Возрождение, или Граната в руках обезьяны

Костер пылал высоко, всем было хорошо, особенно после браги. Зверобой со Следопытом наперебой рассказывали про охоту, а Донжуан вставлял едкие издевки, что они вдвоём его хотели снова в воде искупать. Меня это забавляло, так и уснул, не зная, чем это закончилось.

Снилась мне красавица, высокая, длинноволосая, в волосах ее светились звездочки. На ней было платье аж до пят, белоснежное, с золотыми узорами. Яркое сияние светилось на груди, удивительный крест с удлинённым нижним лучом. Голос ее был, как звоночек, мелодичный, звонкий и протяжный, может, это и не голос, а перезвон множества колокольчиков, манящих к себе. Все тянет и тянет, будто говорят, обязательно приди сюда, я открою тебе великую тайну, я покажу тебе мир. Я научу тебя читать знаки. И вдруг небо стемнело, и раздался дикий смех, голоса. Голоса такие близкие и знакомые, и хлынул ливень. Я проснулся, вскочил на ноги, ребята, обступив меня кольцом, поливали водой.

– Слышь, не покидай нас, – смеясь, сказал Донжуан. – Ты еще молодой, чтоб за какой-то Софией бегать.

– Уведет тебя от нас великанша, а кого деду возвратим?

– А его София на руках вместе с внуком принесет.

– Дураки вы все, – огрызнулся я. – Может, это вещий сон.

Спас

Каждую ночь я расставлял проволоку, и по очереди дежурили у жужжалки. Все было так спокойно, что я уже в душе стал отчаиваться, что друзьям не покажу жужжалку на деле, особенно своим смешным поведением докучал Донжуан. На шестую ночь все-таки началось.

С вечера вдалеке появилась огромная стая волков. Они спокойно, легкой трусцой бежали на нас, чувствуя свое превосходство, в ста метрах нас окружили и стали сжимать кольцо. Мы уже стали на ночлег, оборону я приготовил. Друзья стали в шеренгу и разом выстрелили из луков. Стрела Зверобоя прошила волка навылет, Донжуан попал в глаз, меткий, однако, хотя и тощ. Я присоединил проволоку и был готов, сердце колотилось, как у зайца. Звери взбунтовались и ринулись на нас, стрелы воины выпускали с методичной точностью, рука Донжуана, заряжающая стрелу, расплывалась в движении. И вот волки зацепили провода, то, что произошло, это надо видеть. Волки отскакивали и падали, кто попадал к нам за провод, спешили убежать назад и натыкались снова, они беспорядочно метались, пока не умирали от ударов тока или от стрел. Проволока, соединяясь, искрила. Один волк загорелся и с воем бросился бежать в лес, но хорош Следопыт, подстрелил его, пожара было бы не избежать. Волна стихла, до рассвета мы спали спокойно.

Утро осветило картину «гибель Помпеи». Двадцать три трупа валялись в разных положениях. По количеству волков мы поняли, что в живых осталась пара штук. Этот бой подтвердил слова северного воина, здесь волки ходили большими стаями, которые могли обложить мамонта, зубра, шерстистых носорогов… Донжуан лично пожал мне руку и попросил извинения за недоверие к моему аппарату. Потеряли семь стрел, было решено в дальнейшем стрелять только по тем, которые перепрыгнут провода и продолжат атаку, если станут убегать, то снова попадут на провода, и стрелы останутся на месте. Видно, шума мы наделали много, зверье обходило стороной, да и Зверобой забрал опаленного волка с собой, копоть его отгоняла всех, пока он не завонял.

На тринадцатый день все повторилось. Среди ночи раздался треск сучьев и тяжелый топот копыт, к нам приближался монстр. Он летел, не сбавляя скорости, и я не успел крутануть ручку, как монстр порвал провода и вперся в костер. Это был бык, старый, одинокий, изгнанный или отбившиеся от стада зубр. Мы смотрели друг на друга. Все стояли с луками, никто не догадался взять копье. Но наше противостояние нарушил шум в лесу, к нам приближались волки.

