Чтобы что-то вспомнить – надо это пройти

Новоселы

Помните, как в той песне: «Подумать страшно мне теперь, что я не ту открыл бы дверь. Другой бы улицей прошел….».

А ведь я попал в Ащелисай, можно сказать, совершенно случайно. Как часто по жизни и бывает и, вполне возможно, что сегодня не писал бы о нем….

Когда нас провожали на вокзале в Кишиневе, в феврале 1955 года, было довольно холодно и у музыкантов духового оркестра, от мороза прилипали губы к мундштукам труб, сам видел. Провожали нас шумно, с помпой. Первый эшелон целинников отправляла Молдавия в Казахстан, причем, конкретно в Актюбинскую область. Везли нас быстро, специальный поезд останавливался только на узловых станциях. Вагоны, естественно, «гудели». Многие набрали с собой вина, – в бочонки, канистры, грелки, ну, кто во что и сколько мог, плюс – получили некоторые «подъемные» деньги. В общем, некоторая материальная база была, к ней добавилась нервозность неизвестности, – куда, что и как, да и определенная свобода от всего, что было до сих пор. Все это вместе взятое и располагало к тому, чтобы «погудеть».

В документальных фильмах тех лет, да и отдельных художественных лентах, выезд на целину, как и на другие «великие» дела (строительства ГЭС, ЛЭП, позже БАМ и тп.), отъезжающих всегда показывали героями – патриотами, с комсомольскими путевками и горячими сердцами. По жизни, оно не всегда выходило так. Как правило, все начиналось с Решения Центральной власти, а потом – обычной вербовки, в масштабах, в зависимости от серьезности направления. Освоение целинных земель – тогда было главным и очень масштабным направлением, на него работали многие государственные органы и под него, выделялись огромные, по тем временам, средства. Больше всего среди нашего эшелона, ехало людей, что-то понимающих в механизации – комбайнеров, трактористов, водителей.

Вербовщики выхватывали таких из списков желающих, в первую очередь (за таких им больше платили), а потом уже дополняли группы другими людьми, даже без специальностей, но таких в первом эшелоне, были единицы, в том числе и я. Пока в Министерстве сельского хозяйства Молдавской ССР, оформляли необходимые документы, тем, кого уже «присмотрели» вербовщики, выезжавшие до этого по районам, – предприимчивые представители молдавского комсомола, оперативно выдавали ребятам, подходящим по возрасту, комсомольские билеты и комсомольские путевки.

Я тоже получил билет и путевку, в которых, стоял год рождения, – 1938-й. Так я был записан со школы. Других документов у меня не было, да больше никто ничего и не требовал. По тем документам, мне шел семнадцатый год, хотя на самом деле – шел пятнадцатый….Но никто этого не знал, да и кому это было интересно.

Состав того первого «молдавского эшелона», был очень разнообразен, и по национальному признаку и по возрасту. В основном это были украинцы, русские, белорусы, в разные времена, оказавшиеся на территории Молдавии, в том числе и во время Войны, и после неё, и из многих районов. Меньше всего, по совокупности, было молдаван, хотя нас всегда и везде (потом) называли «молдаванами», на что мы не обращали внимания, так как в этом не было ничего зазорного. В большинстве своем, они друг друга раньше не знали, были отдельные знакомые – соседи, но редко.

В Москве наш поезд поставили отдельно, на пригородном отделении, к каждому вагону подали большие грузовые, машины со скамейками для пассажиров, покрытые брезентовыми тентами, мы погрузились вместе с вещами и были оперативно перевезены на другой, Казанский вокзал. Старшие по вагонам объявили, что мы будем выезжать вечером, с такого-то пути и таким-то поездом, а до вечера, все свободны.

