Ведьмина поляна – 2
От хладоносца к пролому в пластинчатой внутренней стене крепости поднималась цепь чёрных фигур в красных шапках, стреляя из автоматов. А вслед за ними вышагивали два десятка хладунов, поплёвывая своей смертельной для всего живого, мгновенно замерзающей слюной.
В ответ защитники пролома, а это могли быть только бойцы отряда Гвидо, стреляли намного реже, но не из огнестрельного оружия, которого у них не было, а из пневморужей и, очевидно, из парализующих мышцы глушаров. Было видно, как то один, то другой атакующий переставал вести огонь, падал в камни и замирал.
«Любава! – беззвучно охнул Максим. – Держись! Я рядом!»
– С двух сторон! – принял решение Могута, не колеблясь ни секунды. – Я с отделением Богуслава ударю слева, Макс и Малята – справа. Береги хладуна. Атака по команде, я подброшу врана!
– Почему они не отходят?! – выдохнул Малята. – Выродков целая сотня, а то и две!
– Узнаем. Вперёд!
Отряд разделился на две группы, и Максим повёл свою вдоль берега, усыпанного камнями. Хладун на поводке покорно шлёпал сзади с видом побитого за непослушание осла.
Маневр удался. Увлечённые боем гвардейцы конунга в красных шапках не смотрели на другой берег озерца, и отрядам Могуты и Максима удалось подобраться к арене боя совсем близко, метров на двадцать.
Могута подбросил в воздух ворона, и Максим скомандовал хладуну, направив его на фланг противника:
– Бей!
Залп из пневматических мушкетов и глушаров, поддержанный двумя плевками хладуна Максима, возымел среди нападающих эффект разорвавшейся бомбы! Сразу три десятка чёрных гвардейцев рухнули на камни, а два лягвозверя из атакующей цепи вместо того, чтобы ответить на удар ратников, внезапно плюнули на своих коллег! И между ними начался бой, сразу изменивший ход сражения.
Прежде чем их успокоили, они успели заморозить чуть ли не половину своего войска, в том числе и коллег. Остальные хладуны попятились, ворочая головами, как роботы, так как их поводыри бросились наутёк.
Максим своим заострённым восприятием уловил мысленный зов Любавы, крикнул Маляте:
– Пробиваемся слева!
Оба метнулись к пролому, целя из глушаров в чёрных гвардейцев, палящих во все стороны.
Хладун мешал маневрировать, поэтому Максим бросил его, внушив приказ плевать на красноголовых. Но долго зверь не продержался, хотя и «охладил пыл» трём-четырём гвардейцам. Затем его нашла очередь из автомата, и громадная лягушка упала.
Максим добрался до пролома первым, улучил момент, прыгнул в тёмный коридор.
Там тоже шёл бой. Отряд Гвидо был зажат в клещи: с берега его атаковали десантники с хладоносца, из коридора с двух сторон – пробравшиеся сзади из глубин крепости боевики в муаровом камуфляже. Позже от Гвидо, проработавшего в Еуроде больше года, стало известно, что это были бойцы элитного спецподразделения конунга, выполнявшего его особые приказы.
Любава со своими воительницами и ратниками группы быстрого реагирования отстреливалась от автоматчиков в левом крыле коридора, но чёрномундирных было больше, и стреляли они метко. Двое бойцов группы были уже убиты, и командирше приходилось туго.
Но присоединение Максима и брата изменило расстановку сил, что позволило оборонявшимся усилить стрельбу.
Заметив, что из-под козырька над проломом свесился десантник (камуфляж делал его почти невидимым на фоне стен), наводя ствол автомата на спины Любавы и Марфы, Максим инстинктивно метнул нож. И то же самое сделал Малята. Оба клинка, сверкнув, распороли воздух и вонзились точно в голову стрелка. Выстрелить он не успел, выпав головой наружу.
К пограничникам присоединился Могута с кличем:
– Росичи, губи гадов!