Я рванул туда, откуда прибежал бык, быстро соединил провода, возвратиться я не успевал. Один волк наскочил мне на плечи, и я кубарем перекатился вместе с ним к костру. Воины расстреливали волков, мчащихся за ним, упустив из виду моего спиногрыза. Все, подумал я, пропали. Так как волк грыз шкуру, надетую на мне, а не мою (пока не мою), я дотянулся до жужжалки и крутанул ручку, это было единственное наше спасение, остановить стаю. У волков снова поднялась паника, от ударов тока основная стая бросилась прочь. Волк рвал меня все сильнее и сильнее, подбираясь к моей шее, раздирая кожу на спине, бренча когтями по моей худобе, по ребрам, вскоре ему на помощь присоединился второй волк, и его оскал обхватил шею, но сжать не успел. Я увидел приближающегося быка, теперь точно все, промелькнуло в голове. Зубр, грозно ревя, с разбегу ударил спиногрыза и прижал его к земле, отчетливо раздался хруст костей, задней ногой задел меня в бок и перекатил раза два, я оказался на спине. Второй сородич уцепился быку за живот, здесь я уже помог другу, лягнув ногами неприятеля, зубр с разворота принял его на рога, ну а я вернулся к жужжалке. Я лежал, холодея от страха, под брюхом, ноги великана топтались со всех сторон, но крутить не переставал.

Все стихло, зубр по-прежнему стоял надо мной, не подпуская никого, затем, лизнув мне лицо, отошел в сторону. Донжуан подбежал ко мне и помог забраться на повозку. Затем присыпали раны сухой лечебной травой вперемешку с пыльцой дерезы. Пострадал и Зверобой, в рукопашной схватке уложил троих волков. Бык стоял величаво в стороне, могучий неприступный.

Никто не знал, что делать с ним. Я, собравши силы, взял кусок хлеба, пошел к нему. Зверобой перехватил меня за руку. Нервным движением я освободился от опеки. Зубр, опустив рога, громко зафыркал, изредка бил копытом о землю. Но меня это не остановило, медленно продвигался ближе. Раз он меня спас, подсказывало сердце, значит, не тронет и сейчас. Учуяв запах хлеба, немного присмирев, гора мышц подняла голову и сделала шаг вперед. Все насторожились, сердце ушло в пятки. Вытянув руку и закрыв глаза, я стал ждать, зубр своим шершавым мокрым языком осторожно слизнул хлеб. Это был акт примирения.

Светало. И снова в путь. Я лежал на повозке, очень ослаб. Зубр шел сзади невдалеке, могучий торс был виден меж деревьев. На следующий день на привале я слез с повозки, взяв хлеба, направился к нему.

– Не ходи, опасно, кто знает, что у него на уме, когда нет других врагов? – предостерег Зверобой.

– А он, наверное, хочет покататься, как древние на картинках, – засмеялся Донжуан.

У меня ёкнуло в сердце, покататься, как покататься, а вот в повозку запрячь хорошо бы.

– Давай мы его на мясо пустим, – предложил Следопыт.

– Нет. Он мне жизнь спас. А мяса столько не съешь и на телеге не утащишь, – сказал я.

За день я сдружился со Спасом, так назвал я быка, сокращенно от Спасителя. К вечеру пятнадцатого дня нашего путешествия Спас вдруг сам пришел к костру и улегся головой к лесу, он что-то чуял, иногда настороженно принюхивался и громко фыркал. Кто-то ходил вокруг лагеря. На следующий день Следопыт обошел территорию и сделал заключение, что это медведица с семейством.

Ночью молодой медведь предпринял попытку вторжения на территорию, но укуса жужжалки он не перенес, упал замертво, даже не заревел. Да, укусы действовали на зверей по-разному, кого убивали сразу, кто падал без сознания, а кто просто отпрыгивал и убегал.

Пять дней нас они держали в напряжении, даже днем подходили очень близко. Их осталось четыре, старый медведь, медведица и два погодка. Пятый, убитый, самый молодой годовалый. Вот мать и не уходила, выжидала момента, но Зверобой не разрешил стрелять, говорил, не надо провоцировать. Силы не равны.

