Одиссея Северцева
– Интересно, что он задумал? – пробормотал Вадим, давно перестав следить за своими приборами. – Неужели пошел на таран?
– Подземный Талалихин! – фыркнул Северцев. – Японский камикадзе!
Но и Олегу стало не до смеха, когда чужак со сказочной быстротой преодолел полтора километра и вышел точно в лоб «Грызуну».
Командир подземохода остановил бур.
Чужая машина продолжала двигаться навстречу.
– Пассажиры, готовы к десанту? – раздался голос Скорюпина.
Вадим и Олег торопливо надели шлемы.
– Готовы! – доложил геолог. – Что надо делать?
– Если он не остановится – пойдем на таран!
Северцев глянул на спутника, но сквозь конусовидный шлем лица Суркова не увидел.
– Другого выхода нет?
– Предлагайте.
Чужой «крот» приблизился вплотную.
– Мы согласны!
– Внимание! Включаю бур! Приго… – Скорюпин не закончил.
Чужой подземоход остановился, носовым выхлопом уничтожив оставшуюся перегородку между собой и «Грызуном». На экране в облаке редеющего дыма обозначился его острый нос.
Командир прокашлялся.
– Экипаж… – Пауза. – Ваши предложения?
– Включай бур, – мрачно сказал Биронт. – Если он включит первым…
– Посигналь, – предложил штурман.
– Я выйду! – сказал Северцев.
– Не сходи с ума… – начал Сурков.
– Я выйду и помашу фонарем, чтобы там поняли, что у нас на борту есть люди.
– Рискованно, – пробормотал Скорюпин, размышляя над решением.
– Кто не рискует, тот не празднует победу, – усмехнулся Олег.
Скорюпин несколько раз включил и выключил боковые осветители; носового прожектора подземоход не имел.
Чужой «крот» не ответил. Боковые телекамеры «Грызуна» не видели его напрямую, но все же геонавты могли оценить, что находившийся впереди механизм ничего в ответ не включает.
– Я тоже выйду, – мрачно сказал Вадим.
– Зачем? – возразил Северцев. – Уж если рисковать, то одному. Тем более что без меня вы обойдетесь.
– Ты у нас прямо пионер-герой, – усмехнулся Скорюпин. – Александр, так сказать, Матросов. Однако мы не на войне и впереди не амбразура дота с пулеметом.
Северцев покраснел, мысленно поблагодарив непрозрачную пластину шлема, сквозь которую Вадим не мог видеть его лица.
– Я имел в виду…
– Отставить базар! Выходим вдвоем! Андрей, возьмешь управление на себя!
Штурман промолчал.
– В случае чего – уходите на базу на рысях, – продолжал Скорюпин. – Олег, три минуты на сборы.
Северцев молча метнулся к лифту.
8
Они стояли посреди грота, проделанного в толще горных пород бурами обоих подземоходов, и рассматривали чужую машину, освещенную лучами нашлемных фонарей.
Нос этой машины был острым, в отличие от тупо срезанного носа «Грызуна», и чешуйчатым. Да и вся она, точнее, видимая ее часть напоминала морду земного зверька – броненосца, а также червя, каждое колечко которого вдобавок еще было покрыто рыбьей чешуей, отсверкивающей в лучах фонарей маслянистой малахитовой зеленью. Однако в сечении «броненосец» был трапециевидным, что сразу напомнило Северцеву форму уже виденных им тоннелей. Не было сомнений: те тоннели тоже делала машина, подобная этой! Хотя тут же в голове возник вопрос: не могла же она прокладывать тоннели миллионы лет?..
– Или могла? – вслух подумал Олег.
– Что? – раздался в шлемофоне голос командира, стоявшего рядом.
– Подойдем ближе?
Скорюпин помигал фонарем, направляя луч на чешуйчатый нос подземной машины.
Ничего не произошло.
Тогда Северцев нагнулся, поднял камень и бросил.
Раздался глухой стук, будто камень попал в деревянную стенку.
– Он не металлический? – послышался в шлемофонах разведчиков голос Суркова; весь экипаж, затаив дыхание, сейчас приник к экранам и видел то же – через телекамеры скафандров, что и Северцев с командиром.
Олег поднял еще один камень, бросил: прозвучал тот же глухой деревянный стук.
– Странно… – Скорюпин не договорил.
Чешуи на носу подземохода вдруг встопорщились, по ним запрыгали синие электрические змейки.
