Генрика

Он прав, но в разгаре пир в честь взятия неприступной «Скалы Согдианы». «Не будь расторопной стража, умри Александр – не пала бы крепость, не было пира, и…» – задумался царь и потерял ход мысли – взгляд выхватил в широте увлеченного пиршеством зала, обнаженные плечи одной из пленниц.

– Её! – указал он пальцем.

– Али Рокшанек, дочь… – с почтением доложили царю, царь отмахнулся:

– Неважно, чья дочь!

Стража вострила уши, зная непредсказуемость женской руки. «Завтра, – гадала стража, впечатленная красотой свежевыбранной девушки, – или же послезавтра, получим на растерзание?» Должна получить: пленница – та же скифянка, дикарка, из тех, что могут убить человека, и даже царя, не признав его власти. Стража напрасно вострила уши…

Он поставил в тупик соратников, стражу и мудрецов, смутил Гефестиона. Александр напомнил о том, что он смертный и заявил о любви. Не осуждая вслух высочайшей воли, однако, в царском кругу сочли неприемлемым имя избранницы, и на другой день Али Рокшанек проснулась Роксаной – невестой царя.

Свита признала: такая свадьба – правильный политический шаг Александра. А скифы, персы и варвары высоко оценили выдержку, честь и желание Двурогого Искандера сохранить человеческий облик. Любовь добивается большего, чем беспощадный меч: мир воцарился в захваченных землях и Александр, свита и войско, предались удовольствиям. Восходила к зениту пора процветания. Лишь Спитамен, непримиримый враг, бросал тень на поляну всеобщего благополучия…

Мир из мешка Детаферна

– Я принёс тебе мир, повелитель! – заявил Детаферн и расправил мешок.

– Зачем приносить мне то, что я завоюю сам?

– Это не то… – Детаферн стушевался.

– Мир в мешке! – усмешка скривила губы Александра Великого. – Но, – указал он жестом ладони вверх, – показывай…

Волнуясь, Детаферн запустил в мешок непослушные руки, и вынул оттуда персидский башлык. Затем, держа за волнистые волосы, высоко, выше глаз, поднял голову, мертвым лицом обернув к Александру.

– Кто это? – спросил Александр.

– Спитамен!

– Ты прав… – помолчав в смятении, признал Александр, -Прекрасная голова!

– Щит Дария меркнет в тени головы Спитамена, царь! – с отвагой солдата заявил Детаферн.

Отвага, ему несвойственная, взыграла лишь потому, что он видел смятение Александра, но царь не одернул.

– Он искал встречи со мной, – взял себя в руки Александр Великий, и церемонно обратился к мертвой голове, – рад встрече! Жаль, – обвел взглядом круг очевидцев, – не смогу эту голову долго возить как прекрасный трофей, как щит Дария… Лисипп!

– Я здесь, Александр! – отозвался великий скульптор.

– Сможешь вылить из бронзы такую же точно?

– Сделаю точно такую!

– Значит, он больше тебе не грозит – отвернувшись, спросила Роксана.

– Как? – ответил, смеясь Александр, – Без головы?

Видя, что она не смеется, признался:

– Спитамен – не хитрый лис Дарий. Отважный, доблестный, умный – самый яркий огонь в тьме моих врагов. Он боролся со мной до конца, и остался верным своей борьбе и народу, за который страдал. Последний, но первый из тех, кто нанес поражение мне. Лучшие полководцы: Менедем, Каран и сам Андромах – разбиты им.

Александр притянул гибкий стан Роксаны, обнял и закрыл глаза, ожидая касания губ на своей щеке.

– Не сейчас, – отстранилась Роксана, – прости…

Не развеял бесчувственный ветер слова Спитамена о встрече. Встретились. И надежды умерли… Упала на плечи тень одиноко парящего в небе хищника. «Я справедлив…» – говорил Спитамен, обещая – Рокшанек получит всё, до самого края земли, пограничного с небом.

Взгляд, скользнувший за тенью парящей птицы, наткнулся на спину идущего прочь человека: великий скульптор нес в мастерскую мешок с головой Спитамена…*(*Мраморная «Голова умирающего перса в башлыке», ныне хранится в Риме, в музее Термы)

Детаферн получил свою долю славы и денег за то, в окровавленном, груботканном мешке принес мир. Обрюзгший, мелкий умом хитрец, он – полная противоположность Александру. Царь царей – дитя спартанского воспитания. Личную храбрость воина и проницательный, гибкий ум полководца, знал и ценил в Александре каждый солдат его армии. Равный с солдатом перед холодом смерти и пламенем битвы, Александр делил с рядовыми все: от ночлега в палатке, в плаще под открытым небом, до тризны. Он знал всех поименно в своем многосоттысячном войске. Равный, он все-таки был среди равных лучшим! За это его любили, в этом был ключ к победе.

Не воин, но великий царь

Гефестион был первым из тех, кто стал падать ниц перед царским троном. Это был трон великого Дария, которому персы, от приближенного, до последнего, падая ниц, целовали ноги.

Александр, занявший высокое кресло великого перса, мог бы одернуть: «Дружище, Гефестион, поднимись. Я не перс, а мы, воины – кровные братья. Мы оба равны перед богом и солнцем!» Но не одернул. Жест почитания Гефестиона был добровольным, царю понравился, и новая церемония стала священным долгом.

Не был бы первым Гефестион, если бы не Роксана…

На празднествах, пиршествах, переходящих из одного в другое, нескончаемых после гибели Спитамена, Александр восседал на троне, где до него восседал персидский царь Дарий. И ему, как Дарию, персидские сановники, сограждане Роксаны, целовали ногу. Роксана нашла в этом несправедливость.

– Почему же тебе Александр Великий, – спросила Роксана, – не кланяются твои македонцы? Разве все македонцы избранники богов? Только ты – единственный сын бога. Если они не станут тебе поклоняться, то один из них захочет захватить твое место.

Не был бы первым в поклонах Гефестион, если бы не Роксана, которую он полюбил непорочной и страстной любовью брата. Любовью смертного к привлекательной юной богине, земной от рождения. В пол-ногтя мизинца не было и не может быть поползновений к телесной любовной связи, да только желания, мысли, капризы прекрасной Роксаны, священны для Гефестиона…

Александр ответил Роксане, что он среди равных, равный, Гефестион знал, что все так, но он слышал… Роксана сказала, и Гефестион первым, за ним все другие греки и македонцы стали падать ниц перед Александром по персидскому способу и обычаям.

Он ведь не знал, что смертью врага Спитамена обрезан лучик любви в душе бывшей Али Рокшанек. В пустоте горьким мёдом бродили желания: пол-мира, весь мир у ног, и, конечно, царские почести. Что оставалось красивой женщине с опустевшим сердцем…

***

«Уже не воин, но великий царь…» – горько усмехнулся Каллисфен, наблюдая падение греков и македонян к стопам царя Александра.

Каллисфен, племянник Аристотеля – в числе самых близких из приближенных к царю. Гражданская честь и просвещенный ум Каллисфена очень нужны царю и великому государству.

– Мы с тобой, – говорит Александр, – стоим на одной высоте перед всем человечеством. Меня любят и уважают за то, что способен грозить всему миру; а ты не способен грозить никому, но людям нужны твои ум и честь.

Каллисфен, на тему высоты перед всем человечеством, не отзывается.

– Почему? – спросил Александр, – Ты не рад всенародной любви и равенству с Македонским?

– Это погубит меня.

– Каким образом?

– Не знаю, но лучшим образом погубить человека нельзя.

– Не понимаю… – правда, не понимал его царь.