У границы мрака

Шаг 4

Звёздный водоворот

Вересов отпустил их на борт вселенолёта под предлогом необходимости поддерживать непрерывный контроль состояния Копуна, понимая, что паре просто хочется побыть вдвоём, не стесняясь завистливых (в хорошем смысле) взглядов товарищей.

Впрочем, Иван с Лизой и не скрывали этого, считая себя семейной парой, пусть и не зарегистрированной официально.

Копун принял гостей радушно, соорудив в одном из свободных помещений прекрасную жилую зону: спальню, гостиную и бытовой отсек. Описание секции он выудил из памяти Ивана, но проконсультировался с Елизаветой – что она хотела бы усовершенствовать или изменить в интерьере, и «апартаменты» получились не хуже элитных где-нибудь на известных земных курортах. Иван первым оценил возможности толкиновского Вестника, жизнь в палатках (одна из них так и осталась в зале управления) ему порядком надоела, и первые несколько часов после переезда он чувствовал себя как дома. Точнее – как на отдыхе в отеле на Бермудах.

То, что Копун непрерывно контролирует внутреннее пространство «вселенолёта», молодого человека не смущало. Компьютер «машины судного дня» никогда не позволял себе напоминать об этом, а шутить он не умел. И это вполне устраивало гостей.

Пока шёл ремонт транспортной системы «вселенолёта», зависшего над северным полюсом планеты, представлявшим собой жуткое болото, Иван изучал его конструкцию и постигал смысл оружейных систем, имеющихся на борту Вестника. Елизавета помогала ему, хотя больше интересовалась психологией толкиновцев, а также с любопытством наблюдала за деятельностью «разумных крыс», заселивших спутник планеты.

Их цивилизация не достигла высокого уровня, в космос они не летали, но успели преобразить поверхность спутника больше, чем люди – поверхность Луны, и возвели немало сооружений, не уступающих по размерам земным пирамидам. Наблюдая за ними, Елизавета как-то задумчиво заметила:

– А ведь их предки когда-то были великими и могучими деятелями. У поэта двадцатого века[11] есть такие строки:

Вот и они – такие же крыски-чертенятки, следы чьей-то глубины.

– И я тоже, – с неподдельной грустью добавил присутствующий при разговоре «призрак» Копуна.

Иван тоже следил за вознёй «крыс», но всё-таки он был технарём по образованию, и конструктивные особенности «вселенолёта» увлекали его сильнее. Об оружии он вообще мог разговаривать с Копуном часами. Узнав, что Вестник пострадал от выстрелов «замерзателя», он поинтересовался сначала, почему этого вида оружия у Копуна нет, а когда получил лаконичный ответ: каждому своё, – спросил не без колкости:

– Почему же ты, такой продвинутый, не смог блокировать разряд?

– Потому что это не обычный энергетический разряд, – ответил Копун, в последнее время появлявшийся перед гостями преимущественно в образе виф-мужчины не старше двадцати пяти лет; к мысленному общению с Иваном в присутствии Елизаветы он прибегал редко. – Принцип действия «замерзателя» – чистая алхимия, если вспомнить земной термин. В канале разряда изменяется спонтанный процесс квантовых осцилляций, происходит холодный ядерный распад тяжёлых элементов в лёгкие, но не с выделением энергии, а с поглощением. Вот почему от попавших под разряд тел остаются глыбы льда и замёрзших газов. Отбить такой разряд практически невозможно, так как вакуум пронизывает все материальные объекты, в том числе и нас с вами.

Разговаривали и о прошлых цивилизациях центрального сгущения звёзд галактики.

– Мои учителя насчитали в нашей системе более миллиона цивилизаций второго и третьего уровня, – сообщил Копун. – Но в ядре галактики могли обитать лишь расы, достигшие энергопотребления самых мощных источников.

– Гигантских звёзд? – уточнил Иван.