– Назад! – рявкнул Скорюпин.
Геонавты бросились к своей машине, ожидая мощного разряда энергии в спину, однако этого не случилось.
Что-то лязгнуло, по гроту пронеслась серия тонких свистов.
Беглецы оглянулись.
Под острым носом чужого подземохода образовалось звездообразное отверстие, обрамленное встопорщенными зеленоватыми чешуями.
Скорюпин и Северцев посмотрели друг на друга.
– Нас приглашают в гости, – хмыкнул Олег.
– Не ходите! – предупредил Биронт. – Это ловушка! Вас не выпустят!
– Смысл? – пожал плечами Северцев.
– Все равно не ходите! Они же не вышли к вам?
– Может, аппарат работает в автоматическом режиме? – робко предположил штурман.
– Проверим! – решительно обронил командир, направляясь к люку в чужой подземоход.
Они преодолели горы камней, обрушившихся на пол со свода пещеры, и, лишь подойдя вплотную, оценили размеры подземной машины, принадлежавшей неизвестно кому. Выглядела она как гигантская живая гора, слепо взирающая на людей черным зрачком люка.
– Что, если это и в самом деле живое существо? – со смешком произнес Северцев. – А это его рот?
– Мал больно, – хмыкнул Скорюпин, задрав голову к дыре люка. – Помоги-ка.
Они начали стаскивать камни в одну кучу, сооружая нечто вроде пандуса. Управились с этим нелегким делом за двадцать минут. Северцев первым поднялся на импровизированный пандус и заглянул в темное отверстие люка, испытывая странное ощущение: страх пополам с любопытством.
Внутри коридора, уходящего в недра подземохода, вспыхнул неяркий лиловый свет, но по-прежнему никто не спешил встречать гостей.
– Я бы на вашем месте не рисковал, – снова напомнил о себе осторожный по натуре Биронт. – У вас же нет никакого оружия.
– Мы не воевать пришли, – буркнул Скорюпин. – Олег, давай я пойду первым.
– Я уже внутри, – сказал Северцев и ловко перелез через чешуйчатый «ошейник» люка на покатый пол коридорчика.
Дальнейшее произошло в течение секунды.
Коридорчик под ногами Олега, бугристо-гладкий, влажный, коричнево-бордовый, похожий на глотку кита, вдруг конвульсивно сжался, так, что разведчик не мог двинуться с места, и его понесла вперед непреодолимая сила!
Что-то крикнул вслед Скорюпин.
Олег хотел ответить, но не сумел: перехватило дыхание…
9
«Глотка кита» вынесла его в какое-то темное помещение и оставила в неглубокой выемке в полу.
Северцев выдохнул, расслабил судорожно сжатые челюсти, выпрямился, вертя головой в полной темноте. Фонарь погас и не желал включаться. Лишь в глазах прыгали и вращались огненные колеса.
– Командир! – позвал Олег.
– Здесь я! – сдавленно ответил Скорюпин, и Северцева сбила с ног какая-то масса.
– Черт! Кто здесь?!
– Говорю же – я! – отозвался Скорюпин, оказавшись той самой массой. – Темно, а фонарь не работает.
Тотчас же стены помещения засветились изнутри нежным опалом, и геонавты наконец смогли оглядеться.
Они находились внутри помещения странной формы – посреди дольки апельсина, пересекающейся с еще двумя такими же дольками. Мало того, в стенах этого помещения из матового стекла – с виду – виднелись перепоночки и зернышки, довершающие «апельсиновое» впечатление. Посреди срединной «дольки» из пола вырастало сооружение из того же материала, напоминающее оплывшую тушу слона и кресло одновременно. А в этом кресле сидел…
– Здрасьте! – пробормотал Северцев, сглатывая.
Существо в кресле не пошевелилось.
Больше всего оно напоминало слизня с головой крокодила из старых фантастических фильмов о «Чужом».
– Извините, что мы без спроса… – продолжил Скорюпин.
– Он… оно нас не слышит. Помнишь фильмы «Чужой» и «Чужие»?
– Не помню.
– Я видел в детстве, этот зверь – копия «Чужого»… Это пришельцы!
– Не знаю, пришельцы это или нет, но он, по-моему, мертв!
Однако и Северцев, и Скорюпин ошибались.
Во-первых, то, что они приняли за кресло и за существо в нем, таковыми не были. Это стало понятно уже через минуту, когда «слизень-Чужой» заговорил с ними.
