Закон перемен

«Значит, никакого ФАГа нет? А есть лишь «вирусная инфекция» нагуалей в нашу «клетку»-домен?»

Ян Тот покачал головой.

«ФАГ существует, хотя и не в том смысле, какой вы придаете ему и его деятельности. Нагуаль для нашего мира действительно – вирус, инициирующий рост «раковой опухоли» вырожденной материи, и направляется этот процесс именно Фундаментальным Агрессором, олицетворяющим собой Закон Перемен… о котором говорить пока рано. Но прежде, чем выяснить, что, собственно, происходит, кто такой ФАГ и что ему нужно, необходимо опять-таки начать издалека.

Итак, мы живем внутри живой – по иным параметрам, но живой – «клетки» исполинского живого – опять же не по нашим масштабам – и разумного – по иным законам – существа, Универсума. Не Бога или Брахмы, как утверждали адепты многих эзотерических школ и учений. Микросущества. Как и любая клетка земного организма – аналогии вполне уместны, «клетка»-метавселенная имеет своеобразные «вакуоли», «ядра», «стенки» и тому подобное, но так как эта «клетка» намного сложнее, она способна передавать «нервные импульсы» – «мысли» Универсума. Это ее не основная, но важная функция.

Теперь представьте, что в Большой Вселенной живут другие суперсущества типа Универсума. Они не всегда ладят между собой, а может быть, просто играют, но их взаимодействие – назови его Войной, Игрой, Разговором или Наслаждением – всегда нарушает работу «клеток» взаимодействующего организма. Что для существ, населяющих «клетки»-метавселенные, зачастую превращается в трагедию, ведет к самым настоящим войнам на уничтожение».

«Как в нашем случае… Но тогда ФАГ – это действительно Игрок? Или «собеседник»? И живет он не в нашей вселенной, а за пределами тела Универсума?»

«ФАГ – это Миросущество Большой Вселенной со своим набором «клеток», законов, принципов и констант. С нашим Универсумом он, возможно, и не воюет, даже наверняка не воюет, просто «играет», но для нас с вами эта Игра оборачивается Войной со всеми вытекающими последствиями, и мы обязаны драться, чтобы выжить. Задачи спасти метавселенную никто перед нами не ставил, но, возможно, я знаю не все, и появление в домене нас, людей, запрограммировано как раз на этот случай. Да и что такое в принципе одна клетка для организма, состоящего из миллиардов клеток? Для человеческого тела потеря одной клетки вообще незаметна. Однако… – Тот понял, какое впечатление произвело на гостей его последнее заявление, и закончил: – Но, может быть, я не прав. Уверен я лишь в одном: человек – система, решающая определенную функциональную задачу космоса, но обладающая достаточной свободой воли».

– Как наши инки и витсы! – прошептала Видана. Она была потрясена, изумлена, шокирована и не скрывала этого.

«Вы говорили о функциях «клетки»-домена…» – напомнил Ставр, не получивший еще всех ответов на возникшие по ходу рассказа вопросы.

«Вы уже сообразили. Чтобы добиться каких-то своих целей, Игроку или ФАГу надо прервать правильное функционирование «клетки», изменить ее состояние, и тогда он «впрыскивает» в нее ганглиоблокаторы, то есть вещества, прерывающие передачу нервного возбуждения по симпатическим нервам – если пользоваться аналогией с любым живым организмом на Земле; ганглиоблокаторы блокируют нервные импульсы в ганглиях – нервных узлах. Таким образом нагуаль – это…»

«Ганглиоблокатор! Чем больше нагуалей впрыснуто в домен, тем быстрее пространство зарастет «паутиной» мертвого пространства и тем быстрее «клетка» выйдет из строя! Вы по этой причине упомянули о том, что мы можем не успеть найти союзников?»

«Не совсем. Наша «клетка»-метавселенная уже перестала быть областью с временно стабилизированной физикой, и деятельность ФАГа в ней призвана ослабить закон роста энтропии, для того чтобы в дальнейшем космос не смог создавать Большие Информационные Системы, способные заменить Инженеров. Помните, я говорил? Архитекторы – Конструкторы – Инженеры… Но главный плацдарм вторжения ФАГа – не макро– и мегакосмос, а микромир! А также вакуум. К счастью, враг не может мгновенно изменить информационную матрицу мира и действует пока на уровне локального изменения законов, но процесс этот уже идет, и количественное нарастание может привести к качественному изменению мира практически в любой момент».

«Что именно пытается изменить ФАГ?»

«Амплитуду флуктуаций вакуума ему уже удалось увеличить. В нашем домене более шести тысяч разрешенных комбинаций протонов и нейтронов, то есть изотопов различных элементов, но лишь двести восемьдесят лежат в зоне стабильности. Например, уран может иметь сто семь изотопов, известно пятнадцать. А изменение вакуумных флуктуаций приводит к сокращению числа стабильных изотопов. Если так пойдет и дальше, станут радиоактивными даже основные элементы, из которых состоят наши тела: азот, кислород, углерод, водород, сера. Изменяется также гравитационная постоянная, увеличивается постоянная слабых взаимодействий, а самое страшное – увеличивается масса электрона…»

«Что вызывает уменьшение дельта эм, разницы масс протона и электрона! – воскликнул Ставр. – О чем предупреждал Голос Пустоты! А я считал его речи абракадаброй!»