– Нет, квазаров или чёрных дыр. По вашим земным меркам они намного превосходят энергетически отдельные звёзды – в сотни тысяч и в миллионы раз. Уровень излучения в балдже на три порядка выше, чем на окраине галактики, в рукаве Стрельца, где находится Солнечная система. Поэтому органические существа гуманоидного и негуманоидного типа там возникнуть не могли. Из двух тысяч известных мне рас ни одна не опиралась на матрицу биохимии. Это были существа класса плазмоидов или облачных пылевых структур. Кстати, в моей памяти сохранился намёк на то, что именно эти системы, не обладающие никакими сдерживающими этическими тормозами, и затеяли глобальную войну.

– Зачем? – удивился Иван. – Чего им не хватало?

Овладевший мимикой людей Копун улыбнулся; на этот раз беседовали перед кольцом саркофагов управления древних толкиновцев, рассматривая изображение сияющего звёздного вихря.

– А чего не хватает вам, людям, когда вы начинаете отнимать друг у друга не принадлежащее вам?

– Но ведь мы… гм…

– Хищники.

– Ну… да… и что? Хочешь сказать, что все разумные существа в сущности своей – хищники?

– Такова суть развития разума, – снова погрустнел «молодой человек».

Иван понимал, что выражение эмоций на лице собеседника рождено лишь игрой сознания, мастерски изображаемой древним компьютером, но так хотелось верить, что Копун переживает по-настоящему.

– То есть разум, по-твоему, стратегически хищное явление?

– Прогресс возможен только при наличии конкуренции, – сказал виф Копуна тоном лектора. – Это парадигма существования любой развивающейся социальной системы. – Он помолчал. – Кстати, это идея Ядогавы Хироси.

– Очень рисковое заявление, – подсоединилась к беседе Елизавета. – Наши философы с тобой поспорили бы. А ксенопсихологи вообще предали бы анафеме.

– Я не стал бы с ними спорить, – рассмеялся Копун. – Во-первых, потому что данная концепция рождена моими создателями, а они прекрасно знали историю создания других разумов. Во-вторых, и среди них находились ортодоксы, утверждавшие, что в бесконечном Мультиверсе должны существовать творчески продвинутые системы, развивающиеся по другим законам, не с помощью конкуренции и насилия.

– А с помощью чего? – полюбопытствовал Иван.

– Вы часто в разговорах упоминаете какие-то божественные заповеди.

Иван взглядом попросил у Елизаветы поддержки.

– Это скорее религиозные доктрины…

– Не совсем, – возразила женщина, – и даже вовсе не религиозные, это концепции сосуществования разных социальных слоёв и систем, парадигмы абсолютных человеческих отношений. Формулы «не убий», «не обмани», «не укради» универсальны. Если бы все люди жили по этим законам, мир был бы совершенно иным.

– Это я и имел в виду, – кивнул «призрак».

Наступил день, когда Вестник наконец объявил о своей полной «перезагрузке».

Иван с Елизаветой уже позавтракали и собирались навестить товарищей на борту крейсера, занятых охраной восстанавливающего силы гиганта и скрытым наблюдением за деятельностью «крыс». Чтобы не возбуждать нездоровый интерес у «крысиной общественности», решено было не показываться им на глаза. «Вселенолёт» отвели к пятой планете системы, а «Дерзкий» перешёл в стелс-режим. Его катера и беспилотники приближались к спутнику «болотистой» планеты только под силовыми пузырями, маскирующими их под летающие вокруг планет астероиды.

– Хочу попрощаться, – добавил Копун.

Иван, возившийся в катере, вылез наружу.

«Голем» стоял в центральном зале «вселенолёта», рядом с палаткой, которую гости так и не свернули. Здесь же располагались контейнеры с аппаратурой обслуживания и запасами питания, оставшиеся ещё с прошлых времён, а также несколько киберов защиты. Капитан Бугров собирался в скором времени вернуть всю эту технику на борт корабля.

– Что ты сказал?

– Как «машина судного дня» и убежище для избранных я остался невостребованным, мои программы не предусматривают эксплуатацию комплекса в условиях, которые не были просчитаны. Попытаюсь проследить путь переселившейся группы родичей моих создателей.

– А потом? Что, если ты их не найдёшь?

Копун красноречиво пожал плечами, переняв этот жест у людей.

– Как говорят земляне: моя судьба – в руках божьих.

– Я серьёзно.