Зато это помогло с дрессировкой Спаса. Он шел возле повозки, не боясь, брал хлеб из рук у каждого. Гладили его морду, и ему это нравилось. Затем я накинул ему веревку на шею, завязал узел, он немного пофыркал, как обычно, и успокоился. На следующий день, продолжая путь, я слегка повисал на веревке, и он нес меня, не обращая внимания на мой куриный вес. Следующей попыткой стало новое испытание. Одной рукой Зверобой брался за веревку, а другой за повозку, я шел впереди и угощал быка хлебом. Зубр сначала дергался и убегал в сторону, но медведи были начеку, и он возвращался назад. Снова и снова мы повторяли этот трюк, и это всех забавляло. Назавтра продолжили издеваться над животным.

– А че, напрасно его хлебом кормим? Самим уже маловато. Пусть поработает, – веселился Донжуан. – Давай привяжем колоду, пусть таскает, убежать медведи не дадут, быстрей привыкнет к телеге.

– Нет, – со всей своей строгостью сказал Зверобой. – Он может озвереть, и кому будет хуже, еще неизвестно.

К вечеру бык сдался, повозку тянул, точнее, повозку тянул Следопыт, а его тащил Спас, я шел впереди. Впрягать в нее опасались, вдруг понесет.

Двадцать третий день. Уже все привыкли к медведям, они шли рядом, и мы своей дорогой. Своей ли? Следопыт с трудом находил стоянки воинов того племени, а уйти на разведку невозможно. Хорошо попадались зарубки на деревьях от клинка. Но медведи не давали более детально обследовать территорию, найти путь прямее и свободный от завалов. С телегой везде не пройдешь, приходилось разрезать выворотки. Один раз пришлось возвращаться, уперлись в болото, хорошо, недалеко ушли от края.

Вечером приняли решение избавиться от гостей. Мясо закончилось, нового не настреляешь, хлеб оставили на тренировку быка. На Спаса возлагали большие надежды, да и свыклись с ним.

Разложили большой костер из сена и сухих веток, но не поджигали, расставили проволоку пониже на гибких ветках. Все остатки прокопченного мяса побросали в лес с одной стороны костра и немного возле проволоки. Тактика Зверобоя сработала, ведь и медведи голодали, следуя за нами. Донжуан, взяв клинок, вышел за проволоку и громко стал кричать и кидать поленья в темноту. Медведей долго ждать не пришлось. Они, как и положено, подбирали мясо. Старый бросился к воину, тот отскочил в бок и резанул в брюхо. На рев медведя выскочили остальные. Так как костра не было, только один факел, они ринулись в бой. Донжуан шустрый малый, в два прыжка был возле проводов, ловко кувыркнувшись через голову, перескочил ее, еще немного и… подранок придавливает его всем весом к земле. Но воин успевает развернуться и подставить клинок вверх острием рукояткой в землю. Медведь со всего маха ложится аккурат на него и закрывает всего с головой, замирает. Я чуток опоздал, пока разжигал костер, не успел раскрутить жужжалку на большие обороты. Когда длинная проволока, скрутить с места вал очень трудно, а раньше раскрутить нельзя, мог вспугнуть зверя, Зверобой за это убил бы меня. Медведи, проскочив проволоку, бегут к центру. Спас, не зная нашей уловки, выставив рога, рванул навстречу. Запалив огонь, я лихорадочно приступил к кручению ручки.

Как я не завидую медведице, на которую неслась громадина мускул, она пригнулась, чтобы проскочить под ноги, но Спас еще ниже опустил голову (старый вояка, повидал много на веку) и, зацепив рогом, опрокинул медведицу на спину, затем резко развернулся на пол-оборота, упал боком на нее, придавив своим весом к земле. Это ей хватило с лихвой. Два остальных помоложе, испугавшись огня, притормозили на проводах. Следопыт и Зверобой добили их стрелами, если, конечно, надо было, укус жужжалки для них был смертелен, а стрела не всегда могла пройти сквозь толщу жира и поразить важные органы. Зато Спаса было не остановить, он, подцепив свою жертву рогами, подняв над головой, носился, ревя на всю округу, как будто говоря: «Смотрите, какой я герой, бойтесь меня».

– Да, видела б его теперь зубрица, приняла бы назад в стадо, – вылезая из-под медведя, пошутил Донжуан.

Все дружно рассмеялись.

– В такого ударить, что в скалу, себе дороже, – Добавил Следопыт.