Пока мы ехали до Москвы, как-то само собой получилось, что два соседних купе плацкартного вагона, а это в общем -12 человек, нашли общий язык, вместе кушали, пили и пели, и как бы стали одной командой. Приехав в Москву и, получив целый день свободного времени, мы, всей этой вновь образованной «командой», вышли в город. Ну, естественно, поехали на Красную площадь, прошлись по главному магазину ГУМ (там с нашими кошельками делать было нечего), поели там мороженного и вышли на площадь. Рядом – здание Исторического музея, кто-то прочитал вывеску и предложил зайти в музей, все-таки Исторический!.Зашли. Прошлись по одному этажу. Для меня все (и всегда, и везде) – новое было интересно, среди нашей команды таких, как я, любителей старины и чего-то нового, больше не было.

Возраст группы колебался от моих 15-ти, почти, и единственного среди нас молдаванина, Ивана Чунту (25 лет), а дальше от 35 (мой отец) и до 50-ти. Всем им, «эти старые музейные кости», были абсолютно не интересны, поэтому, кто-то видел слева от главного входа, влево дверь в полуподвал, с надписью «Столовая» и решили, что там будет гораздо интересней….

Пока я в одиночку осмотрел все этажи музея и пришел тоже в столовую, компания уже заканчивала трапезу, а на краю стола стояли восемь пустых бутылок из-под водки….Выйдя из музея, начали искать туалет, направо у кремлевской стены висел большой стеклянный шар, с надписью «Туалет», двинулись туда. У входной двери, влево – часовой с карабином, из кремлевской охраны, не говоря ни слова, нажал кнопку, вышел капитан с повязкой дежурного, спросил – в чем дело- это служебный вход в комендатуру. Спутники мои спросили туалет, мол, тут написано. Капитан сказал – там есть же стрелка, указывающая, что вход в подземный туалет, несколько дальше, вдоль стены. Слава Богу, обошлось все нормально, а то ребята наши были очень перевозбуждены, в том числе и по естественным причинам. С трудом добрались до вокзала, сели потом в поезд и прямым сообщением – на Актюбинск. Как и было договорено, мы снова заняли два последних купе, но наши ряды поредели. Не явились на посадку двое из нашей команды. Ну, их и в музее не было, они сразу куда-то отправились, может к знакомым или родственникам. Так как поезд был литерный, никто не сходил с него и не садился, то у нас образовалось в одном купе два свободных боковых места. На вопросы сопровождающих, где ваши попутчики – мы не знали, что отвечать.

По дороге, на одной из узловых станций, курившие на перроне ребята из наших купе, подобрали какого-то побитого полу хмельного бедолагу, да еще с гармошкой. Его или из вагона выбросили, или он сам откуда-то сбежал, но наши его приютили, обогрели, а потом, всю дорогу заставляли играть и пели разные песни. Команда у нас такая собралась, песенная…. Я не знаю, куда тот гармонист держал путь, но доехал он с нами до самого Актюбинска, как говорится – без билета и на всем готовом.

В Актюбинск наш поезд приехал, где-то в полночь. Мы сразу почувствовали вкус «переселенческой» жизни. Бушевал страшный буран, оставивший город и, естественно, вокзал, без освещения. На железнодорожных стрелках горели обычные свечи. Мороз был за 25 градусов. Старое здание железнодорожного вокзала, не могло вместить (даже стоя вплотную друг к другу) и половину целого эшелона. Вдобавок ко всему, местные встречающие заявили, что ждали нас только через два дня и т. д… Вышедшие из поезда разгоряченные пассажиры, кинулись было назад, в вагоны, но пустой состав очень оперативно куда-то утащили. А тут темень, буран, холод, крики, ругань.