– Решение пока не принято. Не люблю прощаться, но…

– Погоди! – заторопился расстроившийся Иван. – Не спеши прощаться. Дай нам всё-таки время обдумать и обсудить наше положение. Я уверен, мы найдём решение. Тем более что у меня есть одна мысль.

– Я могу…

– Молчи! И не смей копаться в моих мозгах без разрешения!

Лицо «молодого человека» претерпело множественную трансформацию: Копун искал мину, соответствующую моменту. Остановился на выражении обиды. Но Иван сам сообразил, что собеседник имеет право обижаться.

– Извини, дружище, не бери в голову, я знаю, что ты не любопытен. Но потерпи чуток, уверен, что мы решим проблему.

Лицо Копуна разгладилось.

– Хорошо, подожду.

– Что ты задумал? – нахмурилась Елизавета.

– Ничего противозаконного, – делано рассмеялся Иван. – Летим к Вересову.

Через несколько минут катер доставил их на борт крейсера, преодолев расстояние в две тысячи километров.

Так как Иван заранее предупредил экипаж о своём намерении обсудить дальнейшие планы, его встретил лично полковник Вересов.

Пожали друг другу руки. Вересов галантно поцеловал пальчики Елизаветы.

– Как самочувствие?

– Прекрасно, – без улыбки ответила женщина; она до сих пор переживала за рекомендацию Курта и побаивалась начальника экспедиции, общаясь с ним подчёркнуто сдержанно.

Поднялись в кают-компанию, неожиданно оказавшуюся пустой.

– Разрешите привести себя в порядок? – обратилась Елизавета к Вересову. – Я присоединюсь к вам позже.

Мужчины переглянулись.

– Да, конечно, – сказал Вересов.

Елизавета вышла.

Вересов посмотрел на Ивана, глядевшего вслед спутнице.

– Вы не поссорились, случайно?

– Да нет, – озабоченно сказал Иван.

– Есть новости?

Иван очнулся.

– Копун уходит.

Вересов свёл брови в одну линию.

– Куда на этот раз?

– Новых идей у него нет. Твердит – я не востребован, никому не нужен, хочу умереть.

– Умереть?!

– Типа того, если оценивать его слова образно. Говорит, что ему ничего не остаётся, кроме как идти по следам своих конструкторов. Идея фикс.

– Зачем нужен Бугров?

Иван с трудом удержался от жеста, за который ему доставалось и от наставников, и от Бугрова: не пожал плечами. Идея, возникшая четверть часа назад на борту «вселенолёта», уже не казалась привлекательной.

– Не хочу повторять дважды… простите.

Вересов снял с его лица пресс взгляда, сказал будничным тоном (микрофон рации был ему имплантирован в губу):

– Виталий Семёнович, сможете подойти на минутку в кают-компанию?

Ответа Иван не услышал, связь была персональной, но Вересов кивнул, что означало: сейчас будет.

– Как себя чувствует Копун?

– Чувствует… – хмыкнул Иван. – Он всё время подчёркивает, что он машина, лишённая эмоций.

– Наверно, он прав.

– По нашим человеческим меркам прав, хотя иногда мне кажется, что он намного человечней многих людей.

– Как вы с ним общаетесь?

– Чаще мысленно, хотя он создал для общения с нами вифа и говорит как человек.

– Нет, я имею в виду другое: ты – биологический субъект, а он – компьютер, хотя и очень мощный. Наши кванки тоже умеют разговаривать как люди, только их никто не называет эмоциональными существами.

– Со мной разговаривает лишь один из уровней Копуна. – Иван криво улыбнулся. – Самый примитивный. В целом же толкиновский компьютер мыслит в разных плоскостях одновременно. Я бы назвал его машинным разумом, венчающим расу толкиновцев.

– Наши определения разума расплывчаты. Хотя, может быть, ты и прав.

В помещении появился Бугров.

– Чем могу быть полезен?

– Копун уходит, – сказал Иван виноватым тоном.

– Куда? – повторил Бугров вопрос Вересова.

– Сначала к центру галактики, туда, по его расчётам, ведёт след беглецов с Толкина.

Бугров перевёл взгляд на Вересова.