Цепь десантников в коридоре дрогнула, прекратив стрельбу, и начала отступать, теряя боевиков одного за другим.
Точно так же обратилась в бегство и армия красноголовых, превратившись в толпу объятых ужасом беглецов.
Отбив атаку десанта в коридорах, оставшиеся в живых ратники Гвидо и Могуты перенесли огонь на толпу, усиливая панику. Взорвался перегретым, вернее, переохлаждённым пузырём хладун с борта, накрыв вскипевшим белёсым туманом изморози ещё несколько десантников. Остальные начали прыгать в воду и лезть на палубу хладоносца, забыв о своём грозном живом оружии, и когда толпа схлынула, на берегу остались четыре уцелевшие лягушки, бессмысленно топчущиеся на месте.
– Добиваем! – азартно крикнул Малята, успевший вытащить свой и Максимов ножи из головы убитого десантника.
– Отставить! – рявкнул Могута. – Они нам пригодятся!
Малята не расслышал, и Максим догнал его, хватая за руку и останавливая.
– Остынь!
Малята вырвал руку, но понял, что старший пограничник просто выполнял приказ сотника, и виновато глянул на Максима.
Стрельба стихла.
Хладоносец начал отходить от берега. На его борту выстроились красноголовые, угрожающе выставив стволы автоматов.
Кто-то из ратников Гвидо кинулся было к берегу, но с борта корабля раздалась очередь, и боец упал.
– Не высовываться! – ещё раз рявкнул Могута.
Но у Максима сработал боевой рефлекс, о последствиях он подумать не успел: рукоять ножа сама влилась в ладонь, рука метнула нож, и клинок вошёл точно в горло стрелявшего.
Родилась пауза тишины с обеих сторон. Казалось, ещё секунда, и штурмовики конунга откроют стрельбу! Но хладоносец уже отошёл от берега метров на пятьдесят, и открывать огонь, равно как стрелять из глушаров, стало бессмысленно. Болотоход так и удалился к другому концу озера, обогнув изрядно подтаявший пласт льда в центре.
– Не высовываться! – повторил сотник, косо глянув на Максима. – Пусть уплывает!
– Никуда он не уплывёт! – выдохнул Малята, присевший на корточки рядом с продолжавшим стоять Максимом. – Кругом стены!
Однако брат Любавы оказался не прав. Максим тоже сначала посчитал, что хладоносец никуда не денется, но ошибся и он.
Раздался гул и лязг, и перед кораблём вдруг начали раздвигаться стены крепости. Ошеломлённые ратники молча смотрели, как в казавшейся сплошной пластинчатой стене образовался проход шириной метров пятьдесят, хладоносец вдвинулся в него и прошёл насквозь, выходя на свободу. Исчез. Проход так и остался открытым. Включить механизм в обратном направлении, очевидно, было некому.
Бойцы Гвидо с криками высыпали на берег озера, радостно реагируя на изумившее всех происшествие.
К Максиму подбежала измазанная в саже и копоти Любава, обняла.
– Как же я рада! И ты снова спасаешь меня!
Максим кивнул на Маляту.
– Это он тебя спас.
Малята выпрямился, качнул головой. Он пытался держаться солидно, как настоящий мужчина, не выказывая эмоций, но щёки парня горели, глаза сияли, и было видно, что он собой гордится.
– Неправда, он тоже кидал ножик. Жалко, что теперь выродки увезли нож с собой.
– Я видела. – Любава поцеловала брата в щеку. – Обереги мои!
К ним приблизился Гвидо. Лоб у него был в засохшей крови.
– Благодарствую, метатель. Кидаешь ты круто! Хотя зря. А хладун твой, похоже, загнулся.
Максим промолчал.
– Ничего, тут ещё четыре штуки остались, – сказал Малята. – Выберет на замену.
– И тебе ещё останется, – улыбнулась Любава. – Ты же мечтал иметь своего?