Наша команда из десяти человек, не вместилась в здание вокзала и вышла с его внутренней (городской) стороны. Темнота, ветер, снег, а мы стоим на автобусной остановке, прыгаем от холода и не знаем, что делать дальше. Тот Васька, – гармонист (оказался моим тезкой), начал играть что-то веселое, ребята начали прыгать под музыку и тут (вот когда вспоминаешь, что Бог есть!), к нам подъезжает машина, крытая брезентом, какой-то мужик выходит из кабины и спрашивает: «Ребята, вы артисты?». «А ты что – не видишь!» – ответил за всех Васька. «Тогда, давайте быстрее в машину и поедем, а то – замерзнете»– сказал тот мужик. Мы погрузились и поехали. Оказалось – в областной Дом Культуры. Разгрузились, нам показали, где разместиться. Тепло, сухо, благодать!. Ребята тут же начали «обмывать» наше чудесное спасение, естественно, под музыку. В Доме Культуры в то время был только сторож. Тот мужик, что нас привез – сразу уехал. Пошли песни, даже танцы, но, как говорится, не долго музыка играла, – часов в шесть утра, опять приехал тот мужик, начал крыть нас матом и выгонять из того Дома Культуры. Он снова привез артистов, уже настоящих….

Оказалось, что в Актюбинске проходил областной смотр художественной самодеятельности и того мужика, послали встречать ночью самодеятельных артистов из соседнего с городом, Мартукского района, но так как в связи с плохими погодными условиями, все графики движения поездов сбились, да еще мы приехали вне плана, то нас и приняли за тех артистов.

На обидные высказывания в наш адрес, почему мы сказали, что артисты, тот же Васька резонно ответил: «А мы такие и есть!».

Короче говоря, выпроводили нас опять на буран, но местный сторож, которому тоже кое-что перепало от нашего пиршества, потихоньку провел нас в соседнее с ДК здание, которое оказалось областным управлением сельского хозяйства (оказалось нас там всех и будут «распродавать» – днем), договорился там со своим коллегой-сторожем, и тот впустил нас в фойе управления. Ну, хоть не на улице и то, слава Богу.

И вот здесь появляется Его Величество – Случай, в лице хозяина заезжего дома Ащелисайской МТС в Актюбинске, и по совместительству, в то время, экспедитора и вербовщика кадров, одновременно – деда Данько. Называю его так, потому, что так его звали все. Ну, какой он тогда был «дед!», мужик лет под пятьдесят, крепкий, энергичный, с определенной хозяйской хваткой и ничто нечеловеческое ему не было чуждо, как показали последующие годы нашего знакомства.

Данько пришел раньше всех, ему было поручено из Ащелисая, выхватить из приезжих «молдаван» группу работников – механизаторов. Мы об этом не знали, но он именно потому и пришел пораньше, пока и начальства еще не было, и наших коллег пассажиров сюда еще не перевезли. Узнав, кто мы и что здесь делаем, Данько бросил на ходу: «Пидождить, хлопци, я скоро!»– и выскочил на улицу. Минут через двадцать, он снова появился и заторопил нас, побыстрее грузиться, машина стоит рядом с входной лестницей. Мы, не понимая, что к чему, но чувствуя какой-то к нам интерес, погрузились в машину и через несколько минут, уже были в доме Данько, вернее, в той комнате для приезжих, которую МТС снимал у него.

Опять благодать…Тепло, просторно, даже для 11-ти человек. Данько принес пару литров водки, соленого сала, лука, чеснока, хлеба, соли. Потом побеседовал с нами, с каждым по несколько фраз. Сказал, что представляет, хорошую, славную МТС, что нас там очень ждут и готовятся к приему. Что там есть железнодорожная станция (обманул, что МТС прямо на станции стоит), переписал наши фамилии, собрал путевки и сказал: «Вы тута пока грийтэсь, а я скоро прыду. Дождиться мэнэ!». Мы никуда и не собирались уходить, на улице уже рассвело, но буран не стихал, и было темно, как поздним вечером.

Вернулся он не скоро, но довольный. Сказал, мол, областное начальство очень довольно, что ему удалось так быстро собрать группу работников, согласившихся ехать в Ащелисай. Еще сказал, что мы через час выедем на вокзал и поедем поездом, сделав круг, через станцию Кандагач, так как из-за бурана по обычной дороге – не проедешь. Ребята наши стали возмущаться, что придется ехать поездом, с пересадкой и более 200-ти километров, но Данько их успокоил тем, что сейчас везде такая погода и такие дороги.