– Значит, наша миссия закончена? Можем возвращаться?

– Если честно, не хочется возвращаться, – качнул головой Вересов.

– Почему?

– Обрыдла политика! – в голосе полковника Коскора неожиданно прорезалась нотка осуждения. – Осточертело либеральное правительство, определяющее наше будущее согласно принципу – выгодно это им или нет.

Бугров поднял брови.

– Какая муха вас укусила, Даль Данилович?

Вересов сухо усмехнулся:

– Мух много, и все они сидят во власти. Я не сошёл с ума, Виталий Семёнович, просто всё больше начинаю понимать, что чиновничья система так и не поменяла вектор своего бытия. Для неё важно не благополучие народа, а благополучие системы, ради выживания которой они готовы на всё. Это видно даже по функционерам Службы безопасности, которые предлагали отдать наших ребят, – Вересов кивнул на Ивана, – на съедение Шнайдеру, лишь бы никто не упрекнул за бугром. Впрочем, моё отношение ко всему этому не освобождает нас от решения наших проблем.

– Есть идея, – нетерпеливо сказал Иван, не особенно вдумываясь в слова начальника экспедиции. – Почему бы нам не пойти с Копуном? Он поможет нам убедиться в ликвидации нимфанского Вестника. Его аппаратура способна это сделать лучше нашей. А я попробую уговорить его поискать другие уцелевшие военные базы галактиан.

Вересов и Бугров переглянулись.

– Вряд ли наверху одобрят этот план, – нейтральным тоном сказал капитан.

– Но мы можем и не делиться подробностями с большими шишками, – сказал Вересов задумчиво. – Пошлём депешу, что «Дерзкий» отправляется глубже в ядро галактики для того, чтобы окончательно разобраться со Шнайдером.

Бугров прошёлся по кают-компании, заложив руки за спину.

– Признаться, и меня не особенно тянет домой. По сути, мы ничего не сделали и ничего не увидели.

В отсеке появилась Елизавета, переодевшаяся в серебристо-голубой уник космена.

– Добрый день, Виталий Семёнович. Что я пропустила?

– Мы летим с Копуном! – объявил Иван.

Женщина вопросительно посмотрела на Вересова.

– Не гони лошадей, – проворчал начальник экспедиции. – Сначала объяснись с Вестником.

Иван беспечно махнул рукой.

– Он не откажется, зуб даю.

Бугров молча повернулся и вышел.

– Мне бы твою уверенность, лейтенант, – покачал головой Вересов.

Копун никак не выразил своего отношения к идее Ивана.

«Как решите, так и будет», – сказал он, выслушав речь молодого оператора, смущённого своей ролью посредника.

«Мы не помешаем», – торопливо добавил Иван.

«Вам будет трудно держаться в кильватере. А мне нужна свобода манёвра. Идти за вами – терять время».

«Но ведь нет другого способа двигаться вместе».

«Можно посадить ваш крейсер в один из моих отсеков, размеры его невелики».

«Ты серьёзно? – удивился Иван. – Не такой уж «Дерзкий» и маленький. Не тяжело будет таскать сто тысяч тонн?»

Собеседник (разговаривали мысленно, Иван зарастил свой ложемент в рубке, чтобы не отвлекаться) послал вежливую «улыбку Чеширского Кота».

«Разве вы с Лизой не убедились в моих кондициях?»

Иван вспомнил, как они изучали интерьеры помещений гигантского корабля, длина которого от киля до клотика достигала тридцати километров, а диаметр – двадцати.

Первое время бродили по ближайшим к центральному залу отсекам, с любопытством гадая об их предназначении. Потом начали брать катер, потому что пешком обследовать всю махину «вселенолёта» было невозможно. Некоторые его помещения вообще представляли собой парки и оранжереи размером чуть ли не с земной город, где не имелось ни одного строения. Ухаживали за ними автоматы, прячущиеся при появлении людей. Гости ни разу не встречались с ними, хотя Копун утверждал, что его автоматика работает днём и ночью.