В глазах Тота мелькнул насмешливый огонек.

«Кажется, в вас не ошиблись, схватываете вы идеи быстро. Да, Голос о многом успел предупредить людей, но его почти никто не понял, не воспринял всерьез».

Ставр вспомнил загадочные слова инка Диего в доме Грехова в адрес Голоса: «Потеря качества сигнала влечет за собой снижение качества мышления». Диего имел в виду скорее всего снижение интеллекта Голоса, обусловленное падением качества «нервного сигнала», передаваемого через «клетку»-домен. Этот сигнал Ставр воспринимал как «беззвучный толчок» в голову, внутреннее сотрясение сознания.

Помолчали. Ян Тот иногда как бы «уходил», выпадал из сферы общения, то ли продолжал работать, размышлять над какой-то проблемой, то ли разговаривал с абонентами, и Ставром овладело чувство неловкости: они вынуждали этого сверхзанятого человека отрываться от более важных дел. Но кто был – черт бы его побрал! – тот благодетель, что просил Тота поговорить с гостями?..

«И что же теперь? – спросила сникшая Видана. – Что нужно этому… Игроку?»

«Мы не знаем ни его логики, ни психологии, ни цели, это знает лишь Универсум, но решать мы должны свои задачи и на своем месте. Поскольку для нас это война, значит, надо воевать, драться за выживание, пока Универсум не прореагирует на наши усилия и не скажет, например: молодцы, ребята! Хвалю! Или такое: а ну-ка, прекратите возню, не путайтесь под ногами, вас вообще здесь быть не должно!»

Ставр и Видана смотрели на хозяина с одинаковыми чувствами. Ян Тот улыбнулся, встал.

«Но я надеюсь, он так не скажет. Хотя вряд ли наша деятельность очень важна для всего Универсума. Для него, наверное, не слишком важна даже потеря «клетки»-домена. Концепция Игры, утверждения Закона, важнее. А как известно, de minimus lex non curat[4 - Закон не заботится о мелочах (лат.).]. Однако, хотя мы и втянуты в Игру-Войну помимо нашей воли, это не освобождает нас от ответственности за ее исход».

Гости встали, пора было уходить, хотя оба хотели бы беседовать еще долго.

«Что же нам делать?» – спросила Видана с наивной непосредственностью.

«Главная задача – найти каналы просачивания в наш мир чужих законов, изменяющих наши константы, но кто в состоянии это сделать, я не знаю. Может быть, серые призраки, хотя я и не уверен, может, лишь сам Конструктор, а то и Архитектор. Не знаю. Их надо еще найти. Но и людям предстоит поработать, очищая континуум от «опухолей», «шлаков» и «вирусов» – нагуалей, скоплений Абсолютно Мертвой Материи, а также микромир от чужих «вирусных» добавок, лишних измерений, полей и частиц. Кроме того, надо будет подумать и над очищением запрограммированных ФАГом людей, и над изменением социальных отношений, и над изменением концепции бытия человечества. Кстати, последнее – задача архисложная, потому что базисом человеческого существа остается пока животная сторона его природы, и даже интраморфы не освобождены полностью от рудиментов агрессивных желаний, жажды власти, высокомерия или равнодушия. Прощайте, друзья. Надеюсь, мы еще когда-нибудь увидимся».

Ставр поклонился, собираясь уходить, но Видана не удержалась от вопросов, которые мучили ее:

«Ян, сколько вам лет, если не секрет?»

Тот Мудрый обозначил улыбку.

«Двадцать девять. А что?»

«Я думала, вам не меньше двухсот… извините!»

«Если бы мне было столько, я ушел бы с Конструктором еще полсотни лет назад».

«А вы живете… один? – Видана покраснела, метнула на отвернувшегося Ставра косой взгляд. – Я пробовала зондировать ваш дом… нигде никого… простите, ради Бога!»

Тот взял руку девушки в свою, коснулся легонько губами пальцев, сказал вслух:

– Я живу один, Дана. Иногда это толкает меня на странные поступки, как, например, знакомство с вами. Но мой дом всегда будет открыт для вас.

Ставр вышел, стараясь не прислушиваться к разговору за спиной. Видана догнала его уже у лифта, глянула на каменное лицо спутника, но ничего не сказала. Несложно было понять, о чем она думает. Ян Тот поразил ее, заставил работать фантазию и чувства, а его одиночество было достойно жалости. Одиночество – удел всех выдающихся умов, вспомнил Ставр чье-то изречение[5 - Шопенгауэр.]. Дай Бог вам счастья, мыслители!