Во-вторых, к пришельцам с небес эта техника не имела отношения. Как будто…
«Слизень» вдруг покрылся слоем извилистых электрических змеек (Северцев и Скорюпин невольно отступили), над ним колечком всплыл световой нимб, и гости услышали хрустящий, ломкий, посвистывающий «голос»:
– Эли ггео уно о-о-о…
– Что?! – машинально отозвался Скорюпин.
Северцев усмехнулся:
– Он предложил нам по чашечке кофе.
– На каком языке он говорит?
– Ни на одном из известных, насколько я понимаю. И это вообще не язык. Я имею в виду – не звук.
– А что?
– Телепатическая связь.
Скорюпин осторожно двинулся к «слизню» с устрашающей головой, вытянул руки в стороны.
– Мы не вооружены… можете нас не опасаться… Кто вы?
«Чужой» покрылся новым слоем искр, все помещение передернуло конвульсивное сокращение стен.
– Ну его к дьяволу! – отступил Скорюпин.
Северцев вдруг обошел его, приблизился к «слизню», вглядываясь в его жуткую, вытянутую вперед морду.
– Это автомат!
– С чего ты решил?
– Живой организм непременно обратил бы на нас внимание. А этот зверь только выглядит живым. Его делали не люди, но в программу заложили встречи наподобие нашей. Иначе он бы не остановился. Возможно, он способен выполнять не одну функцию – дырявить земную кору.
– Ну и фантазия у тебя!
– Это не фантазия, я так чувствую.
– Почему же я ничего не чувствую?
– Ты командир, ты настроен иначе. – Северцев сделал еще шаг, дотронулся до скользкого на вид бока «слизня». – Покажи, что ты делаешь.
«Слизень-Чужой» буквально «поежился» как живое существо (вопреки мнению Олега), выдал шлейф электрических змеек, и эти змейки развернулись в двухметрового диаметра прозрачно-голубой шар, на котором обозначились желто-коричневые пятна материков.
– Глобус!
– Земля?
– Материки имеют другие очертания… но это все же Земля!
Прозрачный шар стал более плотным, как кусок желе, и в нем появились огненные паутинки, пронизывающие материки и ныряющие под океаны и моря.
– Тоннели?!
Это и в самом деле были тоннели, следы которых обнаружили экспедиции спелестологов. Они обнимали всю планету, соединяясь в красивую ажурную сеть.
На глобусе замигал огонек. Он замыкал одну из линий красного цвета, пересекающую, судя по всему, Уральские горы.
– Место нашей встречи, – сообразил Северцев. – Интересно, куда «крот» направится дальше?
– Для нас это не имеет значения.
– Для нас – не имеет, для создателей машины – имеет. Как бы задать ему вопрос, чтобы он понял и ответил?
– Думаешь, поймет?
– Ответил же он на мой первый вопрос?
– Если его делали не люди…
– Кто бы ни делал, подземоход имеет какие-то электронные или иные мозги и способен к вариабельному поведению. А вообще классная была техника! Недаром подземоход работает уже столько лет и не ломается!
По стенкам отсека управления пробежала новая волна «мышечных» сокращений.
Скорюпин отступил назад, к дыре выхода.
– Пошли отсюда! Кто знает, что у него на уме.
– Сейчас, только спрошу его, для чего они роют тоннели.
Однако Северцев не успел задать свой вопрос.
Выгнувшаяся бугром стенка отбросила его в дальний конец отсека, и он провалился в темноту небытия…
10
Кто-то тряс его за плечо:
– Олег, вставай! Нас вызывают в рубку!
Северцев подхватился на койке, разлепил глаза, увидел встревоженную физиономию Вадима.
– Что?! Где я? Как вы меня вытащили?!
– Откуда? – не понял Сурков.
– Из кабины «крота»… меня сильно ушибло… – Северцев осекся, внезапно осознавая, что поход к чужому подземоходу ему всего лишь приснился. – С ума сойти!
– Сон? – догадался и геолог. – Тебе приснился кошмар?
– Не то чтобы… – Северцев помял лицо ладонью. – Приснилось, что мы встретили чужой подземоход.
– Сон в руку, что называется. Локатор засек в двенадцати километрах от нас, на глубине четырех километров, движущееся тело. Помчались в рубку.
– Серьезно? – не поверил Олег.
