Мужик не ухнет, сова не съест. Иронический хоррор

Такой ерунды раньше не было. Не став спорить, я заполнил пустую графу в журнале и, чтобы размяться, пешком побежал к себе на шестой этаж.

Лестницы без решёток выглядели осиротевшими, пустыми и слегка зловещими. Если смотреть под правильным углом, то за счет высоких потолков кажется, что ступени не поворачивают, а бегут вниз одной сплошной бетонной дорожкой.

Я всё ждал, что на ступеньках меня встретит сидящий на кортах «щайтан» и спросит: «слышь, кальян закурить жи-есть?». Но ни на лестнице, ни в коридоре шестого этажа, ни в самой лаборатории никаких шайтанов обнаружено не было. Трудо-вые-будни текли размеренно, в ритме щелчков старой клавиатуры и попискивания центрального процессора.

Через полчаса заглянул охранник. Спросил, всё ли у меня нормально. Я только пожал плечами, не зная, где искать потенциальный источник ненормальности. Разве что в триста двадцать седьмой строчке года, на которую компилятор упорно ругался.

Буркнув под нос «ну-ну», секьюрити вышел из лаборатории, покинул этаж и запер за собой тяжёлую дверь выхода. На противоположной лестнице то же самое сделал его коллега. Что ни говори, а инструкции по обеспечению безопасности жутко неоптимальные. Пока эти двое ходят по этажам и закрывают двери, грабители могут проникнуть в холл, обезвредить третьего охранника и на лифте добраться в любую лабораторию. Правда, они вряд ли найдут, чем здесь поживиться. Кого нынче удивишь мощным компьютером? Даже если дотащишь эту махину до удивляемого.

Последние шаги стихли в отдалении. КПМ погрузился в привычную тишину. Когда я нашёл, что не нравится компилятору в триста двадцать седьмой строчке, было уже далеко за полночь.

Мозг, привыкший к позвякиванию висячих замков, накопил достаточно разностного сигнала, чтобы начать возмущаться. Тишина давила на барабанные перепонки изнутри, требуя скормить ей какой-нибудь звук. Но теплоизоляция и новая облицовка лишили лестницы их главного обитателя: сквозняка. Работать в такой обстановке было невозможно.

Но, как сказал один набожный попугай, «Изя, бог услышал наши молитвы». Кто-то тихо пробежал по ближайшей ко мне лестнице. Пробежал аккуратно, не желая выдавать себя. Этот легкий топоток не предназначался для моего слуха. Простое везение, что улитка во внутреннем ухе изголодалась по акустическим виноградным лозам.

Я вылез из почётного сисадминского кресла и, прихватив сигареты, поплёлся к выходу. Если это охранник делает плановый обход (или оббежку), то он выпустит меня, стрельнет сигу, и мы поболтаем минут пять на лестничной площадке, дымя в потолок. Хотя я уже тогда начал сомневаться, что это охранник. Сомнения окрепли, когда тот же топоток донесся с противоположной лестницы.

Я дернулся было к новому источнику шума, но топот раздавался теперь с двух сторон одновременно. Он то стихал где-то на уровне третьего этажа, то медленно приближался, оставаясь относительно тихим. Затем, замерев около девятого, рвался вниз, ускоряясь и усиливаясь, чтобы снова замереть внизу.

Перед глазами сразу же возникла живописная картина. Два здоровых лба поднимаются на верхний этаж, третий лоб даёт им по рации команду «марш!», и охранники бегут наперегонки вниз. Уж не знаю, на спор, на щелбаны или на поход в ближайший круглосуточный ларек за закуской. Я нашёл их соревнование забавным и хихикнул. Нервно, напряженно, подкоркой чувствуя подвох во всём этом забеге. Пустая коробка коридора превратила мой смешок в громовой закадровый смех, неестественно громкий и неуместный.

Топоток остановился у дверей. С двух лестниц. Одновременно. Если можно чувствовать чужой взгляд, то почему нельзя чувствовать чужой слух? Лестничные марафонцы вслушиваются, ловят каждое колебание воздуха. Ну что ж, ловите.

Хлопок в ладоши – и замкнутый коридорный резонатор отработал как надо. Акустические волны опрокинули зазевавшихся бегунов. В буквальном смысле. Они бросились вниз, стуча по ступенькам вдвое чаще и с переменной сильной долей. Как будто прямоходящее существо вынуждено было внезапно опуститься на четвереньки.

Я вызвал лифт, чтобы уехать вниз и попросить охранников не прикалываться так. Да, психика упорно хотела верить, что это заскучавшие секьюрити решили устроить глобальный розыгрыш. И эта слепая вера в рациональную картину мира заставила меня поехать на лифте не вниз, а на восьмой этаж.

Двери кабины выпустили меня в коридор кафедры оптимального управления. Тишина. Обманчивая тишина. Каких-то две минуты (или три, или пять, или двадцать?), и с нижних этажей стали осторожно подниматься наверх. Этаж топоток преодолевал по одной лестнице, этаж – по другой. Особо не церемонясь, я подкрался к одной из дверей и громко хлопнул в нужный момент. Судя по грохоту, некто кубарем полетел по ступенькам. Или их было несколько? Сказать было трудно. С первого раза. Ещё!

Лифт отвёз меня на третий этаж, но ночной бегун решил взять тайм-аут. Прогулка по П-образной коробке помогла привести мозги в порядок. Здравый смысл подсказывал… Да в жопу здравый смысл! Учёный я или тварь суеверная?! Как мне удалось в первый раз привлечь внимание бегуна (бегунов)? Смешком. Изображать человека, который смеётся, настроения не было. И я ухнул, как ухают совы в мультиках. Угу! – вот так, только тихо и хрипло.

Успех. Снизу к запертым дверям поспешили шаги. Топающих конечностей стало больше. По лестничной клетке металась сумма как минимум шести разных ритмов. Все шестеро сгрудились около ближайшего ко мне выхода. Кто-то из них, похоже, слегка стукнулся лбом о дверь, не рассчитав тормозной путь. Теперь я понимаю, что мне стоило бы испугаться, но ситуация меня явно забавляла. Досчитав мысленно до трёх, я хлопнул. Топающая братия бросилась наутек: кто вниз, кто вверх, кто по противоположной лестнице (как, Карл?!).