– А твой где?
– И моего убили.
– Хватит всем.
К ним подошёл мрачный Могута.
– Много полегло!
– Будем хоронить, – дёрнул плечом Гвидо.
– Нет, повезём домой, там похороним.
– А что теперь будет? – поинтересовался Малята. – Ведь выродки увезли мракобой!
Могута поморщился, прижимая левую руку к груди, и стало видно, что он ранен.
– Перевязать надо! – подхватилась Любава.
– Сам подремонтируюсь, – отказался сотник. – Надо срочно посылать гонца князю. А пока что очистим Клык от этой чёрной падали, если кто остался, и обыщем все закрома. Может, найдём что полезное.
– Там надо посмотреть. – Малята показал на ледяное поле в центре озера. – Не зря же хладуны его стерегли, подмораживая.
– Думаешь, они специально охлаждали озеро? – недоверчиво проговорила Любава.
– А что они ещё могли там делать?
Мужчины переглянулись.
– Это… любопытно, – сказал Гвидо. Окликнул: – Васило, троих в лодку! Проверим, что там за лёд.
Трое ратников вместе с сотником поспешили к берегу.
– Я тоже хочу! – решила Любава. – Макс, идём!
Вслед за Гвидо они сели в одну из двух десятков лодок, оставшихся после ухода хладоносца, нашли вёсла, к ним присоединились Малята и Могута, и обе лодки устремились к центру озера. Грёб Малята, и у него неплохо получалось. Максим мог не отвлекаясь разглядывать воды озера до глубин в три-четыре метра. Но ещё при отплытии интуиция снова напомнила ему о себе, и он склонился к уху Любавы, сидевшей впереди.
– Ничего не чуешь?
– Что-то подо льдом, – так же тихо ответила жена.
– Большое… и злое! Надо было взять с собой хладунов.
– Их ещё предстоит заневолить.
Лодки подошли к краю ледяного поля, облизываемого волнами. Стал виден смутный силуэт какого-то объекта внутри льда. Длина его достигала около сотни метров, один конец казался заостренным, другой – сплющенным, а сбоку виднелись наросты, напоминающие ряд ластов. И больше всего он походил на…
– Белемнит! – проговорил Максим с удивлением, вспомнив название одного из самых древних морских моллюсков мезозойской эры на Земле.
– Что? – не поняла Любава.
– Предок современных кальмаров. Только этот намного больше по размерам.
– Это дракон! – воскликнул Малята. – Я понял! Дракон, охранявший мракобой! Выродки его заморозили с помощью хладунов и утекли, забрав с собой! А может быть, это вообще хтон!
На озере стало тихо.
Ратники на двух лодках смотрели то на льдину, то на молодого пограничника, предложившего идею.
Гвидо хмыкнул.
– Не верю…
– Но и отмахнуться нельзя! – покачал головой Могута.
– А давайте освободим его! – выдал Малята ещё одну идею, вдохновлённый вниманием спутников.
– Ага, чтобы он нас сожрал! – буркнул Гвидо. – Лёд и так скоро растает, и если ваш белемнит или хтон, без разницы, оживёт, нам лучше держаться подальше от Клыка.
– А мы его подморозим! У нас четыре лягвы! А потом заарканим и отволокём домой! Там заневолим, и он поможет нам расправиться с флотом конунга!
На озеро снова опустилась тишина. Ошеломлённые столь необычным предложением Маляты старшие переваривали услышанное. Потом засмеялся Максим, хлопнув парня по плечу, а Любава, перебравшись на корму лодки, чмокнула его в шею.
– Ну, братик, ты и выдал! С ума сойти! Не знаю, как вам, командиры, но я бы так и сделала.
Все посмотрели на задумавшегося Могуту, даже Гвидо.
– Подумаем, – пообещал сотник, очнувшись.