– Будем решать, – Вадим полез из отсека, – что делать.
Изумленный известием Северцев оделся за несколько секунд и последовал за геологом.
В рубке управления собрались все члены экипажа, с трудом разместившись между креслами командирской команды.
На фоне коричнево-багрового «колодца» локатора была отчетливо видна медленно удлиняющаяся «червоточина» с искоркой на конце.
– Вот хрень! – озабоченно сказал Скорюпин, оглянувшись на экипаж. – Что скажете?
– Американцы? – неуверенно предположил Биронт.
– Скорее уж японцы, – буркнул штурман.
– Пассажиры, ваше мнение. Кто это? Что предлагаете делать?
– Не знаю, – виноватым тоном отозвался Сурков.
Все посмотрели на Северцева.
А он вспомнил свой сон и подумал, что все их прежние домыслы о «подземоходах», роющих тоннели в земной коре, вероятнее всего – чепуха! Тоннели делали не машины, а настоящие «кроты», для которых твердые горные породы – что мягкая почва для обычных кротов.
Пауза затянулась.
Северцев откашлялся.
– Надо идти навстречу… лоб в лоб… Если он остановится – есть шанс начать переговоры.
– С кем? – хмыкнул Биронт.
– Какая разница? Может быть, это действительно чей-то подземоход. А может быть, – Северцев помолчал, – подземная птица.
Экипаж смотрел на него непонимающе, и Олег добавил:
– Мой друг разработал гипотезу, по которой на ядре Земли существует иная жизнь. Для ее представителей породы верхнего слоя планеты – что воздух для наших птиц. Сами они очень плотные и живут на ядре Земли, а птицы…
– Поднимаются в «воздух», – засмеялся Вадим. – То есть «летают» под землей и оставляют следы – тоннели, так?
Северцев кивнул.
Вадим перестал смеяться.
– Ну, дружище, и фантазия у тебя!
Северцев посмотрел на командира, в свою очередь рассматривающего его физиономию.
– Проверим?
Скорюпин раздумывал недолго.
– Все по местам! Идем на таран!
«Грызун» устремился навстречу «подземной птице»…
Глава третья
Край света
1
В поселок Уэлькаль, по сути стойбище морских охотников, эскимосов и чукчей, расположенное на берегу Восточно-Сибирского моря, Храбров завернул не потому, что этого требовал маршрут экспедиции, а по причине более прозаической: кончились запасы соли. Задавшись целью в одиночку обойти все побережье Северного Ледовитого океана, Дмитрий сильно рисковал, несмотря на то, что за его спиной были десятки других экспедиций по Крайнему Северу России, по островам северных морей и по горным странам. Однако он был не только известным путешественником, учеником знаменитого Виталия Сундакова, а также другом Олега Северцева, тоже путешественником от Бога, но и специалистом по выживанию в экстремальных условиях, и никого и ничего не боялся.
Дмитрию Храброву исполнилось тридцать лет. Он был высок, поджар, сухощав, изредка отпускал усы и бородку – особенно во время экспедиций, носил длинные волосы и выглядел скорее монахом-отшельником, чем мастером-экстремалом, способным без воды и пищи пройти десятки километров по пустыне. В двадцать два года он окончил журфак Московского госуниверситета, полтора года отработал в одной из подмосковных газет, женился, но потом «заболел» путешествиями, и семейная жизнь закончилась. Жена не захотела ждать мужа, заработка которого не хватало даже на косметику, по месяцу, а то и по два-три и ушла.
Дмитрий переживал потерю долго, он любил Светлану и даже подумывал забросить свое хобби, но учитель и он же инструктор по русбою помог ему развеять тоску, познакомив с археологами, исследовавшими поселения древних гиперборейцев в Сибири. Дмитрий, увлекшись историей их расселения по территории России, три года провел за Уралом, раскапывал Аркаим, Мангазею и другие поселения русов, потомков гиперборейцев, много тысяч лет назад высадившихся на севере Евразии.
Он и покинув археологов остался исследователем-этнографом, а не просто любителем путешествий, продолжая искать материальные и культурные следы предков там, где в настоящее время редко ступала нога человека.
