Укрощение зверя

– Когда мы его должны кончить?

– Не позднее четверга.

Сейтаков подумал, допил вино, взялся за вилку. Если он соглашался что-то делать, то потом не колебался и не размышлял о необходимости этого шага.

– Что у тебя с пальцем?

– А что? – не понял Дехкиев.

– Ноготь черный.

Майор озабоченно посмотрел на ноготь указательного пальца и пробормотал:

– Ничего… ушиб…

Глава 8

Пашин

Он вышел на край поля, чувствуя спиной успокаивающую прохладу леса, посмотрел на полуденное солнце: над полем дрожало марево нагретого воздуха, напоенное ароматами цветущих трав. Захотелось, как в детстве, упасть в траву навзничь и уйти взглядом в синеву небес, раствориться в них. Но было слишком жарко.

Илья шагнул обратно в лес, собираясь окунуться в его живительную тень, и вдруг краем глаза заметил белое пятнышко, возникшее посреди поля. Оглянулся.

По полю шла девушка в белом сарафане.

Екнуло сердце.

Илья раскинул руки:

– Владислава…

Девушка махнула призывно рукой, побежала навстречу, не приминая травы босыми ногами, быстрая, как ветер, легкая, как дымка, затем свернула и побежала обратно.

Пашин бросился за ней, крича безголосо:

– Слава! Погоди! Это же я! Слава…

Девушка остановилась, искоса глянув на преследователя.

Илья споткнулся.

Это была не Владислава. Очень красивая смуглянка с пунцовыми губами, волосами вразлет, с диким взглядом зеленых глаз, но не его жена.

– Что остановился? – пропела она смешливо.

– Кто ты? – сдавленным голосом проговорил он.

– Аль не узнал? Полуденница я. Иди ко мне, добрый молодец, я тебя не обижу.

Илья мотнул головой, отступил на шаг. Перед глазами поплыл туман, голова отяжелела, ноги налились свинцом.

– Иди своей дорогой…

Девушка откинула головку так, что взметнулись волосы, засмеялась, ее смех перешел в глухой обморочный хохот, она растопырила пальцы с черными ногтями и бросилась к Пашину, превращаясь в уродливую беззубую старуху с черным провалом рта.

Илья дернулся назад… и проснулся в холодном поту, подхватился на кровати с колотившимся о ребра сердцем.

Рассвело. В окно спальни упал первый луч встающего солнца. Пели птицы. Свежий утренний ветерок шевелил занавеску.

Илья мысленным усилием унял сердцебиение, помял лицо ладонью, лег на спину, глядя в потолок. Сон встревожил. Из дальних далей сквозь зыбкое марево памяти на него смотрели глаза Владиславы, вопрошая, куда он подевался. Но ответить ей было нечем. Хотя стоило поднять трубку телефона и позвонить…

Волевым усилием Илья подавил и это желание. Владислава осталась в Москве. Он же теперь жил в Подмосковье, отдельно от жены, хотя до сих пор было не совсем понятно, как это случилось. Ревность взыграла ни с того ни с сего? Или была-таки причина?..

Он бросил взгляд на часы: половина шестого, рано еще, некуда торопиться, – попробовал уснуть, но разбуженная память повела по знакомым тропинкам, увлекла в прошлое, и отстроиться от воспоминаний оказалось непросто. Лишь через час он наконец осилил сам себя и встал. Сделал зарядку, включающую в себя дыхательные практики живы и тренировку «трансцендентного» зрения: он научился подключаться к зрительным системам насекомых, птиц и зверей и мог теперь смотреть на мир их глазами.

Для эксперимента Илья подключился к поющему на дереве под окном луговому чекану, и с минуту в глазах мелькали искаженные смазанные картины дома, деревьев, каких-то туманных фигур, – в зеленоватом отблеске, с неожиданно четкими вспышечными деталями: птица «автоматически» выискивала пищу (в поле зрения неожиданно на мгновение останавливались летающие насекомые) и отмечала несущие опасность движения окружающей среды. Ничего особенного не обнаружив, Илья вышел из поля зрения чекана, и тот, замолчав на пару секунд, снова завел свою скрипучую песенку: хи… чек-чек… йе… чек-чек… чиерр…

Уже больше года Пашин после ухода от жены снимал комнату в подмосковных Дубровицах, устроившись в охрану банка «Русь». Сначала он работал рядовым охранником, потом начальником смены, в настоящее же время уже руководил всей охраной и разрабатывал системы мероприятий по пресечению бенчмаркинга.

До прихода в банк Илья не имел ни малейшего понятия, что такое бенчмаркинг. Лишь позже выяснилось, что это обыкновенная конкурентная разведка, основанная на сборе закрытой информации о рынке и работе конкурентов в данной области. Пришла пора и банку «Русь» заняться этой проблемой, поскольку и им занялись мощные финансовые системы, работающие на олигархов и государственные структуры с их полностью коррумпированной властной вертикалью. А действовали конкуренты очень изобретательно. К примеру, банк «Юфул» заявлял о несуществующей вакансии, предлагал зарплату выше, чем в других банках, и просил рекрутера рассказать о том, чем он занимался на прежнем месте и чего достиг. Естественно, кое-какие тайны работы других банков переходили к работодателям, хотя принимать новых сотрудников тот же банк «Юфул» и не собирался.