– Нам можно и на охоту с ним ходить: и шкуру сразу снимет, и мясо разомнет, – вставил Зверобой.

– На свидание можно отправить, и подарок знатный имеется, – не унимался Донжуан.

Всем было очень весело, пострадавших нет. Герой наш еще долго ревел и топтал медведя. Мы развели хороший костер жарить мясо, которое само к нам пришло, сами виноваты, не надо было докучать нам. Жаль оставлять трофеи, столько мяса хватит на все село на неделю вперед. До утра трещал костер, запах разошелся на всю округу, но хищник, учуяв, чье это мясо, обходил стороной. Взяв последний кусок хлеба, подошел к Спасу, угостил, погладив морду, прижал к себе, он довольный только сопел.

Утром, погрузив на телегу мясо и шкуры, двинулись в путь. Утомленные борьбой и сохранением припасов, мы еле переставляли ноги. Следопыт ушел вперед, разведать дорогу. Зверобой упорно держался за телегу и за зубра. Больше всех повезло Донжуану, разлегшись на повозке, дремал, делая вид, что придерживает провизию. Я, как всегда, шел впереди, уговаривая нашего героя желудями, хлеб закончился. За привалом Донжуан предложил привязать к повозке веревку и протянуть под ошейник, а самому идти рядом и придерживать второй конец веревки, если что, просто отпустить ее. После боевого крещения Спас стал намного спокойней, он и не думал уже вырываться, уходить от нас, шел спокойно, не замечая, что тянет повозку, на которую уселся я.

Двадцать шестой день. Следопыт, вернувшись из разведки, доложил, что селенье в дне перехода. Спас уже был впряжен в повозку, как положено, посреди, но веревки на всякий случай вязали слабо, узлом с бантиком, сами восседали на повозке, а впереди шли по очереди. В село решили зайти утром, чтобы не перепугать нашим обозом.

Ночью снова не спалось, кто-то рыскал вокруг, бык вел себя очень агрессивно, фыркал и тихо ревел. В лесу мелькала иногда тень очень крупного зверя. Весь заготовленный хворост догорел к полуночи, посчитали, что у села спокойней будет, собрали маловато. Правда, все обошлось.

Утро выдалось спокойное. Запрягши Спаса, двинулись в село, меня снова отправили вперед, а сами, смеясь, расселись на повозке.

– Ты помоложе будешь, вот и почет тебе идти впереди.

– Да и Спас тебя уважает.

– Ты возьми веревку, привяжи к рогам, и пусть думают, что ты все тащишь.

Так они дурачились надо мной, пока не вышли из леса. На подходе к селу тропа стала песчаная, каменистая, и я решил согнать зло на своих обидчиков. Оторвав ветку, я потеребил морду зубру и сам побежал в сторону села. Бык не любил этого и принял это за игру, рванул за мной. Я, весело смеясь, несся что было сил, бык не отставал, так же азартно ревел. Но что творилось на повозке, это что-то, вещи, шкуры, мясо и люди – все смешалось в кучу. Повозку трясло, подпрыгивала на ямках, камнях, корнях деревьев.

– По-по-подож-ди.

– Не-не спе-ши.

– Повоз-ку-ку раз-раз-лома-ешь-ешь.

Слышно было сзади. Только задорный и звонкий смех Донжуана подбадривал меня.

Со стороны села выглядело все наоборот. Представьте себе картину. Впереди убегает мальчик, за ним, ревя, несется громадина зубра, а завершает это какое-то нагромождение, тянущееся сзади в облаке пыли, из которого несется отборный мат вперемешку с задорным смехом, взлетающее вверх на каждой кочке, после себя оставляя длинный густой шлейф. Вот с таким гиканьем мы влетели в центр села, когда пыль развеялась, нас окружало немногочисленное население. Мы, довольные, (может, кто и нет, я уж точно был доволен), пыльные, стояли, улыбаясь, только зубы блестели. Я сразу узнал того воина (ну почему я забываю знакомиться?), что приходил к нам, подошел к нему и обнял. Напряжение спало. Толпа загомонила, с опаской озираясь на Спаса. Он был немного неспокоен после пробежки, да и людей так много видел впервые. Я попросил принести хлеба для него.