Войд

– Но мы не можем стартовать в «струну» при таких энергоперепадах, – сказал Артур Воеводин. – Гавкнется «суслик».

– Не стартанём – гавкнемся все, вместе с кораблём!

– Командир? – позвал Маккена.

– Ныряем в «струну»! – выговорил Руслан.

– Клиф!

– Выполняю процедуру перехода… – проинформировал инк пассажиров в три приёма, и каждое последующее слово становилось всё тоньше и тоньше, пока не закончилось фистулой.

Последнее, что увидел Руслан, было сложнейшее сетчато-ажурное облако, объединяющее множество чёрных точек, затем рубкой снова завладела тьма…

* * *

Тьма по-прежнему заполняла пространство, и он сначала подумал, что у него закрыты глаза, раскрыл их шире, таращась в эту текучую темноту до тех пор, пока не увидел слабые огоньки где-то на расстоянии вытянутой руки.

В шею кольнуло.

– Э? – выговорил Руслан вслух.

– Прошу прощения, господин Горюнов, – прошелестел под костями черепа бестелесный голос. – Режим ЧС.

Вокруг посветлело. То, что казалось мигающими светляками, превратилось в вертикальные флуоры аварийного освещения, вставшие над спинками кресел. Звездолётчики не шевелились, получив приличную встряску при старте крейсера, Руслан очнулся от небытия первым.

– Где мы? Включи обзор…

– Потерпите минуту, привожу в чувство экипаж и пассажиров, анализирую работу систем. Просмотрите пока данные контроля функционирования и оценки состояния.

Перед глазами поползли светящиеся столбцы бланк-сообщений и цифры анализа работы систем корабля.

«Ра» уцелел после экстренного броска на «струну», однако потерял ход и на девяносто процентов лишился энергоресурса, что не позволяло ему в данный момент пользоваться ни крейсерским шпугом[4 - Шпуг – режим двойного ускорения.], ни защитными генераторами.

Наушники принесли голоса и неровное дыхание членов экипажа.

– Клиф, обзор! – скомандовал Маккена.

Стены рубки растаяли, и космолётчики оказались в полной темноте, словно корабль очутился в гигантской пещере глубоко под землёй.

– Сюрприз, однако, – проговорил со смешком очнувшийся Шапиро.

– Где мы?

– Не имею ни малейшего ориентира, сэр, – признался Клиффорд. – Мы в космическом пространстве, это совершенно определённо, хотя параметры среды отличаются от известных мне, но сомнений нет, кругом практически чистый вакуум: один атом водорода на сто кубических метров!

– Так-так, интересно, – заговорил Шапиро, – очень даже интересно! Что ещё ты видишь?

– В пределах миллиона парсеков – ни одной звезды! Вернее, регистрирую излучение низкотемпературного диапазона, вплоть до микроволнового, от десятка источников на расстоянии до сотни тысяч световых лет. Вероятнее всего, это остывающие коричневые карлики. Плюс недалеко, всего в десятке а. е.[5 - А. е. – астрономическая единица, единица измерения космических расстояний, равна 149,5 млн км.], располагается необычная невидимая система массой около двухсот миллиардов солнечных.

– Чёрная дыра?

– Комплекс чёрных дыр.

– Нарисуй картинку.

На передней чёрной полусфере обзора, к которой были обращены кресла экипажа, соткалась удивительная конструкция, напоминающая пересечение ажурных колец разного диаметра, с туманно-сетчатым ядром в центре.

– Твою курносую! – восхищённо сказал Шапиро. – Бог ты мой! Да это никак Ганглий!

– Что? – требовательно спросил Маккена.

– Объединение чёрных дыр. Теперь я могу сказать, куда нас занесло.

– Куда?

– В будущее! Причём очень далёкое будущее, судя по тому, что мы не видим ни одной звезды. Это триллионы и триллионы лет! Мы совершили самый настоящий флоп-переход!

– Ну, вы и шутник! – крякнул Терёшин.

– Я не шучу, молодой человек, а делаю выводы. Космос вокруг чист как после специальной фильтрации, один атом на сотни кубических метров – это суперстерильность! В наше время даже в космосе между звёздами насчитывалось до миллиона атомов водорода на один кубический сантиметр. Да и эта схематичная конфигурация перед глазами кое о чём говорит.

– О чём? – выдавил вопрос Руслан.

– Неужели не чувствуете, насколько она совершенна?

– Красивая, – с запинкой согласилась Вероника Солнышко.

– Не просто красивая, она безумно гармонична! Это развёртка множества Мандельброта в дерево Фейгенбаума![6 - Множество Мандельброта – фрактал, представляющий собой множество точек на комплексной плоскости, для которого итеративная последовательность не уходит в бесконечность. Дерево Фейгенбаума – геометрическое отражение формулы динамики развития популяции.] Представляете?!

– Допустим, и что из этого следует?

– Само по себе такое дерево не вырастает! Это какая-то форма жизни!

Экипаж отреагировал на последние слова физика восклицаниями и шутками. Даже коллега Шапиро, физик Майкл Шеридан из Федерального института пограничных состояний, занимавший одну из пассажирских кают, – он согласился войти в экспертную группу крейсера, – проговорил укоризненно:

– Не увлекайтесь, Всеволод, вас могут неправильно понять.

Шапиро весело рассмеялся:

– Наоборот, я живу в постоянном страхе, как говорил мой любимый философ[7 - О. Уайльд.], что меня поймут правильно. Давайте подойдём ближе к этому изумительному фракталу.

– Мы практически обездвижены, – сухо сказал Маккена. – До тех пор, пока не восстановим энергозапас.

– Что вообще произошло? – робко спросила Роза Линдсей. – Почему нас занесло в будущее? Если это правда…

– Не сомневайтесь, миссис, это истина. Мы прыгнули в «струну» в момент лоренцева преобразования координат, когда кто-то пытался сбросить корабль в ядро Галактики. Два разнонаправленных процесса, ломающие метрику пространства, и привели к такому результату.

– И что теперь… будет?