Поехали на вокзал, сидим – ждем. Опять тот Случай просится внести корректировки. Оказалось, что билетов на поезд, идущий на Кандагач – нет, в связи с нашим приездом, наверное. И тут! – к нам подходит какой-то мужчина, спросил, кто мы и куда двигаемся (Данько пошел искать билеты), тот мужчина говорит: «Ребята, да зачем вам тот Ащелисай, у черта на куличках! У меня вон стоит машина, я из Родниковской МТС, главный инженер, до Родниковки от Актюбинска -40 километров. Поехали, мы к вечеру будем дома!». Мы переглянулись, потом взяли свои вещи и пошли за ним….И тут, откуда ни возьмись – Данько! ну еще бы минуту не пришел бы и мы уехали, в Родниковку!. «Вы куда?!» – заорал на весь вокзал Данько и полез драться с тем инженером, он оказывается, сумел-таки достать десять билетов. Я не сказал, но наш гармонист, Василий, пока мы были на вокзале, – куда-то делся и больше мы его не видели. Поэтому, нас осталось ровно десять человек.

Понятно, что нам стало неудобно перед Данько, да и все наши путевки были у него, поэтому мы извинились и перед ним, и перед тем инженером, и выехали на Кандагач, там долго ждали поезд на Орск, но перед утром – были уже на нашей станции, тогда это был разъезд № 304.

И тут нас начали постигать разочарования. Оказалось, что от станции до Ащелисая, еще целых 7 километров! Пока мы на двух пароконных санях их преодолели, – просто закоченели от холода, и еще не раз потом вспомнили того инженера из соседней, с Актюбинском, Родниковки. Но выбор уже был сделан. Мне думается, что это не мы его, а он (Выбор) – нас выбрал….

Вот с такими мелкими трудностями и пришлось столкнуться, прежде чем мы оказались холодным февральским утром в натопленном кабинете директора МТС – Кучеренко Якова Марковича, на первой ознакомительной беседе. Судьба играет человеком, а человек играет…на гармошке(в нашем случае). Так я появился в этом, ставшем впоследствии, родным для меня месте, а мог бы и – «другой улицей пройти», где – то, через Родниковку….

Наше внедрение в ащелисайскую жизнь, было довольно сложным с самого первого дня. Вначале нас поселили в заезжем доме колхоза им. Буденного, это рядом с домом Лакшенко И.П..(Позже в том доме жил Яков Майер). Там сделали нары во всю ширину комнаты, и мы все вповалку там спали. Вечером первого дня, как мы туда вселились, пришел знакомиться сосед, Лакшенко. Принес на закуску несколько небольших соленых арбузов, Мы их поели, а круглые арбузные чашечки-корочки сложили да утра на окне. Рано утром, страшный рев буквально потряс всю нашу группу.

Все попадали с общих нар, в каком-то необъяснимом страхе. И окна одного в землянке не стало, исчезло куда-то…, И снежок в дыру залетает.

Оказалось, Иосиф Петрович, утром выпустил погулять на улицу корову и годовалую телку. Одно из окон, как раз там, где лежали арбузные корки, было без стекла, просто забито тонкой черной кровельной бумагой – толью. И было то окно почти рядом с землей, землянка низкая, вросла в землю. Телка унюхала лакомство, те арбузные корки, прорвала толь, просунула в окно половину головы и жует себе.

Голова спящего на нарах крайнего мужика, всего-то в полуметре от окна. Когда мужик услышал какие-то чавканья рядом с лицом своим, открыл глаза и увидел, что черт с маленькими рожками (так ему с похмелья показалось), подбирается к его голове…,он в ужасе вскочил, заорал нечеловеческим голосом и, естественно, напугал телку. Та, с перепугу, дернула головой, зацепила рогом за раму и убежала с окном на шее.