Природа парков и оранжерей не везде напоминала среду на поверхности планеты-бублика. Попадались зоны, отличные от всего, что когда-либо видел Иван. Под центральным залом, к примеру, располагался участок ландшафта, который можно было назвать гигантской пористой губкой. Диаметр этого отсека достигал двух километров, а высота – километра, и внутри него можно было даже гулять, так как все каверны и пузыри «губки» соединялись петлями ходов. На вопрос Ивана: для чего создан такой странный отсек? – Копун ответил:

«Это игровое поле, пока не активированное. На борту «вселенолёта» могли проживать до двух тысяч пассажиров, и зоны отдыха для них разрабатывались с учётом их интересов. Многие родичи моих создателей предпочитали жить в виртуальных мирах, и этот «губчатый» отсек представлял собой софт дополненной реальности, говоря вашим языком».

«Всего две тысячи? – удивился Иван. – Да на твоём лайнере могли жить миллионы людей!»

«Не людей».

«Ну, толкиновцев».

«Вы забываете, что мной владела определённая каста обитателей Толкина, так сказать, военная элита. Эта группа по численности не превышала двух тысяч особей».

«Крупные шишки?»

Копун улыбнулся.

– Очень крупные шишки.

Воспоминание отступило.

«Если для тебя не в тягость таскать в утробе такую громадину, как наш крейсер, то я с твоего разрешения предложу идею командирам».

«Жду решения».

Иван отпросился у Бугрова, выскочил из рубки, нашёл Елизавету, объяснил ей идею Копуна, и оба прибежали к Вересову, занятому беседой с Эргом. Перед креслом защитного модуля висело схематическое изображение веретена «вселенолёта», и полковник, сидя в кресле, елозил по этой красивой ажурной конструкции лучиком указки. Открыв гостям дверь, он продолжал сидеть, не выключая указку.

– Что это вы делаете? – не сдержал любопытства Иван, входя в каюту первым и жестом приглашая спутницу.

Вересов окинул взглядом обоих, мельком глянул на фантом космолёта Вестника.

– Прикидываю размеры отсеков.

– Зачем?

Вересов шевельнул бровями, взгляд его наполнился иронией.

Иван смутился.

– Извините…

– Есть кое-какие идеи.

– У нас тоже есть идея. Я разговаривал с Копуном, и он предложил взять крейсер на борт «вселенолёта».

– Крейсер – не катер.

– Копун утверждает, что ему ничего не стоит нести в своих отсеках земные космолёты. Энергетически он независим даже больше, чем мы, а размеры отсеков вполне позволяют взять на борт целую флотилию кораблей.

– Что ж, вы меня опередили. – Вересов шевельнул пальцем, убирая изображение «веретена» и одновременно выключая указку. – Я как раз пытался решить проблему нашего дальнейшего взаимодействия. Идёмте к Бугрову, обсудим детали процесса.

Через час Копун открыл в корпусе «вселенолёта» окно, достаточное для прохода крейсера, и «Дерзкий», углубившись в тело вселенолёта на три километра, мягко приземлился на зелёное поле одного из парков.

Экипаж расслабился.

– Земля, ей-богу! – не сдержал эмоций Андрей Нарежный, вглядываясь в «безбрежные» просторы травяных полей и холмов, рождённых иллюзией фантоматической аппаратуры Вестника. – Средняя полоса России! Рязань! Здесь можно жить припеваючи! Разве что коров на холмах не хватает.

– Внимательнее посмотри на поле, – посоветовал ему скептически настроенный Альберт Полонски. – Это не трава.

Андрей вырезал окошко в поле обзора, приблизил холмик, и все увидели, что зелёный цвет холмам и полям придаёт вовсе не трава, а ковёр самого настоящего мха, усеянного мириадами желтоватых бусинок.

– Лишайник?!

– Всё поле – единая система, – сказал Иван тоном лектора. – В принципе это симбиоз. Бусинки – представители фауны, нечто вроде слизней, мох – растительные заросли. На планете-бублике такими мхами покрыты тысячи квадратных километров.

– Командир, можно погулять?

– Ещё успеете, – отрезал Бугров. – Иван, командуй, мы готовы.

– Да-да, – заторопился оператор. – Копун ждёт сигнала.