Глава 11
Вертолёт прилетел через сорок пять минут, что говорило о важности сигнала, переданного капитаном в брянское отделение ФСБ, а также о высокой мобильности оперативных подразделений Брянской области. Губерния долгое время с начала СВО подвергалась диверсионным атакам украинских спецподразделений, и к концу операции Брянщину превратили в неплохой укрепрайон. Хотя если судить о неоднократном появлении на её территории беглецов ВСУ, скрывавшихся от правосудия, какие-то лазейки в пограничной полосе между Украиной и Брянской губернией нацики находили.
Ми‑8 в антитеррористическом исполнении – с двумя турелями управляемых и неуправляемых ракет и двумя пулемётами «Корд‑23» – сел в паре сотен метров от поляны с чёрным обелиском. Площадка, свободная от деревьев, была крохотная, и точная посадка на неё подтвердила мастерство пилотов.
Раненого «лейтенанта» забрала группа спецназовцев в костюмах «Витязь», превращавших бойцов в киношных киборгов. Они обследовали глыбу, выслушали рассказы очевидцев бегства нациков в «параллельную Вселенную», но шутить на эту тему не стали. О Сещинском лесе уже ходили слухи, и он был на особом учёте у полиции и спецслужб. А так как в деревне оставался автомобиль украинских нацистов, решено было добраться до неё на вертолёте, чтобы не терять времени, пробираясь по лесным буеракам, и там осмотреть транспорт «партизан».
Командир группы майор Соломин предложил Семененко лететь с ними и дать показания, Виктор отказался, сославшись на свой отпуск.
– Мы ещё грибов не набрали, – сказал он серьёзно при прощании с Соломиным. – Доложи командованию сам.
– Грибов, – понимающе кивнул майор. – Ну-ну, не нарвитесь на грибы посерьёзнее, чем этот «лейтенант».
Вертолёт улетел, и в лес вернулась тишина.
Впрочем, нормальная природная тишина установилась не сразу, потому что удаляющееся татакание вертолётных винтов слышалось ещё полчаса, пока Ми‑8 летел к Глинке, садился на околице и снова взлетал.
– Что будем делать? – спросил Шебутнов, доставая флягу. – Может быть, в самом деле грибков наберём?
– Пойду посмотрю. – Сан Саныч кивнул на камень, проглотивший троих «полицейских». – Попробую догнать тварей.
– Зря, – проворчал Семененко. – Прошло уже больше часа, они, наверно, далеко отсюда.
– Отсюда далеко, – согласился Александр. – А от камня – не очень. Время в Роси течёт по-другому, я говорил. Тут мы можем день валандаться, а там пройдёт пара минут.
– Сказки.
– Проверено!
– Ну хорошо, допустим, ты прав, а как туда пробраться? Мы сто раз обходили камень и никуда не провалились.
– Но ведь нацики прошли? Давайте восстановим цепь событий.
Приятели оживились. Все вместе обошли глыбу, вспоминая, кто где стоял в момент бегства «полицейских», и реконструировали события по секундам. Встали на места беглецов, по сигналу Сан Саныча повернулись к чёрному обелиску и побежали к нему, забирая левее, как бы собираясь в обход.
Александр бежал первым, держа в памяти направление, и в какой-то момент, будучи в метре от глыбы, почувствовал внутренний толчок: «мигнуло» сердце, «мигнули» лёгкие и «мигнули» глаза. По инерции он проскочил камень, остановился и понял, что он в другом мире.
По первому впечатлению показалось, что лес тот же, трава та же, камень остался камнем, и – всё было другое!
Бежавшие сзади Шебутнов и Семененко тоже остановились. Но Саши Павлова среди них не было. Он бежал последним и, очевидно, не попал под «разряд» ведьминого столба.
Шебутнов шумно выдохнул.
– М-мать через быть!
– Саня… – пробормотал Семененко.
– Отстал, – кивнул Сан Саныч с сожалением. – Вернее, проскочил вход в портал.
Огляделись.
