Кто первый запел колыбельную песню

Эхо вторит песне леса и чуть слышно гудит-гудит…

Никогда песня леса не обретёт покоя, никогда не замолкнет. Гордые зоркие орлы не унесут со своим клёкотом всех её непонятных слов к синим тучам. Мрачные вороны, закружившиеся в ненастный день над лесом, не унесут её слов в мрачные ущелья гор. Птицы певчие не перельют её непонятных слов в хрустальные звенящие трели своих мелодий… Вечно будет гудеть песнь леса, пока не умрут вековые ели и сосны, и не поникнут поверженными белостволые берёзы и серые осины с вечно дрожащими листочками…

Не умрёт песня леса, не смолкнет её мелодия и всё будет носиться и гудеть-гудеть…

Переймёт песню леса чуткое гулкое эхо и загудит-загудит…

* * *

В ненастную осеннюю ночь родилась она, первая колыбельная песня…

Родилась вместе с ним, с новым древом страдания, с новым человеком, кого прокляли в утробе матери.

Покинутая, одинокая мать-страдалица подслушала ту песню в ненастную осеннюю ночь. Лежала она в лесу, в холодной каменной пещере и ждала, когда явится он, любимый ребёнок. Как тёмная ночь притаилась в холодной пещере будущая мать и ждала, когда взойдёт солнце ясное.

А лес хмурился и гудел. Чёрные ели стояли у входа в пещеру и точно сторожили брошенную, проклятую мать. Гудели ели, покачивая верхушками, и часто в вое бури доносился зловещий крик ночной птицы… То был крик мрачного, ненастного неба.

Гудели высокие сосны на склоне горы «Благодать»… И часто в вое бури слышался протяжный, жуткий вой шакала… То был крик злобного, голодного зверя, крик земли…

Гудели берёзы и осины в тёмной глубокой балке, и вместе с воем в пещеру доносились пугающие голоса ночи… То был стон пустынного леса.

И ему вторил человеческий стон в холодной и мрачной пещере… То был стон земли… Стон земли, рождающий новое древо страданий, нового человека.

Стояла холодная земля, а тёмные, ненастные тучи проносились над её челом и уносили в страну света и счастья шелест листвы нового древа страданий, плач нового человека…