Бетховен. Биографический этюд

В конце того же месяца, 28 апреля 1800 года, состоялся другой интересный концерт: Иоганн Штих, известный под именем Пунто, после многолетних концертных поездок по Европе, из Парижа, через Мюнхен, приехал в Вену; как виртуоз на валторне Пунто не имел себе соперников, и дружеские отношения, установившиеся между ним и Бетховеном, по достоинству были оценены композитором, охотно пользовавшимся указаниями и советами подобных авторитетов. Пунто сам проявлял попытки к сочинению и издавал свои произведения, весьма посредственные. Для Пунто Бетховен написал наскоро сонату ор. 17; она уже была упомянута в объявлениях о концерте 28 апреля, когда композитор принялся за работу; ко дню концерта партия валторны была написана, но для фортепиано были сделаны лишь наброски, послужившие базисом для импровизированного аккомпанемента. Соната настолько понравилась публике, что «несмотря на недавнее распоряжение о запрещении громких аплодисментов и bis-ов в придворном театре, соната была повторена вся по настоятельному требованию слушателей».

Вскоре после исполнения первой симфонии и септуора они были изданы Хофмейстером в Лейпциге.

Выдающийся талантливый композитор и дирижер Хофмейстер познакомился с Бетховеном вскоре по приезде последнего в Вену; в 1799 году он предпринял артистическую поездку и застрял в Лейпциге, где вместе с придворным органистом короля саксонского, Амвросием Кюнелем, основал музыкально-издательскую фирму, существующую по настоящее время и известную с 1814 года под названием «фирмы Петерса». Молодая фирма обратилась к Бетховену с предложением издать его новые произведения, что послужило поводом к интересной переписке между композитором и издателем.

Плодовитость Бетховена за последние годы XVIII века была чрезвычайная; кроме потребности в деньгах для удовлетворения обычных расходов, композитор искал материальных средств, которыми надеялся прельстить небогатых родителей Джульетты, вместе с тем ряд сердечных мук, душевных потрясений искал выхода в сотнях страниц, в тысячах тактов, а первые успехи виртуоза и композитора поощряли его к работе. Ряд писем к издателю Хофмейстеру дает нам довольно яркую картину отношений автора и издателя к этим произведениям. Здесь мы встречаем переговоры относительно печатания «большой симфонии для полного оркестра» (№ 1, С-dur, ор. 21), «большой сонаты» (ор. 28), получившей прозвище «Лебедь», балета «Прометей» (ор. 43), двух концертов (ор. 15 и ор. 19); в этих же письмах находим намек на возможность контрафакции септета, находящегося у императрицы австрийской в рукописи; нелестный отзыв о руководителях, основанной в 1797 году, Allgemeine Muzik-Zeitung, которые названы «лейпцигскими быками»; насмешку над дилетантом-композитором д-ром Венцелем Мюллером, которому подражает барон Лихтенштейн, известный в свое время певец, писатель, композитор, директор театров и камер-юнкер; намек на скверное издание Молло квартетов ор. 18, и наконец, ряд обычных шуток и острот Бетховена, например относительно облигатных партий. Если какие-либо инструменты не могут быть заменены иными, то автор делает в партитуре указание, заключающееся в надписи над партией соответствующего инструмента – obligato (обязательно); шутя, играя словами, Бетховен невольно признается здесь в одной из реформ, совершенных его могучим гением: «он не в состоянии писать необязательного», все, написанное им, должно быть сыграно в точности; исполнителям не предоставлено права изменять или заменять чего-либо в партитуре; обычные в доброе старое время указания ad libitum и a piacere становятся неуместными, нарушающими намерение автора и с начала XIX века так же редко появляются в музыке инструментальной, как и вставные рулады и целые сцены в операх; гений автора проявляется ныне в партитуре вполне самостоятельно, не взывая к прихоти исполнителей; величайший индивидуалист в музыке с первых своих шагов провозгласил основное требование индивидуализма, лежащего в основании всего дальнейшего развития искусства.

Из приводимых здесь писем к Хофмейстеру видно, что через шесть месяцев после установления дружественно-деловых отношений композитор, возбужденный незначительным подозрением издателя, относится к последнему враждебно, обращается с обидными колкостями, а затем, по выяснении недоразумения, спустя еще шесть месяцев, восстанавливает приятельские сношения с «собратом по Аполлону».

Вена, 15 декабря 1800 г.

Дорогой собрат!