– Ну, и где твои нацики? – осведомился сержант.
– Я знаю, куда они направились! – Сан Саныч поискал глазами брешь в кустарнике. – За мной! Они не могли уйти далеко!
Взялись за оружие, выбрались на тропинку и сразу наткнулись на труп. За кустами навзничь лежал молодой рыжий парнишка в колонтаре, глядя открытыми глазами в небо.
– Дьявол! – прошипел Семененко. – Кто это?!
– Дружинник из Хлумани, – ответил Сан Саныч, стиснув зубы.
Капитан нагнулся над трупом.
– Убит выстрелом в затылок.
– У них же не было оружия, – мрачно сказал Шебутнов, имея в виду псевдополицейских. – Автоматы они оставили на поляне.
– Значит, они припрятали и пистолеты.
– Что он тут делал?
– Мать Зоана велела поставить охранение перехода, но парни наверно решили, что ничего плохого не случится.
Шебутнов тенью обшарил кусты и обнаружил ещё одного убитого.
Этот был постарше, лет сорока, имел бороду и держал в руке меч. Но оружие ему не помогло, он тоже был убит выстрелом в голову.
– Если стреляли из бесшумки, в Хлумани никто не услышал. – Александр вскинул карабин. – На рысях!
Метнулись в лес, набираясь ярости и силы.
До границы Хлумани добежали за десять минут, никого больше не встретив. Затем услышали хлопок, переглянулись, сообразив, что это был выстрел, и на ускорении рванули в ту сторону, по пути к дому воеводы. Увидели слева за резной беседкой тело мужчины в обычной общинной одежде – синяя рубаха, красный пояс, штаны, сапоги, – но не остановились.
Нацики выдали себя сами: «полицейские» выходили из-за посада перед воеводским двухэтажным коттеджем с тремя куполами и резными стенами, держа в руках пистолеты и деловито переговариваясь. Они явно никого не боялись (потому что огнестрельного оружия пограничники Хлумани не имели, мелькнула у Александра догадка) и вели себя как люди, исполнявшие обычную работу. По их последующей реакции было понятно, что увидеть преследователей они тоже не ожидали.
Шебутнов и Сан Саныч на бегу вскинули ружья, выстрелили.
Двое «полицейских» – «майор» и один из «сержантов» – получили по пуле в грудь, отлетели назад, вскрикивая и роняя пистолеты. Сан Саныч узнал новейшие «Удавы» калибра девять миллиметров.
Третий член шайки отреагировал как надо, успев выстрелить, и попал Шебутнову в плечо. Но перевести ствол на Сан Саныча не успел: Семененко выстрелил раньше, попадая точно в переносицу здоровяка.
Наступила короткая тишина, взорвавшаяся спустя несколько мгновений хором разных звуков: отовсюду донеслись крики, в основном женские, заревели клювары, в детинце погранзаставы ударил колокол, и в конце улицы появились бегущие дружинники в боевых колонтарях, вооружённые пневматическими мушкетами и мечами.
Раненые «полицейские» попытались дотянуться до оружия, но добежавший до «майора» Семененко ударом ноги в голову послал мужика в нокаут. Напарник «майора» получил удар прикладом карабина и тоже затих.
Сан Саныч бросился к согнувшемуся Шебутнову. Фээсбэшник прижимал ладонь к плечу, и по ней катились ручейки крови.
– Ты как?! Надо перевязать!
– Жить буду, – скривил губы раненый.
– Пуля где?
– В плече, торчит камнем.
– Хорошо, что не в лёгких торчит, пришлось бы повозиться. Тут хорошие лекари, быстро отремонтируют.
Со ступенек крыльца дома воеводы сбежала девушка в красивом сарафанчике, взметнулась длинная коса (Сан Саныч узнал сестру Любавы), а за ней степенно сошла мать Зоана.
– Хвала Свету! Вы вовремя!