Дмитрий неплохо знал фольклор народов Крайнего Севера, поэтому, планируя экспедиции, руководствовался не своими желаниями, а легендами и мифами, передающимися из рода в род. Мечта Дмитрия обойти северное побережье России опиралась на не менее сумасшедшую идею найти легендарный Рамль, или Ракремль, – древнюю гиперборейскую крепость, около двадцати тысяч лет назад якобы располагавшуюся где-то на чукотском побережье. Об этом говорили легенды олочей и юкагиров, чукчей и эскимосов. А узнал об этих легендах Дмитрий от своего знакомого, охотно спонсировавшего его экспедиции, который, в свою очередь, был знаком с членами фольклорно-этнографической экспедиции профессора Демина, несколько лет исследовавшей Чукотку.
Рамль искали и до Дмитрия, причем по всему побережью Северного Ледовитого океана, от Мурманска до Уэлена, но Храбров почему-то был уверен, что повезет именно ему.
Высадившись в Уэлене в начале июня, когда в этих местах начиналась весна, Дмитрий за два летних месяца прошел около восьмисот километров вдоль побережий Чукотского и Восточно-Сибирского морей, но короткое северное лето кончилось, в конце августа температура воздуха упала до минус восьми градусов, начались снегопады, и темпы движения снизились. Однако отказываться от продолжения пути Дмитрий не собирался и упорно двигался дальше, надеясь к лютым холодам дойти до устья Колымы – в том случае, если не повезет и он не отыщет следы самого южного[1] форпоста Гипербореи.
В Уэлькаль Дмитрий попал к обеду.
Солнце висело низко над горизонтом и готовилось спрятаться за гряду дальних холмов, с которых начиналось Чукотское нагорье. Близилась полярная ночь, и дни становились все короче и темней. Дмитрию это обстоятельство не мешало, а вот стойбище готовилось к длинной зиме и дорожило светлым временем суток, чтобы успеть выйти лишний раз в море и сделать запасы на зиму.
Охотники Уэлькаля смогли возродить забытый национальный промысел – охоту на гренландского кита и прочих морских обитателей – и за смехотворно короткий летний сезон успевали обеспечивать стойбище мясом нерпы, лахтака, белухи, моржа, китовым мясом и жиром и прочими дарами моря. Но Дмитрию, в общем, все эти деликатесы были ни к чему, во время экспедиций он и сам охотился на зверя, лесного и морского, а потому не переживал, что останется без пищи.
Уэлькаль представлял собой полсотни яранг – конусовидных строений из деревянных шестов и оленьих шкур, в искусстве возведения которых чукчам и эскимосам не было равных, – и нескольких деревянных домиков более цивилизованного вида, принадлежащих местной администрации, магазину, фельдшерскому пункту, школе и детскому саду. Все они располагались в сотне метров от берега не как попало, а по кругу, точнее – тремя почти точными кругами с общественными строениями в центре. И хотя население стойбища насчитывало всего триста пятьдесят человек, выглядел Уэлькаль не временным лагерем, а чуть ли не городком, выросшим на краю света. Впереди – берег и ледяное море, за спиной – вечно мерзлая тундра с редкими холмами. Ни дорог, ни тропинок, только будто утюгом выглаженное побережье Восточно-Сибирского моря.
Встречи Уэлькаля с «большой землей» случались не чаще пяти-шести раз в год, когда сюда прилетали самолеты или заходил корабль с продуктами, топливом для местного «флота» – двух моторных вельботов и карбаса – и кое-какими товарами для магазина. Но гости в поселок заявлялись чаще, особенно когда кончался охотничий сезон. Тогда в Уэлькаль приезжали на вездеходах посланники губернатора и барыги, которые за бесценок скупали, а то и на бутылку разведенного китайского спирта выменивали пушнину и драгоценное мясо морских белух.
Обо всем этом Дмитрию поведал Миргачан, местный шаман, ламут или эвен по национальности, который первым встретил путешественника на берегу моря и пригласил в гости. Жил он в просторной яранге, покрытой двумя слоями оленьих шкур. Шкурами его жилище было устлано и внутри, так что представляло собой роскошную мягкую спальню, способную вместить сразу две-три семьи. Однако шаман – еще не старый человек лет пятидесяти пяти – жил один и жену заводить не собирался. Много лет назад он был охотником, неудачно бросил гарпун в моржа, и тот едва не убил его во время схватки. С тех пор Миргачан хромал, плохо видел правым глазом и сторонился людей. Почему он решил стать шаманом, Миргачан и сам не помнил, но прошел посвящение и поселился в Уэлькале, где нашел понимание и покой.