Столкнувшись с этой проблемой, глава банка «Русь» Кирилл Иванович Фоменко попросил заняться ею Пашина, и Илья вынужден был изучать непривычный для него сектор деятельности, понимая, что отказываться не имеет права. Да и расписываться в собственном бессилии он не любил.

Уходя от жены, Илья оставил ей все, в том числе и машину. Поэтому в Дубровицы и из Дубровиц в Подольск, где находился офис банка, он ездил на общественном транспорте либо изредка брал такси.

Почему фантазия забросила его в этот старинный русский поселок, Пашин и сам толком не понял. Встретил приятеля Мишу Зуева, который жил в Дубровицах, тот предложил заехать к нему в гости, так Илья и оказался в Подмосковье, сохранившем постройки старинной помещичьей усадьбы: церковь Знамения Пресвятой Богородицы тысяча семьсот четвертого года, дворец, три флигеля и липовый парк.

Современные Дубровицы расположены у слияния рек Десны и Пахры, в шести километрах от Подольска. Первое же упоминание о селе известно еще с тысяча шестьсот двадцать седьмого года, когда в писцовых книгах появилось сообщение: «В Молоцком стану за боярином Иваном Морозовым старинная вотчина село Дубровицы на реке Пахре». При Морозовых в селе и были построены деревянная церковь Ильи Пророка и усадебный дом. Впоследствии деревянная церковь была разобрана и перенесена, а на ее месте в конце семнадцатого века началось строительство каменного храма.

Усадьба Морозовых на протяжении двух веков переходила из рук в руки князей Голицыных, Потемкиных и фаворитов царей и цариц, пока в тысяча девятьсот девятнадцатом году не стала музеем дворянского быта, просуществовавшим всего восемь лет. Затем экспонаты музея были вывезены в Москву, Серпухов и Царицыно, а в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году здание усадебного дома сгорело и было восстановлено лишь в семидесятом.

Поскольку с тысяча девятьсот шестьдесят первого года в Дубровицах начал работать Всесоюзный научно-исследовательский институт животноводства, то на него и возложили уход за усадьбой. Но церковь была возвращена прихожанам только в девяностом году двадцатого века. С августа две тысячи третьего года на территории усадьбы начались восстановительные работы, которые продолжались и в тот момент, когда в Дубровицы приехал Пашин.

В принципе усадьба и являлась главной достопримечательностью поселка, выросшего на береговых склонах Пахры и Десны. Сам поселок был невелик, но и в нем уже появились современные дома и коттеджи, принадлежащие подольской знати. Миша Зуев, приятель Ильи, бывший путешественник-экстремал, к «знати» не принадлежал, Дубровицы просто были его родиной. Здесь жили его прадеды и деды, и от них сохранился столетний деревянный двухэтажный дом, не слишком красивый и шикарный, но добротный и уютный. Правда, Илья прожил у приятеля всего полгода. Потом устроился на работу в банк в Подольске и снял квартиру в тех же Дубровицах, чтобы ни от кого не зависеть.

Холодный душ взбодрил. И Илья занялся завтраком.

Когда лишних денег не водилось (да и бывают ли они, «лишние» деньги?), он в летние месяцы собирал зелень: крапиву, щавель, чеснок, укроп, – добавлял вареное яйцо, майонез и делал изумительно вкусные салаты. А потом так пристрастился к ним, что и в нынешние «сытные» времена питался в основном тем, что мог собрать или купить на местном рынке. К примеру, в четверг он сварил себе отличный свекольник с кефиром и ел два дня. А в субботу изготовил салат из одуванчиков, ингредиентами которого стали кедровые орешки, листья одуванчика и салата, петрушка, вареное яйцо, майонез и цедра лимона. Соль, как говорится в таких случаях, – по вкусу.

Нынешний завтрак (понедельник, девятнадцатое июня, по прогнозу – жара под тридцать, грозовые ливни) прошел под знаком «легкого недонасыщения». Илья съел творожную закуску: творог, сметана, мелко порезанный зеленый лук, укроп, петрушка и ягоды земляники, – запил лимонным чаем и отправился на работу.

Дом, в котором он снимал квартиру, стоял недалеко от нового здания Института животноводства, за которым начиналась территория конного двора с красивыми каменными арчатыми стенами. Миновав двор, Пашин влился в худенький поток сельчан, спешащих к автобусам, полюбовался резным каменным фасадом церкви Знамения со скульптурами апостолов у основания столпа храма и сел в автобус, за четверть часа довезший его до центра Подольска. Выходя из автобуса, он почувствовал спиной чей-то прицельный взгляд, оглянулся, но увидел лишь спину человека в монашеской рясе, скрывшегося в толпе горожан.

Сердце потревожил укол совести: вспомнилось расставание с Антоном Громовым и Валерией три года назад, после известных событий на озере Ильмень. Поначалу они перезванивались, потом перестали. Где-то Гром сейчас? Почему не напоминает о себе?

Сам-то давно их вспомнил? – с укоризной проговорил внутренний голос. Был же в Москве неоднократно, почему не заехал?

Надо будет позвонить, виновато отозвался Илья.