– Саныч! – воскликнула девушка, радостно всплеснув руками.
Александр выпрямился с облегчением.
Он был дома.
– Это я.
– Батюшки-светы! – пробормотал Семененко, оглядывая ряды хлуманских домов. – Это… церкви?! Красота какая!
Сан Саныч оглянулся.
– Здесь так строят обыкновенные дома.
– Шедеврально! Чтоб я так жил!
– Ещё не то увидишь.
* * *Ещё один сюрприз ждал их, когда они уже сели за стол.
В горницу вступил большой рыжий кот, уставился на гостей огромными зелёными глазами и направился прямиком к Александру, определив его как «своего» человека.
– Мяут, – заулыбалась Верика, поглядывающая на Сан Саныча; видно было, что она его обожает.
– Ах ты зверина пушистая! – обрадовался военком, начиная гладить кота. – Подрос как, небось кормят часто.
– Нет, он меру знает, – возразила девушка. – Весь дом обследовал, очень любит чистоту, но скучает по Максу.
– А Макс где?
– Уплыл с Любавой на Клык Дракона.
– А ты откуда знаешь?
– Я всё знаю! – рассмеялась Верика.
Разговор за столом шёл, конечно, на росичском языке, и Семененко понимал далеко не всё, о чём шла речь. Но для Сан Саныча язык древних гипербореев стал как родной, к тому же с помощью «икры» лонгияров он легко выучил местную лексику за два сеанса «мысленной магии», и перевод сказанного хозяевами ему не требовался.
Кот дал Александру минуту на глажку, потом проговорил: «Ммррушдрру» – что, наверно, означало: «хорошо, друг» – и степенно, как хозяин, отошёл, вспрыгнул на лавку у стены и застыл с видом сфинкса, контролирующего мир.
До ужина воевода отправил пограничников с телами убитых на ведьминой поляне дружинников в Микоростень. Оба парня были оттуда, и хоронить их надо было по месту жительства.
Потом предали земле убитого жителя Хлумани по имени Степенный, а «жуажина-полицейского», сражённого капитаном, уложили в могилу в лесу, завалив её камнями.
Вместе наскоро допросили раненых «полицейских», подлечив обоих, несмотря на возражения Семененко. Виктор требовал их повесить. Но Гонта отклонил его требование, сказав, что у росичей не принято казнить пленных.
Из допроса беглецов стало ясно, что «полицейские» успели хорошо наследить на Украине и подтвердили своё заявление о том, что повоевали в украинском нацбатальоне «Нахтигаль», прославившемся зверствами и пытками пленных российских солдат и мирных граждан. Семененко снова взвился, раздувая ноздри, заявив, что таких зверей в человеческом облике нельзя оставлять в живых, однако воевода снова его не поддержал.
Из откровений же нацистов стала известна и причина, по которой они направились в Сещинский лес с территории Украины.
Оказалось, беглецы от возмездия услышали о существовании ведьминой поляны от каких-то наводчиков и решили сбежать в Еурод, не имея представления, где этот самый Еурод находится. Наводчик им об этом ничего не сказал. Поэтому о том, что Рось не имеет границы с Еуродом по суше, они не знали. Думали, что спокойно пересекут её, убивая всех, кто станет мешать.
Раненого Шебутнова прооперировал без всяких инструментов лекарь Хлумани, и сержанта поместили на ночь в лазарет – небольшой домик на территории заставы, хотя он чувствовал себя хорошо и рвался к своим.
Сан Саныч лично осмотрел приятеля и увидел лишь покрасневшую звёздчатую припухлость на месте входа пули.
Женя сказал, что саму пулю не вытаскивали, но и в теле её не было. Лекарь каким-то образом «растворил» её «на молекулы» в мышцах плеча.