На запрос ваш собирался уже неоднократно ответить, но в писании писем я ужасно ленив, вследствие чего долго приходится ожидать, пока я вместо нот начинаю писать сухие буквы. Наконец, решился я требование ваше удовлетворить. Pro primo следует заметить, что, к сожалению, вы, дорогой мой собрат по музыкальному искусству, ничего не сообщили мне раньше, чтобы я мог продать вам свои квартеты, равно как и множество других пьес, мною уже проданных. Но если почтеннейший собрат так же добросовестен, как и некоторые другие почтенные живодеры, которые нас, бедных композиторов, немилосердно терзают, то вы уж сумейте, при появлении других произведений моих, извлечь из них себе пользу. – Итак, укажу вкратце, что можете получить от меня:

1) Septett per il violino, viola, violoncello, contrabass, clarinetto, сото, fagotto; tutti obligati (необязательного я вовсе не в состоянии писать и потому даже на свет я появился с обязательным аккомпанементом). Septett этот имел большой успех. Для более частого исполнения можно было бы партии духовых инструментов, а именно: fagotto, clarinetto и сото тринспонировать для violine, viole и violoncello;

2) большую симфонию для полного оркестра;

3) концерт для фортепиано, который я, впрочем, не выдаю за один из лучших, равно как и другой концерт, который появится здесь у Молло (к сведению лейпцигских рецензентов). Лучшие же произведения приберегу, пока лично совершу поездку. Тем не менее выколачивание двух упомянутых концертов не заставит вас краснеть;

4) большую Sonate solo для фортепиано.

Это все, что в настоящую минуту в состоянии я прислать; несколько позже можете получить квинтет для струнных инструментов; быть может, также несколько квартетов и еще другие пьесы, которых не имею теперь при себе. Когда будете мне отвечать, то можете сами назначить и цены, а так как вы не еврей и не итальянец, и я, в свою очередь, не принадлежу к этим нациям, то уж мы сойдемся. Прощайте, дорогой собрат, и примите уверение в уважении

вашего собрата Л. в. Бетховена.

Вена, 15 (или что-то в этом роде) января 1801 г.

Любезнейший собрат и друг, письмо ваше прочел я с большим удовольствием. Сердечно благодарен вам за доброе слово обо мне и о моих произведениях; надеюсь чаще удостаиваться такого отзыва. Прошу вас передать также г-ну К. мою глубокую благодарность за его внимание и дружеское отношение. Затеи ваши меня также радуют, и если произведения искусства могут принести доход, то я желал бы, чтобы этим пользовались скорее истинные художники, чем простые торгаши.

Желание ваше издать сочинения Себастьяна Баха доставило мне несказанную радость; высокое и великое искусство этого праотца гармонии вызывает во мне сердечное волнение, и я желал бы поскорее видеть осуществление вашего предприятия. Надеюсь, как только получим радостную весть о прекращении войны, сколько-нибудь помочь вам, собрав здесь подписчиков. Что касается наших дел, то, согласно выраженному вами желанию, я готов служить вам. На этот раз предлагаю вам следующие вещи: септет (о котором я уже писал вам) – 20 дукатов, симфония – 20 дук., концерт – 10 дук., большую сонату: аллегро, адажио, менуэт, рондо – 20 дук.; соната эта, любезнейший господин собрат, очень удачная! Теперь нам необходимо объясниться. Вас, может быть, удивляет, что я не делаю никакой разницы между сонатой, септетом и симфонией. Но дело в том, что септет или симфония не находят такого большого сбыта, как соната, хотя симфония, бесспорно, имеет более значения (NB. Септет состоит из коротенького вступительного адажио; затем следует аллегро, адажио, менуэт, анданте с вариациями, менуэт, опять коротенькое вступительное адажио и – засим – престо). Концерт ценю я только в 10 дук., ибо, как я уже упомянул, не считаю его одним из лучших. Не думаю, чтобы цены эти, в общем, показались вам чрезмерными. По крайней мере я старался, насколько возможно, умерить их для вас. Что касается перевода денег, то, так как вы предоставляете это моему усмотрению, можете его направить чрез Геймюллера или Шюллера. Вся сумма за все четыре сочинения составит, таким образом, 70 дукатов; других монет, кроме венских дукатов, я не понимаю; поэтому сколько это составляет ваших золотых талеров, меня совершенно не касается, тем более что я, признаться, весьма плохой коммерсант и такой же плохой счетчик.

Таким образом, считаю поконченным это тягостное дело. Называю я его так потому, что мне хотелось бы, чтобы повсюду был принят совершенно иной порядок. Следовало бы иметь на весь мир только один магазин искусства, в который всякий автор относил бы свои произведения и получал бы там то, что ему нужно. Ныне же приходится еще быть отчасти торгашом. И как к этому приноровиться, ах, Господи! – Вот это-то называю я тягостным! – Что касается лейпцигских быков, так пусть себе болтают; они своей болтовней, наверное, так же никого не обессмертят, как и не лишат бессмертия того, кому оно предназначено Аполлоном. Да хранит Бог вас и близких вам.

С некоторых пор чувствую себя скверно, так что мне трудновато писать ноты, а гораздо легче – буквы. Надеюсь, еще часто придется уверять друг друга в вашей ко мне дружбе и в искренности

вашего собрата и друга Л. в. Бетховена.