– Как договаривались!

– Он знает.

Речь шла о первом, сравнительно коротком прыжке Вестника – на сто-двести световых лет, чтобы люди могли убедиться в надёжности и безопасности такого способа путешествовать в космосе.

«Копун, мы готовы».

«Я слышал».

«Не подведи! Не забыл о промежуточной остановке?

«Обижаете, босс», – притворно оскорбился Вестник.

«В таком случае поехали!»

Копун послал в ответ знакомую мысленную «улыбку», и сознание Ивана провалилось в пустоту…

Придя в себя, он обнаружил, что крейсер по-прежнему прочно стоит на зелёной «лужайке», словно никуда не перемещался. Пейзаж за стенками корпуса был идилличен и тих. Вестник наглядно демонстрировал свои возможности, намного превосходящие технологии землян.

«Покажи, где мы», – попросил Иван «перевозчика».

Синее небо, куполом раскинувшееся над зелёными холмами, превратилось в космическую бездну, насыщенную звёздами. Правее от крейсера звёздный ансамбль был таким ярким и фееричным, что от него невозможно было отвести глаз.

– Где мы? – послышался голос Вересова.

– «На дне» Стрельца, – ответил Иван, выслушав мысленное объяснение Копуна. – Впереди ядро, до него около четырёхсот световых лет.

– Как самочувствие? – поинтересовался капитан Бугров, проявляя стандартную заботу о пассажирах.

– Нормально, – дружно ответили бойцы Вересова, в то время как члены экипажа промолчали, понимая, что капитан обращается не к ним.

– Классная машина! – добавил помощник Вересова капитан Мишин.

Иван хотел пошутить про «дырявое корыто» (веретено «вселенолёта» и вправду казалось ажурным сооружением), но спохватился, что Копун не поймёт шутки, и промолчал.

– «Мурекса» не видно? – поинтересовался Вересов.

Иван выслушал ответ Вестника.

– По вектору движения космос чист как слеза ребёнка, если не считать пылевых облаков и звёзд.

– В таком случае нас ничто не задерживает.

«Понял, идём дальше?» – прилетела в голову «мысль» Копуна.

«Давай прямо к центральной чёрной дыре, – предложил Иван. – Если «мурекс» не провалился сразу в дыру, он должен быть где-то там. Поэтому не наткнись случайно, смотри в оба».

«Обязательно буду смотреть в оба», – пообещал Копун.

Поначалу он не понимал многих идиоматических выражений и русских пословиц, употребляемых Ломакиным, потом выудил их из памяти оператора и приловчился не только определять смысл богатейшей русской лексики, но и пользоваться ею сам, что опять-таки подчёркивало превосходство толкиновских компьютеров над земными.

Прыгнули через границу балджа. Осмотрелись.

Звёзды теперь окружали «вселенолёт» со всех сторон, и ориентироваться в них человеку стало практически невозможно. Только Вестник мог разобраться в кружении звёздного спирального вихря, образованного не одним, а несколькими рукавами, вокруг плотного ядра, да Эрг не терял концентрации, храня в памяти сведения о большинстве звёзд галактики. Люди в глубинах защитных модуль-ложементов могли лишь восхищаться феерией плотной упаковки звёзд ядра, кружившего вокруг невидимого провала в чёрное «ничто», в центральную сингулярность.

Чёрная дыра, масса которой достигала массы миллиона солнечных, конечно, была не видна, но газ и пыль из окружающего пространства, падающие на неё по спирали, разогревались до высоких температур в миллионы градусов, поэтому дыра была окружена ярчайшим кольцом свечения, и промахнуться было невозможно.

Впрочем, вокруг этой гигантской дыры в пространстве вращались ещё и дыры поменьше, массой от десятка до сотни масс земного светила, также окружённые плазменно-световыми кольцами. Копун насчитал их больше сорока, и большинство из них, по его утверждениям, являлись результатами прошлой вселенской войны. Она пронеслась по галактике – и по ядру – скоротечно и оставила лишь «сгоревшие свечки» – потухшие, провалившиеся в себя «могилы звёзд», похоронившие и цивилизации, питавшиеся энергией этих звёзд.