И Ян Тот, Тот Мудрый, ответил, каким-то образом уловив мысль Панкратова:

«Спасибо, эрм. Но в этом мире можно найти лишь опыт, но не счастье. Ты еще убедишься в этом сам».

«А почему все-таки вы согласились встретиться с нами? Насколько мне известно, до этого вы практически ни с кем не контактировали, кроме…»

«Кроме Лады, дочери Баренца. Уел, эрм. Да, она моя жена, однако мы с ней… в общем, это неинтересно. А вот на вопрос отвечу: мне интересно было пообщаться с человеком, который по прогнозу должен ликвидировать эмиссара ФАГа и даже более того – выйти на уровень Игрока».

НЫРОК В ЧУЖУЮ

Герман Лабовиц жил в Дакке, а работал в Такла-Маканском ксенозаповеднике, изредка оставаясь там на ночь и не испытывая от этого никаких неудобств. Он и в молодости был неприхотлив, довольствовался малым и не тяготел к комфорту, хотя против уюта не возражал, а теперь, будучи экзоморфом, и вовсе перестал обращать внимание на такие мелочи.

Работа в бестиарии заповедника вполне отвечала его внутренним запросам, а дружба с интраморфами синклита давала необходимую разрядку и психологически-интеллектуальный настрой, так что Лабовиц, по своим внутренним оценкам, жил в удовольствие. Кроме того, у него были кое-какие обязанности, возложенные Габриэлем Греховым, и выполнять их в отсутствие бывшего проконсула было интересно. И уж совсем увлекательно было оказаться в центре событий, связанных с деятельностью в Системе Фундаментального Агрессора, чье появление было предсказано Греховым еще во времена Конструктора.

Нынешним вечером Герман тоже решил не лететь домой, а провести ночь на территории заповедника. К тому же обещал заглянуть на огонек Габриэль, и встреча обещала быть информативной.

До закрытия бестиария, в котором проживали представители животного мира планеты Эниф – скалогрызы, мимикрозавры и стражи, похожие на земных грифов, оставалось около часа, когда на территории зоны объявилась компания юнцов, заставившая занервничать инка охраны.

Группа из одиннадцати человек, принадлежавшая одной из сект подчеркнутого инфантилизма – в одежде, в поведении, общении, запросах и желаниях, похожая больше на стаю обезьян, высадилась из аэров прямо в зоне, огражденной трехметровым силовым барьером, и, не обращая внимания на вопли служителей-витсов, принялась с хохотом охотиться за стражами и метить их светящейся краской.

Бестиарий замыкал северную оконечность заповедника и располагался на живописном горном склоне, испятнанном круглыми дырами – ходами скалогрызов. Территория его была невелика – три на четыре километра, и, кроме скал, ничего интересного на ней не находилось, ни кустарник, ни деревья здесь не прижились. Может быть, поэтому и экскурсии посещали бестиарии редко, хотя скалогрызы были достаточно экзотическими животными и зрелище представляли отменное, особенно когда играли друг с другом и прошибали скалы насквозь, будто те были бумажными.

Одиннадцать юных «охотников», пол которых определить было невозможно, одиннадцать разукрашенных «обезьянопопугаев» вломились в будку контроля, разнесли аппаратуру вдребезги, изгнали витсов и принялись палить по всему, что двигалось, из портативных краскопультов. Стражи, которые здесь, в бестиарии, и вообще на Земле, не летали, убежать от «охотников» не могли и принялись прятаться в тоннелях, проделанных скалогрызами.

Досталось и мимикрозавру, имитировавшему вторую будку контроля. Восторгам диких пришельцев не было конца, когда «будка» стала менять форму, пока не превратилась в гигантского многонога, чем-то похожего на таракана. Животное попыталось спастись, а когда это не удалось – напало на преследователей, сбив аэр хваталом.

Когда Лабовиц примчался к месту на патрульном птеране, схватка уже закончилась победой «охотников», один из которых оказался вооружен карабином «дракон». Взбешенный Герман рявкнул с высоты в мегафон-усилитель: «Всем лечь!» – догнал стрелка, отобрал карабин и с удовольствием съездил им же по пятнистой, крысиной физиономии. Остальные попытались устроить кучу малу, дабы «проучить» обидчика, но Лабовиц не стал церемониться с ними и быстро охладил пыл «бойцов», наставив шишек и синяков. В эту секунду из выпуклого бока скалы с гейзером камней и дыма выполз скалогрыз, и обеим противоборствующим сторонам пришлось спешно ретироваться. Герман без особых угрызений совести оставил бы «охотников» на поле боя, но со скалогрызом были шутки плохи, все могло закончиться трагедией, эти звери просто не видели людей, благодаря своему гаммарадиоактивному зрению, и вместе с подоспевшей охраной зоны он быстро загрузил компанию в патрульный катер и отослал с пилотом разбираться в центральное управление охраны заповедника.