В ожидании скорого ответа – прощайте.

Вена, 22-го апреля 1801 г.

Вы имеете немалое основание быть мною недовольным. Извинение мое заключается в том, что я был болен и, вдобавок, слишком занят, так что не мог даже вспомнить о том, что следовало вам послать. К тому же, единственное, быть может, что есть во мне гениального, заключается в том, что вещи мои не всегда находятся в порядке, и что только я сам могу в них разобраться. Так, например, фортепианная партия концерта в партитуре мною, по привычке, не помещена, и я сделал это только теперь; вследствие такой поспешности вы получите ее написанною моим собственным, не особенно разборчивым почерком.

Для того, чтобы сочинения, по возможности, шли в должном порядке, следует:

Соло-сонату пометить – ор. 22,

Симфонию – ор. 21,

Септет – ор. 20,

Концерт – ор.19.

Заглавия же вскорости вам вышлю.

На издание произведений Иоганна Себастьяна Баха запишите меня подписчиком, а также князя Лихновского. Переложение сонат Моцарта на квартеты сделает вам честь и, наверное, принесет прибыль. Желал бы оказать в этом деле побольше содействия, но я человек беспорядочный и, несмотря на лучшие намерения, все забываю; однако я уже говорил об этом кое-где и встретил всеобщие симпатии. Было бы прекрасно, если бы вы, господин собрат, при издании септета аранжировали его также для флейты, например в виде квинтета; таким образом оказана была бы услуга любителям флейты, которые меня уже просили об этом и, подобно насекомым, начали бы кишеть вокруг него и питаться им. О себе могу еще сказать, что написал балет, в котором, однако, балетмейстер, со своей стороны, не особенно отличился. Барон фон Лихтенштейн также одарил нас произведением, совершенно не соответствующим отзывам, почерпнутым нами из газет о его гении. Это опять может служить подтверждением правильности газетных отзывов. По-видимому, барон избрал себе г-на Мюллера идеалом для шутовской роли в театре марионеток, но даже до него не в силах возвыситься. – И при таких славных обстоятельствах должны здесь мы, несчастные, прозябать. – Поспешите же, любезный собрат, поскорее познакомить свет с этими произведениями и сообщите вскорости: не потерял ли я своими промахами вашего доверия на будущее время. Вашему сотоварищу Кюнелю всего лучшего. Впредь все будет высылаться исправно и быстро. Засим будьте здоровы и любите вашего друга и собрата Бетховена.

Вена, июнь 1801 г.

Меня, право, немного удивило то, что, по вашему поручению, было передано мне здешним вашим поверенным; я готов прийти в негодование при мысли, что вы считаете меня способным на такую скверную шутку. Иное дело, если бы я продавал свои сочинения одним алчным торгашам и при этом делал бы еще втайне другие спекуляции; но чтобы артист поступал так с артистом – это для меня уж слишком. Вся эта история, по-видимому, либо полнейшая выдумка, с целью испытать меня, или же – одно лишь предположение. Во всяком случае, сим могу уверить вас, что, до высылки вам септета, послал я таковой г. Саломону в Лондоне (для исполнения в его концерте, по дружбе), но с оговоркою: позаботиться, чтобы септет этот не попал в чужие руки, потому что я намерен издать его в Германии, о чем, если найдете необходимым, можете сами у него справиться. Но чтобы дать вам еще доказательство моей честности, сим удостоверяю, что септет, концерт, симфонию и сонату я никому на свете не продавал, кроме вас, гг. Хофмейстера и Кюнеля, и что вы произведения эти можете считать своею исключительною и законною собственностью, в чем ручаюсь своею честью. Настоящим удостоверением можете воспользоваться по своему усмотрению. Впрочем, что Саломон способен был на такую скверную выходку, т. е. издал септет, представляется настолько же невозможным, как и то, что я ему продал его. Я настолько добросовестен, что даже отказал многим издателям, обратившимся ко мне относительно фортепианного переложения септета, не зная вовсе, пожелаете ли вы сами воспользоваться им. При сем прилагаю обещанные заглавия моих произведений.

Concert pour le piano-forte avec deux violons, violo,

basse et violoncelle, une flute, deux oboes, deux cors, deux fagots,

composd et dedie a Monsieur Charles Nikle uoble

de Nikelsberg Conseiller aulique de sa Majestd

Impdriale et Bvyale par louis van Beethoven Oeuvre 19.

Septette

ponr un violon, viole, violoncelle, contre basse, un cors, une clarinette,

un fagot

Compose et dedie

a Sa Majestd l’imperatrice et Reine

par louis van Beethoven

Oeuvre 20.

Grande sinphonie aves deux violons, viole, violohcell et contre basse, deux

flutes, deux oboe, deux cors, deux fagots, deux clarines et tymbales

composee et dediee

a son altesse serenissime

maximilien francois

Prince Royl d’hongrie et de Boheme