Мы в том заезжем доме жили недолго, но о том времени, можно было бы очень много чего написать. Просто добавлю, что привыкшие к музыке нашего случайного попутчика, Василия, наши земляки, заявили, что им скучно, пустили по кругу шапку, собрали 400 рублей, купили в сельском магзине, отличную шуйскую гармонь, принесли её домой, вручили мне и сказали: «Вот тебя Василек, гармонь и у тебя есть ровно месяц, чтобы научиться на ней играть. А то нам очень скучно!». Так я стал гармонистом, а потом и баянистом, на всю жизнь.

И еще добавлю – из тех десяти приехавших в тот год, «молдаван», в первый же год осталось только четверо: единственный в нашей группе молдаванин, Иван Чунту, работал в колхозе «Новый путь», бригадиром тракторной бригады, еще один из нашей группы, Любицкий Эдуард Данилович, очень толковый, знающий и трудолюбивый был человек, женился на моей немецкой «матери», Франческе Штиль и уехал в Джамбульскую область, я один из всех их, прожил в Ащелисае 22 года, а вот мой отец, Гурковский Андрей Гаврилович, проработавший на ащелисайской земле, четыре года, достоин, чтобы о нем сказать несколько слов. И вовсе не потому, что он мой отец.

Он был и кузнецом, и особенно, комбайнером высочайшего класса. По работе, поверь мне читатель, я не осрамлю свою седую голову, – ему не было равных, ни в Ащелисае, ни во всем, родном ему и мне, Слободзейском районе. Но три войны, шесть ранений и контузий, плюс вспыльчивый характер, всегда ему мешали, всю жизнь и везде.

В 1956 году он работал на сцепе двух комбайнов от МТС, в колхозе им. «Розы Люксембург». Каждую неделю, областная газета, «Актюбинская правда», давала о нем материалы под рубрикой «Герои жатвы». Всю уборку он шел впереди всех по области и намолотил 1200 тонн зерна, при «норме» на Героя социалистического труда, в то время, – 1000 тонн. И он гарантировано получил бы того «Героя», в крайнем случае – один из орденов Ленина, выделенных в том году на нашу МТС. (их тогда получили Шиц Э.Я. и Грузин И.Е., у которых показатели были просто несравнимы, с показателями отца). Но. Закончилась уборка и отец, расслабившись, может и по делу, не знаю, но обругал матом, кого-то из руководства МТС, в итоге, вместо Героя, – не получил даже самой низшей, по статусу, медали.

Точно такое же повторилось с ним в Ащелисае, и в 1958 году, один к одному. Такое же было с ним и много раз, уже дома, в Слободзее. Местные начальники, когда он добивался наивысших в районе показателей, зная его слабости, иногда сами провоцировали его на конфликт, чтобы потом обделить его всем, чем было можно. Единственный раз, как-то он сумел выдержать эту «наградную» паузу и получил орден Трудового Красного Знамени, а мог бы быть весь (простите) увешан наивысшими наградами за все годы работы, и по заслугам. Ну, что было, то было. Теперь уже ему не до наград, к сожалению.

Эта групповая фотография показала, что были хорошие люди и среди новоселов, тех же «молдаван», белорусов, русских, украинцев (не только первопоселенцев) и других прибывающих на нашу балку людей разных национальностей, многие из которых тоже оставили свой добрый след на этой земле.