Дмитрий с интересом оглядел внутреннее убранство яранги, потрогал на полочках вырезанные из китового уса и моржовых клыков фигурки зверей, птиц и людей, бросил взгляд на современную печку, работающую на солярке. Да, цивилизация пришла и в этот богом забытый уголок, это подтверждал и стоящий у стенки яранги японский телевизор, и постукивающий невдалеке дизельный электрогенератор.
Запахи в жилище шамана, правда, вполне соответствовали традиционному образу жизни – запахи трав, шкур, китового жира и паленой шерсти. Однако приходилось терпеть, чтобы не обидеть хозяина.
Лошадь Дмитрий накормил и оставил рядом с оленями, принадлежащими Миргачану; ее он использовал только в качестве вьючного животного, передвигаясь преимущественно пешком. В яранге было тепло, но раздеваться Дмитрий не стал, надеясь лишь на беседу с шаманом, а не на ночлег. Миргачан достал початую бутылку настоящей кристалловской водки, вяленую рыбу и особым образом приготовленное нерпичье мясо. От водки Дмитрий отказался, сославшись на веру, запрещавшую ему употреблять алкогольные напитки (что в общем-то соответствовало истине), а рыбу и мясо попробовал.
Миргачан почти свободно владел русским языком и разговорился, обрадованный возможностью пообщаться с человеком с «большой земли». Он рассказал немало любопытных историй, две из которых Дмитрий даже записал на диктофон.
Первая повествовала о встрече охотников с каким-то диковинным «шибко большим» зверем с огромной драконьей головой и длинным костяным гребнем по спине, вторая уходила в дебри времен. Ее якобы поведал Миргачану старый шаман, у которого он учился, и говорила она о появлении в стойбищах каких-то странных людей с двумя лицами, ищущих «дыру в светлый мир».
Дмитрий, заинтересованный историей, начал было выспрашивать у хозяина подробности, но в этот момент где-то за стенами яранги зародился неясный шум, раздались далекие и близкие крики, и в ярангу, откинув полог входа, сунулся худенький мальчишка с испуганными глазами. Он что-то выкрикнул на эскимосском языке, глянул на Дмитрия и шмыгнул вон.
– Что случилось? – спросил Дмитрий.
Миргачан, кряхтя, поднялся:
– Опять барыги свару затеяли, однако. У нас всегда так: стоит только охотникам получку получить – они тут как тут. Спирт продают, водку, а кто отказывается – того бьют.
Дмитрий непонимающе посмотрел на шамана:
– То есть как бьют? Разве они имеют право принуждать человека покупать у них товар?
Миргачан махнул рукой:
– Многие и не хотели бы связываться с ними, да выпить любят. К тому же барыги почти ничего не продают, а меняют.
– Тем более. А власть как на это смотрит?
– Какая у нас власть? – снова махнул рукой шаман. – Палыч, главный в конторе, но он тоже пьет много, однако, Валентина, она получку выдает, да я вот.
– А милиция? Участковый?
– Нету милиции, однако. В Ирпени есть, у нас нету. А барыги все здоровые, их боятся. Посиди пока, я попробую их успокоить.
– Я с вами, – встал Дмитрий.
Они вышли из яранги.
Было светло, белесое небо казалось покрытым изморозью. Температура в это время года держалась на уровне минус пяти-шести градусов по Цельсию, но сильный ветер заставлял ежиться и поворачиваться к нему спиной…
По стойбищу бродили стайки детей, мужики в засаленных телогрейках и кирзовых сапогах, старухи и молодые женщины в национальных костюмах, так потрясающе красиво отделанных орнаментом и мехом, что на их фоне поблекли бы и столичные красавицы в дорогих шубах. По случаю выдачи зарплаты в стойбище начался самый настоящий праздник, никто не работал, а самая большая толпа собралась на центральной площади поселка, у магазина. Там же стоял вездеход приезжих менял, возле которого толклись охотники, пожелавшие обменять пушнину и мясо на водку, курево и другие «блага цивилизации».
В тот момент, когда Дмитрий и шаман подошли к вездеходу, трое молодцов в черных кожаных куртках били какого-то мощнотелого, но безвольного мужчину в старом десантном комбинезоне. Жители Уэлькаля молча наблюдали за избиением. Лишь женщины иногда начинали кричать на молодых людей и умолкали испуганно, когда четвертый приятель менял, не принимавший участия в расправе, с угрозой оглядывался на кричащих.