веревка была освобождена от сдерживавших ее трав.
Рыба рванула было опять в сторону, но Илюша по примеру брата принялся «водить» ее. Сам он был как в лихорадке, щеки у него пылали, глаза горели, руки тряслись. Но обмотанную вокруг кулака веревку он держал крепко, и когда, наконец, замучил рыбу, то, не давая ей уже опомниться, стал вытаскивать веревку обеими руками. Рыба снова забилась как бешеная.
– Уйдет, ей-Богу, уйдет! – залепетал Илюша, полный надежды и страха.
Он напряг последние силы, и вот над водой показалась огромная щучья пасть, вся усаженная иглами бесчисленных зубов. Неизвестно еще, удалось ли бы ему одному втащить в лодку это страшилище, в котором потом оказалось до полупуда весу. Но Юрий перегнулся через борт и схватил щуку обеими руками. Хотя она вслед за тем и вырвалась у него опять из рук, но упала уже не обратно в воду, а в лодку. Тут на нее навалился Кирюшка и придавил ее коленом.
Юрий перегнулся через борт и схватил щуку обеими руками
– Зубов-то, зубов полон рот! – говорил он. – Ну, матушка, давай-ка сюда крючок.
Он полез рукой в открытую щучью пасть, но в тот же миг пасть защелкнулась, и Кирюшка заревел благим матом:
– Ах, подлая!
И он нажал на щуку коленом с таким уже остервенением, что выдавил у нее внутренности. Зато пасть ее опять раскрылась, и он мог высвободить руку.
– Какой ты, однако, злющий, Кирюшка! – укорил его Илюша.
– А ты, небось, так и дал бы съесть себя? – огрызнулся тот, обсасывая свои окровавленные пальцы.
Глава шестая
Беглец
– Эй вы, рыболовы! – донесся тут зычный окрик.
Все трое обернулись – и зажмурились: восходившее только что из-за излучины речки солнце брызнуло им в глаза своими ослепительными лучами. Заслонившись рукой от нестерпимого блеска, они различили на противоположном берегу несколько человек ратных людей.
– Вам чего, братцы? – откликнулся Юрий.
– Не видали ль вы тут по берегу прохожего, бродяги?
– Бродяги! Может, и беглого разбойника?
– Может, и так.
– А зовут его Осипом Шмелем?
– Да ты-то, сударик, отколе имя его знаешь?
– Из государева указа. Вчерась привез его к нам на усадьбу ярыжка разбойного приказа.
– Да уж как мы его, дурня, потом напугали! – подхватил, смеясь, Кирюшка.
– Так это вы, что ли, в лесу напали на него?
– Знамо, мы. С пьяных глаз он нас, верно, тоже за разбойников принял. То-то смехоты было!
– Ай, озорники! А мы вот из-за вас тут всю ночь напролет рыскай.
– Знать, боярские дети, что с них возьмешь! – проворчал другой ратник. – Что ж, искать нам еще того Шмеля, аль оставить?
– Как оставишь, коли велено обшарить всю округу? – отвечал сердито первый ратник. – На этой-то стороне ему негде схорониться, мало лесу. А что, сударики, – отнесся он опять к боярчонкам, – на ту сторону как нам ближе перебраться?
– Версты две выше по речке будет мельница, – объяснил Юрий, – там и мост.
– Найдем, спасибо.
И ратники удалились. Мальчики со смехом стали опять вспоминать разные подробности про труса-ярыжку, когда в береговых кустах послышался вдруг подозрительный шорох.
– Чу! Это что? – насторожился Илюша. – Точно человек сквозь кусты пробирается.
– Алибо корова! – подтрунил Кирюшка. – Страсти какие!
– Ч-ш-щ-ш! Тебе все бы только зубоскалить, а как повстречался бы с настоящим разбойником лицом к лицу, так сам дал бы тягу.
– Кто? Я-то!
– Да, ты. От воробья убежишь… Слышите? Вон опять… Что, Юрий, не посмотреть ли нам в кустах на всяк случай?
– Да, надо будет. Терпеть не могу, когда этак от дела отрывают! Что же, причаливай, Кирюшка.
Сам Юрий вынул из воды грузило, а когда лодка пристала к берегу, он с веслом в руках первым поспешил в кусты: Кирюшка с другим веслом – вслед за ним. Илюша наскоро еще привязывал лодку, как услышал снова повелительный голос Юрия:
– Сдавайся! Все равно, брат, ведь уже не уйдешь.
Полминуты спустя и Илюша был на месте действия. Среди кустарника полулежал на земле ражий мужик. Одна нога его была в лапте, другая просто в онуче, и онуча была насквозь пропитана запекшейся кровью. Поврежденная нога, очевидно, не давала беглецу уйти. Но сдаваться этак сразу двум отрокам, хотя бы и вооруженным веслами, он не был намерен: в руке у него блестел длинный нож, а возбужденные черты лица дышали отчаянной решимостью.
В руке у него блестел длинный нож
– Идите своей дорогой! – пыхтел он, окидывая обоих свирепым взглядом затравленного волка.
– Коли ты мирный человек, так мы тебя пальцем не тронем, – отвечал Юрий. – Но кто ты такой? Говори.
– Стану я всякому мальчишке ответ держать!
– А я скажу тебе, кто ты: ты – разбойник Осип Шмель, из шайки Стеньки Разина.
– Николи я ни о каком Осипе Шмеле, ни о шайке Стеньки Разина и слыхом не слыхал.
– Кого ты, любезный, морочишь? Сейчас ведь только подслушал, как ратники нас о тебе спрашивали. Да и приметы у тебя все те же, что показаны в государевом указе: волосы черные, лицо смуглое…
– Мало ли кто черен и смугл из лица!