Морозко

Все в пуху, все в серебре да злате:
Ель и дуб, береза и осина!
Что ты, старый, вдруг захныкал?
Трогай! А не то!.. Да ну! Быстрее!»
Не посмел старик жене перечить,
Рукавом глаза отер, вздохнул лишь
И пустился с дочкой в путь-дорогу.
Поглядел: сидит в одной косынке,
Посинела, бедная, от стужи,
Сжалился, хотел прикрыть попонкой, –
Побоялся, молча отвернулся.
Долго ли так ехал, коротко ли,
Наконец добрался и до чащи,
Своротил с дороги в глубь лесную,
Да, забравшись в самую трущобу,
Вывалил бездомную, как мусор,
На сугроб, и ну, скорее
Сам домой поехал без оглядки,
Чтоб не видеть дочериной смерти.

На снегу сидит она, трясется,
Про себя тихонько что-то шепчет.
Вдруг прислушалась: недалёко
Затрещали, защелкали сучья.
По деревьям прыгает Морозко,
Прыгает да скачет ближе, ближе,
Очутился на той самой ели,
Под которой девица сидела,
Говорит с усмешкою ей сверху:
«Что, моя красавица, тепло ли?»
Посмотрела: у, какой косматый!
Весь в снегу да в ледяных сосульках!
Только красный нос в лице и виден,
Да зрачки, что уголья, сверкают.

Собралась тут с духом, отвечала:
«А спасибо, батюшка Морозко!
У природы все тепло: и жар, и холод».
Ниже стал спускаться к ней Морозко,
Пуще, чаще затрещал, защелкал:
«Что, моя голубушка, тепло ли?»
Девица дух еле переводит,
А в ответ:
«Тепло, тепло, родимый!
Испытанье послано мне, грешной».

Он на самый нижний сук спустился,
Под ушком ей затрещал, защелкал:
«Все еще, красавица, тепло ли?»
Девица совсем окоченела,
Но в ответ чуть слышно прошептала:
«Ой, тепло, Морозушко, голубчик!»
Припугнуть хотел ее Морозко,
Заморозить, но ответ разумный
По душе ему пришелся, видно:
Пожалел ее он и окутал,
Отогрел собольей мягкой шубой.
Поутру старуха мужа гонит:
«Поезжай-ка, муж, за молодою,
Да смотри мне, привези живою!»

Он запряг лошадку да поехал,
А старуха с вечера уж тесто замесила,
Да с зарею печку истопила:
Принялася печь блины – поминки
По немилой падчерице справить.

Вдруг звенит веселый колокольчик,
Скрипнули ворота, настежь двери,
И несут сундук большой, тяжелый,
А за сундуком идет невеста,
Падчерица Маша – да живая,
В дорогой фате, в собольей шубе –
Словно красно солнышко сияет!
Как ее увидела старуха –
Только руки врозь, глазам не верит:
«Ты откуда?» – «От Морозки, мама:
Стар он, не хотел на мне жениться,
Но, должно быть, все же полюбилась,
Оделил меня фатой и шубой,
Дал вот и сундук, приданым полный».

«Эй, старик, бери-ка дочь Параху.
Да вези скорей на то же место:
Он ее не так еще уважит!»
Вот повез старик и дочь Параху,
Высадил на том же самом месте.
На снегу сидит, поджавши ножки,
В подвенечном дорогом уборе
Да в шубейке новая невеста.
И в шубейке руки ознобило,
Спрятала их в пазуху Параха.
Стал мороз уж подирать по коже.
«Ишь ты леший!», – заворчала девка:
«Тут за ним пожалуй околеешь.
Чу! Не он ли едет с колокольцем?
Погоди ж уже ты!»

Из далёка затрещали, защелкали сучья,
С елочки на елочку Морозко