Жажда

На земле столько воды, что если бы покрыть всю ее (землю) ровным, довольно толстым слоем воды, то она стояла бы всюду, и суши просто не было видно. Воды много, а пить нечего. Вроде и не должно и не может такого быть, но, к сожалению, это действительно так. И если от голода страдает треть землян, то от жажды уже больше половины и это несмотря на таяние ледников из-за потепления. А что же ледники? В основном они поляризованы, если и тают, то стекают в те же горько-соленые океаны. А там, где ледники тают в теплых краях, то и там через реки тоже стекают в моря и океаны. Постепенное потепление пока ничего хорошего не сулит. Пустыни расширяются, наступают стремительно на всех континентах, реки и озера, даже отдельные моря высыхают. Проблема воды, питьевой и поливной, с каждым годом заявляет о себе все сильнее. Для человека вода стоит на втором месте после воздуха, жажда, действительно, все. И если где-нибудь в Карелии или Финляндии о питьевой воде можно просто разглагольствовать, то в Казахстане, Средней Азии, Калмыкии, Ставрополе, на юге Украины, Крыму, да еще во многих регионах России и постсоветского пространства, о воде говорят совсем по-другому. Там вода – это действительно жизнь.

Мне тоже довелось не раз испытать истинную жажду и много раз, так что знаю не по-наслышке, что это такое. И ничего вроде бы не было такого необычного или вообще из рук вон выходящего, просто была жизнь. Можно не верить, но я не раз пил из колесного следа повозки. А что было делать? В молодости, у меня был велосипед начала двадцатого века, с одной левой педалью, а правой вообще не было, даже рычага. Я привязывал телефонным кабелем левую ногу к педали и так ездил. Вниз – давлю на педаль, вверх – тяну ту же педаль и той же ногой. А вместо камер – полова набита в покрышки, приплющенно так едешь, тяжело, но едешь! Попутно скажу, что тот, допотопный велосипед по общему качеству был во много раз лучше, чем поставляемые сегодня велосипеды по импорту. Сегодня это даже не мусор. А тогда что-то там подтянешь, молотком подравняешь, сел и поехал!

Конечно, после моего велосипеда, особенно при +40°, хотелось пить, поэтому то, что попадалось на дороге, ямка с водой, какая-нибудь колея и т. п., все использовалось. Но не ради этого я пишу эту быль. Хочу показать, как пацаны, мои сверстники, выросшие в условиях войны, голода, разрухи, были не чета нынешним их сверстникам. Их, босых, раздетых и всегда полуголодных, не брала никакая зараза, они не болели, потому что не могли болеть, тем более «косить» под больных, потому что любили жизнь и просто жили, они были людьми.

Летом пятьдесят шестого до уборки, у меня был трактор ДТ-54, работал я в бригаде Даниила Георге в колхозе им. Чапаева. Начало июня, 36–38 градусов днем, идет сенокос. У меня на этот период штатная прицеплена машина – грабли тракторные. Одни агрегаты сено косят, это день полный на солнце, потом я граблями десятиметровыми сено согребаю и делаю такие валки, а третий участник или агрегат, подбирает валки в специальный копнитель и ставит копны в ряд. Потом их перегрузят в стоговозы и перевезут к месту хранения, то есть на сеновал: вот вся сенокосная технология.

Вечером бригадир мне сказал, что на самом дальнем нашем поле у другого села, Рождественка, два дня назад скосили половину поля, гектаров 50. Первую половину того поля скосили раньше, и согребал ее агрегат из другой бригады, они как раз там рядом работали, а у нас докосить было нечем. Теперь докосили, так грабли уехали, а если, мол, завтра не согребем, по такой жаре от сена одна пыль останется. Поэтому срочно езжай пораньше туда, там есть две бочки с водой, и трактор «Универсал» нашей бригады подбирает валки. Ехать туда напрямую километров десять, но грабли широкие, а кругом посевы зерновые, уже в рост пошли, придется объезжать все поля кругом, это еще километров десять. При максимальной скорости трактора 7 км в час, три часа езды.