После всех этих неотложных дел воевода пригласил нежданных гостей, спасших многих хлуманчан от неминуемой гибели, и они уселись в горнице где-то в районе семи часов вечера (по времени Сан Саныча). Какой здесь шёл час на самом деле, было неизвестно. Часов у росичей не было, и мерили время они «на глазок», вернее, все имели внутренние биологические часы, показывающие длительность событий с точностью до секунды.
Семененко удивился, узнав об этом. Александру же данный феномен жизни росичей был не в диковинку ещё с прошлого посещения Роси.
Верика и ещё одна молодая женщина в цветастом сарафане начали подавать на стол. Гости с удовольствием и с аппетитом отведали местную пищу: уху из болотного окуня и краснух (розовые черви сильно напоминали креветок), жареные грибы, по вкусу похожие на мясо кролика, с бобами и вкуснейшим соусом, гречневую с виду кашу с молоком китоврасов (коровы на территории плато не водились) и два вида напитков – ягодный морс (капитану он так понравился, что Виктор выдул целых три кружки) и чай на травах с запахом мёда.
– А насекомых вы едите? – спросил он, попробовав все блюда.
– Насекомых? – подняла бровь Зоана.
– Казуркив, – перевёл Сан Саныч.
Верика прыснула.
– Нет, не едим. Хотя в гимнасии нам говорили, что выродки в Еуроде едят всё, даже червей и насекомых.
– У нас на родине тоже не любят эту кухню, а вот в Азии употребляют в пищу и червей, и тараканов, и саранчу, даже личинки шелкопряда.
Женщины переглянулись, и Александр перевёл им с русского на росичский.
Верика снова рассмеялась.
– У нас еды хватает, казуркив есть не нужно.
– А почему вы называете жителей Еурода выродками?
– Так они и есть выродки, – простодушно ответила девушка. – У них даже рожки растут. И на коже разные узоры страшные.
– Тату?
– Что?
– У нас молодые люди тоже разрисовывают кожу рисунками.
– Нет, это кожная болезнь дурнотел.
– Экзема?
Верика посмотрела на Сан Саныча, и он поморщился.
– Давайте сменим тему, что мы всё о выродках говорим?
– Простите, – виновато поёрзал на лавке Семененко.
После того как перестал есть хозяин, выглядевший уставшим, разговорились. По его словам, он вернулся из рейда к дальним заставам, где пограничникам пришлось отбивать нападение хищных болотных жителей, ядокусов и рептилий-убеспалов. Их уже который раз натравливали на росичей отряды бритоголовых выродков с Еурода, которых за это прозвали бриттоморозками.
– Уже не первый раз к нам проникают плохие люди, – сказал Гонта. – Вы называете их нациками и фашистами. Извините, что вернулся к теме. Может быть, объясните ситуацию у вас в стране?
Гости переглянулись.
– А разве вы не посылаете к нам разведчиков? – недоверчиво спросил Семененко.
Воевода качнул седой головой.
– Бывает, но очень редко, только чтобы решить частную проблему. Ваши… – он сделал паузу, – как это по-русски? Попа… данцы? Так вот они пересекают Грань гораздо чаще.
Семененко издал смешок.
– Классно звучит: попа – данцы! Практически геи.
Гонта посмотрел на Александра вопросительно, и военком с улыбкой объяснил:
– На Земле сейчас царит эра морального распада, если говорить высоким штилем. Европа и Северная Америка, особенно Соединённые Штаты, поддались цветному лобби и пестуют культуру ЛГБТ. То есть как бы борются за права нацменьшинств с таким азартом, что Сатана, наверно, от радости ладоши себе отбил. Нормальные попаданцы, конечно, не имеют к этому никакого отношения, так в нашей литературе называют людей, попадающих в другие миры. Мой друг обыграл это слово по-другому, затронув тему однополой любви: попа – задняя часть человеческого тела, данец – от слова «давать». То есть попаданец – тот, кто даёт… – Сан Саныч подождал, пока Верика убежит на кухню, и закончил: – Мужчина, которого любит другой мужчина, по-нашему – гей.