Получив задачу на завтра, мы с прицепщиком все проверили, подтянули и были готовы к утреннему выезду. Утром подождали бригадного повара дядю Колю, пышный был такой веселый мужик, он в полшестого подъехал, сделал чай, а потом говорит: «Ну, пацаны, я вас сейчас рыбкой угощу, вчера от сына из Мурманска посылку получил». Он выдал нам по средней такой вяленой рыбине, внешне похожей на леща. Мы этот деликатес с аппетитом уплели за обе щеки, выпили чая, нашли пустую поллитру, налили туда воды на всякий случай и двинулись в далекий трехчасовой путь. Двигались по краям полей и часам к десяти были на месте. Я хотел промочить горло, начал

искать бутылку, нашел ее, но пустую. Пацан-школьник, мой прицепщик, пока я вел трактор и полулежал, оперевшись на боковину кабины, просто воду выпил. Ну, выпил и выпил.

Подъезжаем к скошенной загонке – бочка деревянная стоит, большая такая кадушка без верхнего дна. Подходим к ней, заглядываем – на дне бочки где-то на сантиметр – вода, а в ней – предста-вители всех живущих в том регионе насекомых всех видов – летающих, ползающих, кувыркающихся и тысяч сто, не меньше. Ну что, сцедили мы воду в мою фуражку и, поделив, выпили, гдето с литр. Поехали согребать сено. Дело к полдню. Солнце вертикально почти, пыль, дышать нечем, да и рыба соленая дает о себе знать. Выехали на второй конец поля, там тоже у дороги стоит кадушка. Побежали к ней, а там тоже, что и в первой – на палец воды и мириады насекомых. Опять сцедили всю массу в фуражку и выпили.

Больше никаких запасов воды нет. Вижу, с другой стороны поля трактор стоит нашей бригады, тот, что копны делает. Поехали к нему, никого нет, что-то там на двигателе у него разобрано. Поискали, может, какая-то емкость с водой – нет ничего, абсолютно. Уже два часа дня, трактор, куда ни дотронься, горячий, пальцы обжигает. Что делать? Мы согребаем, ездим из конца в конец, а уже в глазах темно. Я пацана в кабину взял, ему еще хуже на солнце, чем мне в кабине, хотя и мне в этой печи не сладко. У нас был кусок тонкого троса, я из МТС привез, мы его к рычагу гребки приделали, и пацан прямо из кабины автомат включает – выключает. А пить-то уже невозможно хочется! Можно, конечно, было бросить все, нас же обманули с водой, хотя бригадир мог и не знать, есть там вода или нет. Но воды нет. Ну что, отцепить грабли и ехать в бригаду, полтора часа туда, полтора назад, поле не закончим, это завтра опять сюда ехать? Да с какими глазами я утром войду к бригадиру? Нет, согребаем дальше. Потом – шальная мысль, а соседский трактор! Мы подъехали к нему и спустили из его радиатора две фуражечки воды, каждому по одной. Вода из радиатора старого трактора была похожа на жидкость, если по современным меркам, это как испорченный томатный кетчуп, разбавленный поганой кока-колой, густая такая, темно-коричневая. Мы несколько раз подъезжали к тому бедному трактору, пока из радиатора стала кусками вываливаться грязь. Все, и этот источник иссяк.

Должен сказать, сознание того, что больше ничего нет, кроме килограмма разнокалиберных насекомых, придало нам, не знаю, какие

силы, мы закончили поле и поехали в объезд, в бригаду. Но не по той же дороге, а километра на два дальше, мимо родника. Ледяная такая, чистая вода, и солнышко уже село, и хорошо-то как на свете жить. А внутри наших желудков чего только нет, всего полно, кроме воды и пищи. Да разве это главное, да разве мы поле не закончили, да завтра будет день, и дядя Коля еще даст рыбы из Мурманска, только согребать будем уже с водой!

Повторяю, я не выставляю нас какими-то великомучениками с куриными желудками, переваривающими даже щебень. Нет, это была рутинная, обычная работа, и у нас были обычные молодые желудки, которые ничего не боялись, и так должно было быть, в плане здоровья имеется в виду, и сейчас А сейчас такие пацаны слягут от кислого молока, не то что воды из радиатора. Есть о чем подумать и срочно.

А ведь могли и съесть